Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Настоящий талант не может стоять на месте, ему тесно в пределах одного жанра. Потребность высказать «несказанное» диктует необходимость расширения своей литературной территории, освоения новых пустошей. И Цыбин обращается к прозе. К сорока годам он выпускает три книги повестей и рассказов. Это пришвинская по духу, насыщенная поэтическими реалиями философская проза, редкая в наше время… Книга «Капели» – «символ быстротекущего времени. Но «капели» в поэзии и прозе Владимира Цыбина – это и воины памяти, так же как и «остуда» и «отклики», – всё это «живущие герои», поэтические средства донесения мысли автора к думающему читателю… И в новые формы творчества, ибо поэт «нетерпеливо сердцем откликается» на зов прошлого, на голос настоящего и поклик будущего» (Москва. 1982. № 3. С. 177).

А Виктор Смирнов покорил своей повестью «Заулки» (Современник. 1985), покорил сочностью и правдивостью изображения послевоенного быта Москвы и её окраин: представлены обитатели шалмана «Полбутылки», игра в рулетку где-то в районе Инвалидки, знакомство с Серым, который «продал» Димку Чекарю, главарю всех «блатняков»… Димка, студент Московского университета, вспоминал тяжкие годы войны, во время которой и ему довелось много испытать лиха, читал стихи в шалманах, где собиралось много бывших фронтовиков, вспоминавших войну, погибших друзей и товарищей, свято соблюдавших чувства братства и товарищества. Димка – мальчишка, только что поступил в университет, никак не может понять студентов-москвичей, чистеньких, сытых, всегда готовых участвовать в общественной жизни и не понимающих таких, как Димка, которого тянули к себе студенты-фронтовики, тоже вечно голодные, безденежные, плохо учившиеся из-за того, что многое позабыли или просто никогда не знали, а главное – были заняты добыванием средств к существованию. Настоящая жизнь была за стенами университета. И эту жизнь Виктор Смирнов описал подлинными, суровыми красками. Димка попал в неприятную историю, связался с блатными, проиграл данные ему Чекарём 8 тысяч в рулетку, а за этот долг должен был стать наводчиком и помочь ограбить тех, кто его совсем недавно приютил по просьбе отчима. Гвоздь, его друг по шалману, поместил его к своему приятелю, чтобы его спасти от возмездия «блатняков». Так Димка оказался у Ваятеля. И сравнил свою студенческую жизнь с жизнью свободного художника, который ни от кого не зависит и делает то, что подсказывает ему сердце. За короткую студенческую жизнь Димка понял, что никто из профессоров не говорил так искренне, взволнованно о наболевшем, как Ваятель, профессора «не свободны, они скованы кафедрой, положением, собственным научным авторитетом, синим унитазом, «опель-капитаном». Ваятель же не привязан к тяжеловесной гирьке житейской осмотрительности. Вот уж кому терять нечего. Даже увечье делает его более свободным…».

В университете говорят неправду, чепуху, здесь нет настоящей жизни; в шалманах, в сараюшках говорят правду, там – настоящая подлинная жизнь. Много эпизодов написано талантливо, блестяще, игра, например, в рулетку, когда Димка незаметно для себя просадил более 8 тысяч рублей, баснословные по тем временам деньги. Крепко запоминается и эпизод, когда фининспектор хотел уничтожить все эти сараюшки, всех кур, кабанчиков, коз, даже коров, «буржуазное предпринимательство», всё это надо уничтожить, а если разводят, то, значит, налог слишком мал: «Частный элемент и где? В столице! Позор!» А когда фининспектор с государственными полномочиями ушёл, то скульптор Мишка высказывает глубокие мысли: «Мертвечину ненавижу!.. Это он не русские, это он хочет немецкие порядки завести. Всех нельзя, как на конвейере, выравнять, а инвалидов с глаз убрать. Нельзя из жизни сделать стерилизатор. Мы народ одухотворённый, кипящий. Мы фашистов с их железным порядком тем и побили, что вскипели и себя ни в чём не щадили. Такие мы… Всегда у нас были и юродивые, и калики перехожие, и Левши тульские, и Ермаки, и Хабаровы… Всех причесать, всех на конвейер поставить – порядок, может, и появится, а душа исчезнет, живая жизнь. Левша выродится, а Ермак с портфелем станет на службу ходить. Среднестатистический русский – это чучело. Знаешь, что такое энтропия? Стремление к энергетическому уравновешиванию, и конечный результат – гармония, полное спокойствие, тепловая смерть!»

