Тут, кстати, сразу возникает и еще один вопрос – о каких колбягах (kulpingar), пришедших с востока, идет речь в этом отрывке? Ведь колбяги известны и русским источникам – например, нашему древнейшему своду законов, Русская Правда:
...
«Аще челядин скрыется любо у варяга, любо у колбяга…»
Хорошо знали «кулпингов» и византийцы – как наемников, входивших в состав иностранного корпуса наравне с варягами и росами. Ученые выдвигали множество разных предположений об этнической природе колбягов, наиболее обоснованная последняя теория такова – под колбягами-кулпингами в источниках подразумеваются жители юго-восточного Приладожья, создавшие как раз в это время развитую военную культуру и, несомненно, принимавшие участие в походах на юг.
Богатство Торольва вызывало зависть. Два брата, Харек и Хререк, имевшие с Торольвом личные счеты из-за наследства, оклеветали храбреца перед конунгом Харальдом. Поверив клеветникам, конунг в конце концов отстранил Торольва от сбора дани в Финнмарке и передал это право Хареку и Хререку. Но у тех дело пошло не в пример хуже:
...
«Зимой сыновья Хильдирид (т. е. Харек и Хререк. – М.С .) поехали в горы и взяли с собой три десятка человек. Лопарям казалось, что этим сборщикам дани можно меньше стараться угодить, чем Торольву, и поэтому они платили дань гораздо хуже».
Возможно, дело тут было в меньшем числе воинов у братьев, однако вероятно и то, что успех сбора дани во многом зависел от личных качеств того, кто за данью ездил. На Руси было то же самое – древляне платили дань не полянской общине, а конкретному князю – вспомним, как они «затворились» от Игоря…
Думается, ситуации, в которых оказались Торольв и Свенельд, имели много общего. Так же, как и богатство Торольва, благосостояние Свенельда вызвало зависть дружины Игоря – «се дал единому мужеви много!». Возможно, были и еще какие-то обстоятельства, осложнившие отношения князя и воеводы, но нам о них ничего не известно.
Этот поход стал самой значительной военной экспедицией русов на Каспий.
Поход русов на Бердаа описал арабский ученый Ибн Мискавейх в своем труде «Книга испытаний народов и осуществления заданий». Об этом походе сообщают и другие восточные авторы, например, армянский историк Мовсес Каганкатваци и сирийский писатель-христианин Бар Гебрей.
В 332 г. хиджры (943–944 гг.) большой отряд русов поднялся по реке Куре и напал на богатый город Бердаа, расположенный невдалеке от границ Армении и Грузии. Правил этой областью арабский наместник Марзубан ибн Мухаммед, который в это время воевал в Сирии. Его заместитель попытался организовать оборону города и в дополнение к небольшим регулярным силам собрал пятитысячное войско из ополченцев. Для жителей Бердаа русы были противником новым, незнакомым, и, по словам Ибн Мискавейха, защитники города пренебрежительно отнеслись к незваным гостям, между тем недооценивать противника не следовало:...
«Народ этот могущественный, телосложение у них крупное, мужество большое, не знают они бегства, не убегает никто из них, пока не убьет или не будет убит…»
В другой части своего рассказа арабский писатель приводит еще одну интересную историю о храбрости русских воинов. Как-то раз мусульмане обложили в саду пятерых русов. Среди этих русов был молодой юноша, сын одного из предводителей. Русы отважно защищались и умерли не прежде, чем убили множество нападавших.
...
«Безбородый юноша был последним оставшимся в живых. Когда он заметил, что будет взят в плен, он залез на дерево, которое было близко от него, и наносил себе удары кинжалом своим в смертельные места до тех пор, пока не упал мертвым…»
Ибн Мискавейх оставил любопытное описание русов:
...
«В обычае у них, чтобы каждый носил оружие. Привешивают они на себя большую часть орудий ремесленника, состоящих из топора, пилы и молотка, и того, что похоже на них. Сражаются они копьями и щитами, опоясываются мечом и привешивают дубину и орудие, подобное кинжалу. И сражаются они пешими, особенно же эти, прибывшие на судах…»
Представить себе увешанного столярными инструментами руса, который постоянно носит их с собой, конечно, сложно. Но вообще-то все эти инструменты были необходимы при корабельных переходах – для ремонта и оснастки судов.
