основаны на сведениях из австрийско-польских источников, преувеличивающих численность поляков. На заседании 22 декабря члены комиссии рассмотрели проблему Чехословакии: «.вопрос о соединении границ России и Чехии равносилен для последней вопросу быть или не быть». Чехии было важно сохранить торговые сношения, которые она имела с Прикарпатской Русью, и обеспечить себе рынок «в сторону России» [409].
25 декабря 1918 г. начало работу Особое подготовительное к мирным переговорам Совещание, которое следовало имперской политике комиссии. 2 января 1919 г. чиновник особых поручений при министре финансов А.Г. Соболев отметил: «Если вложить в понятие самоопределения народов идею создания самостоятельных национальных государственных образований, то от России ничего не останется <…> в наших интересах настаивать, чтобы вопрос об устройстве отдельных народностей был признан подлежащим разрешению самой Россией». 13 января Совещание занималось Чехословакией. Жуковский указал, что соприкосновение «с чешским государством диктуется необходимостью создания преграды для поляков в их возможных стремлениях к Черному морю». Исполняющий обязанности секретаря 2-го политического отдела МИД В.И. Язвицкий обратил внимание на роль Чехословакии в случае конфликта с Польшей: «Пользуясь связями с Чехией и оказывая экономическое давление на Польшу, мы <…> можем оказывать давление на нее и политическое». 24 января, когда Совещание обсуждало польский вопрос. Язвицкий заявил, что поскольку поляки требуют земли «вплоть до Вильны и <…> Минск, то и для нас нет оснований отказываться от своих законных требований». Говоря о проблеме спорных в этническом отношении территорий, управляющий МИД Ю.В. Ключников констатировал: «.плебисцит абсолютно непригодное средство для разрешения национальных вопросов <…> С теоретической точки зрения плебисцит есть устранение государственной воли» [410].
После непростых дебатов Ключников в итоговом докладе изложил «Общие принципы, на которых участвует российская делегация на мирной конференции»: в частности, она «согласует свою [работу] с директивами Российского Правительства в Омске <…> не ответственна за действия большевиков, и все договоры и соглашения, ими совершенные, ничтожны». Специальный раздел доклада был посвящен проблеме «Россия и славянский вопрос». В нем прозвучали следующие требования: «При определении границ Польши с Россией должны быть приняты в соображение как стратегические, так и экономические и этнографические условия <…> а) Литва и Белоруссия <…> не могут быть присоединены к Польше. б) Холмщина должна остаться в пределах России. в) Русь Галицкая и Угорская и Буковина должны быть присоединены к России <…> Западная граница Галицкой Руси должна <…> соприкасаться со Словачиной» [411].
Принятие «Общих принципов» совпало с кадровыми изменениями: место кадета Ключникова занял бывший царский дипломат И.И. Сукин; министром иностранных дел Омского правительства Колчак назначил Сазонова, сохранившего за собой пост начальника управления иностранных дел Особого совещания (правительства) при главкоме вооруженных сил юга России (ВСЮР) – генерале Деникине. Выбор Сазонова был не очень удачен, поскольку тот являлся слишком одиозной фигурой для французских демократических кругов [412], как, впрочем, и другие бывшие царские дипломаты. Деятельность антибольшевистских сил на мирной конференции координировало созданное в конце 1918 г. Русское политическое совещание, образовавшее Русскую заграничную делегацию. Сазонов стал рядовым членом этих структур, но их состав и деятельность согласовывались с Колчаком и Деникиным.
Союзники не допустили к участию в мирной конференции РПС, заслушивая лишь отдельные его «суждения». Например, в декларации РПС от 9 марта 1919 г. говорилось: «.вопросы, касающиеся территории Российской империи в границах 1914 г., за исключением этнографической Польши <…> не могут быть решены вне и без согласия русского народа» [413]. Вместе с тем управляющий политическим отделом Особого совещания Нератов обращал внимание Сазонова на стремление союзников обеспечить «водворение порядка в <…> России при помощи местных элементов, даже враждебных идее единой России» [414]. Правда, Верховный совет союзников в ноте Колчаку от 26 мая готов был признать его правительство при согласии адмирала с независимостью Польши, и в ноте от 4 июня Колчак подтвердил свое согласие на польский суверенитет, но установление границ между Польшей и Россией отложил до созыва Учредительного собрания [415]. Тем не менее западные державы признали ответ Колчака удовлетворительным, поскольку не одобряли великодержавных устремлений Пилсудского.
Не только Польша, но и Чехословакия, несмотря на пророссийскую позицию, стремилась к захватам на востоке Центральной Европы: «То обстоятельство, что Россия с присоединением Прикарпатской Руси непосредственно приближается к средней Европе <…> играет роковую роль при решении карпаторусского вопроса на мирной конференции <…> новосозданные государства <…> прилагают все усилия к недопущению России к горам Карпатам. Чехославия стремится занять Угорскую Русь и <…> отрезать Россию от Венгрии», – писал в июне 1919 г. Копыстянский [416]. Как видим, вопрос о союзниках на национальных окраинах прежней Российской империи был актуален для Белого движения. В Прибалтике, по мнению бывшего военного министра Временного правительства А.И. Гучкова, «только литовцы <…> поддерживали идею восстановления сильной России» как надежного защитника против Польши. Правда, отметил Гучков, «литовский солдат за пределы Литвы не пойдет. [Но] момент для укрепления симпатий литовцев к России <…> благоприятен <…> ввиду боязни захвата Литвы Польшей и недоверия к Германии» [417]. Тем не менее Белое движение, по словам представителя Тарибы в Париже Ф. Нарушевичиуса, не пожелало вести переговоры с Литвой осенью 1919 г. [418]
После начала отступления Колчака и переориентации Антанты на Деникина, с которым конфликтовало РПС, последнее прекратило свое существование в августе 1919 г. Но независимо от этого западные державы все менее прислушивались к заявлениям российских дипломатов. Сазонов в ноябре 1919 г. сообщал Колчаку: намечается привлечение к борьбе против большевиков «всех возникших на окраинах России государственных образований и создание из них не только “санитарного кордона” <…> но тесного кольца для наступательных действий против советской России <…> желательно уклониться от подобных переговоров» [419]. 5 декабря в телеграмме Деникину Колчак обосновал свое мнение по вопросу западных рубежей России: «…образование. Литвы, Польши, Украйны <…> ставит Россию в положение Московии после Столбовского трактата». Потеря выхода к Балтийскому и Черному морям означала бы «историческую гибель русского народа». Политика «Держав согласия <…> дает основание думать, что раздел России является частью политической программы» некоторых из них. Соглашательство с созданными «за письменным столом» государствами будет «глубокой ошибкой и повторением постыдной политики позорного периода Керенского» [420]. Деникин и Нератов придерживались сходных взглядов. Нератов от имени Деникина сообщал Колчаку: переговоры с западными «образованиями <…> могут в случае предъявления нам неприемлемых требований поставить нас в самое тяжелое положение, может быть даже более затруднительное, чем открытое уклонение от этих переговоров» [421].
Программные установки белых влияли на развитие событий на фронтах гражданской войны, прежде всего на западном и юго-западном направлениях. Летом 1919 г. началось наступление армии Деникина на Украине в направлении польского фронта. Главное командование Антанты высказалось за интервенцию