Как живые встают перед глазами и Гвоздь, и Марья Иванна, и Арматура, и Инквизитор, и Серый, и Сашка-самовар, и Яшка-герой, и Инженер, все вот эти люди со сломанной, перепаханной войной судьбой. И вообще шалман «Полбутылка» со всеми его незаурядными обитателями показан живо, интересно, правдиво, и у каждого из героев мечта о свободной жизни, без вмешательства правительственных чиновников и капризов закона.

Но как только автор переносит нас в университет, как тут же возникают всяческие сомнения, недоверие к происходящему. Автору этой книги как раз довелось учиться на филологическом факультетете Московского университета в это примерно время – начало 50-х, и прямо скажу, что не такое уж безнадёжное впечатление осталось от учёбы в МГУ. Конечно, вульгарный социологизм разъедал всё живое, но сегодняшними глазами нельзя смотреть на всё там происходившее и осуждать от имени прозорливого Димки. Мы ведь всему верили, как-никак в МГУ того времени были сосредоточены действительно лучшие силы преподавателей. Блестящий лектор профессор Г.Н. Поспелов, профессора Н.К. Гудзий, А.Н. Соколов, С. Радциг, С.М. Бонди, П.С. Кузнецов, Е.Ф. Галкина-Федорук, декан факультета академик В.В. Виноградов. А главное в романе – думы о свободе мысли и совести.

В «Литературной газете», «Литературной России» и других газетах и журналах много говорилось относительно романов и повестей Руслана Киреева «Подготовительная тетрадь», Анатолия Афанасьева «Командировка», А. Каштанова «Коробейники». Целые полосы литературных газет были заполнены разговорами вокруг этих произведений. Порой художественная и гражданская позиция писателей страдала недостаточно высокой зрелостью, иногда авторы запутывались в своих усложнённых этических построениях. Но учитывать их появление просто необходимо.

«Русское искусство должно быть ясно и прозрачно, как стихи Пушкина. Оно должно пахнуть плотью и быть более вещественным, чем обыденная жизнь. Оно должно быть честно, деловито и велико духом. Его архитектоника должна быть грандиозна, строга и проста, как купол неба над бескрайним небом». Эти слова принадлежат Алексею Толстому, это программа и манифест и современного художника слова.

Анатолий Афанасьев получил от своего друга «чисто беллетристические писульки», «начал их читать с опаской, потом увлёкся и одолел рукопись взахлёб». Автор «Командировки» хорошо знал своего друга, вместе росли, вместе учились, по своим запискам друг представал то мудрым и человечным, то уязвлённым в своём самолюбии, смотревшим на людей несколько прищуренно, то чистосердечным и пр. Автора смущал «избыток сугубо интимных деталей», но друг разрешил печатать эти записки.

Предисловие чем-то напоминало предисловие М.А. Булгакова к «Театральному роману», но пример заразительный. В герое романа есть и благородство, рыцарское отношение к женщине, умение, стремление, желание работать честно и сделать что-то такое, что могло бы его отличить от других, есть и цинизм, неверие в святость каких-то высоких убеждений, а одновременно с этим благородство одиночки, который готов идти против всех и вся, лишь бы доказать свою правоту. Он готов поступать вопреки, казалось бы, очевидным фактам. И раз он в чём-то сомневается, то никто и ничто не может его убедить. Сложный и действительно своеобразный характер, словно бы сотканный из реальных противоречий времени, противоречий поколения, которому нет и сорока.

Виктор Семёнов отправился в командировку в один из южных городов, где делали работу по изготовлению какого-то узла для какого-то необходимого аппарата, нужного медицинским учреждениям. Заказ важный, сотни людей ждут его изготовления, сотни, тысячи больных могут быть излечены, если этот прибор будет работать.

Наш герой составляет список участников разработки и изготовления прибора и знакомится с каждым из них. В этом и заключается сюжет романа. Да и постоянные воспоминания о Наталье, с которой сложились очень трудные отношения, неясные, тревожные, мучающие, занимают много места в рассуждениях нашего героя. И такой сюжет, его развитие, многослойное, многоступенчатое, даёт автору большие возможности показать своего героя в различных ситуациях и переплётах, когда истинное лицо человека нельзя скрыть никакой маской скептицизма и иронической созерцательности.

О «Командировке» много говорилось в печати, но, видимо, Время и цензура всё-таки беспощадно придавливали писателя, в романе чувствовались и скованность, и недоговорённость, даже в чём-то и желание угодить своему времени: оно и понятно, каждому автору хочется увидеть своё сочинение напечатанным, хоть что-нибудь дойдёт.