В начавшейся битве русы обратили в бегство регулярное войско, затем побежали ополченцы и, наконец, горожане – все, у кого были вьючные животные. Русы, разогнав защитников, спокойно заняли город и объявили жителям (тем, кто не успел унести ноги):
...
«Нет между вами и нами разногласия в вере. Единственно, чего мы желаем, это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас – хорошо повиноваться нам…»
Итак, перед нами уже не просто грабительский набег. Русы пытаются прочно обосноваться на новых землях. Так же (примерно двадцатью годами ранее) действовал датский викинг Хрольв Пешеход во Франции – он получил будущую Нормандию как пожалование от французского короля на условиях защиты этой области от других разбойников. Так же поселились в свое время в Восточной Англии и Ирландии датчане и норвежцы, так же спустя двадцать с лишним лет князь Святослав Игоревич попытается перенести свою столицу на Дунай.
Во всех этих случаях норманнскими предводителями и русскими князьями двигало стремление контролировать богатые области или торговые пути, пребывая там непосредственно. Обратим внимание и на толерантность русов к обычаям покоренного народа. Эта черта присуща архаическим обществам вообще – так, например, монголы, завоевав Русь, не ущемляли православия, хотя и требовали соблюдения монгольских обычаев на своей, собственно монгольской, территории.
С окрестных земель подтянулись мусульманские войска и попытались отбить город, но безуспешно. Жители города великодушия захватчиков не оценили, поддерживали соплеменников и во время боя метали в русов камни.
В ответ последовали карательные меры – часть городского населения была истреблена, а другая часть изгнана. Мужчин, которые по каким-то причинам не смогли уехать, загнали в соборную мечеть со словами: «Выкупайте себя!» Женщин и детей русы содержали в городской цитадели, которую превратили в свой лагерь.
Один из горожан, писец-христианин по имени Ибн Самун выступил с посредничеством и сторговался с русами на сумме выкупа в двадцать дирхемов за одного пленного. Некоторые согласились, но большинство отказалось и ворчало при этом, что, мол, единственное, чего хочет Ибн Самун, это уравнять мусульман и христиан в уплате джизьи – подушной подати.
Переговорщик устранился, и русы приступили к бесконтрольному вымогательству. Многих убили, некоторым удалось убежать из мечети по водосточной канаве, и все без исключения уцелевшие лишились своего имущества…
Тут подоспел и правитель Марзубан с большим войском – весть о бедствиях в Бердаа разнеслась по всему Закавказью. Но и Марзубану ничего не удалось сделать с русами – каждый раз, когда он пытался выбить из города врагов, его воины не выдерживали боя и бежали прочь.
День за днем терпел Марзубан поражения от русов и наконец решил применить хитрость – устроить засаду и завлечь в нее противника притворным отступлением. Но и хитрость едва не закончилась провалом – войско побежало от русов по-настоящему, и правителю стоило больших трудов заставить воинов повернуть и сражаться. Все же ловушка сыграла свою роль, и русы понесли в этом бою большие потери.
И как раз в это время в Южный Азербайджан вторгся со своими войсками другой противник Марзубана – мосульский князь. Пришлось снимать войска из-под Бердаа, отбыл на юг и сам Марзубан, оставив небольшой отряд для осады Бердаа. Но тут на помощь арабам пришел случай – среди русов распространилась желудочная болезнь.
По сообщению Ибн Мискавейха, русы просто объелись местными плодами, на которые с жадностью набросились – ведь в их северной стране ничего подобного не росло… А Мовсес Каганкатваци утверждает, что русов отравили женщины Бердаа.
Собственно, эпидемия началась еще до хитрости Марзубана, после отхода правителя болезнь усилилась и оказалась для завоевателей страшнее защитников города – русы умирали один за одним, наконец, те, кто выжил, решили покинуть город. Ночью они, взяв с собой столько добычи и рабов, сколько могли унести и угнать, вышли из города, погрузились на ожидавшие их корабли и уплыли. После ухода русов арабы разорили их могилы и забрали мечи, пользовавшиеся на Востоке большой славой…
В русских летописях мы не найдем рассказа о походе на Бердаа. Объясняется это, очевидно, тем, что этот поход был частной военной экспедицией, не связанной с деятельностью киевских князей, бывших в центре внимания летописца.
