Еще в 1847 году на Екатерининском проспекте (ныне проспект Римского-Корсакова), 117, по проекту архитектора Н. П. Гребенки были поставлены торговые бани В. Г. Жукова, прозванные горожанами, разумеется, «Жуковскими»; бани дожили до наших дней, правда, не раз капитально переоборудованы и известны как «Лоцманские», ибо находятся на углу проспекта Римского-Корсакова и Лоцманской улицы (по тогдашней нумерации эти бани числились под номером 12 по Калинковской, ныне Репина, площади). Жуков также держал бани на Обуховском проспекте, 11 (так тогда называлась часть Московского проспекта; здание не сохранилось).
Дача В. Г. Жукова в Екатирингофе
В середине XIX века во владение надворного советника, потомственного почетного гражданина В. Г. Жукова перешел дом на углу Невского проспекта и Владимирской улицы (в известном «Атласе» Н. Цылова 1849 года этот дом числится под номером 63 по Владимирскому проспекту или 48 по Невскому проспекту). Помимо этого строения, Жуков держал также дом 4 на Михайловской площади — в 1844 году он продал его известным меценатам братьям, Михаилу и Матвею Виельгорским; этот дом до сих пор называют «домом Виельгорских». Также он владел домом 94 по набережной Фонтанки, домами 22, 33 и 34 по Гороховой улице[22], домами 12 по Обуховскому (Московскому) проспекту, 12 и 19 на Калинковской площади, 11 по Петергофскому (ныне Старо-Петергофский) проспекту, 87 по набережной Фонтанки, 1, 11 и 18 по Лештукову переулку (последний — на углу Загородного проспекта).
Еще Жуков содержал богадельню и приют в Псковской губернии.
К середине 1850-х годов Василий Григорьевич был коммерции советником, членом совета Коммерческого училища, почетным членом Демидовского дома призрения трудящихся, членом медико-филантропического комитета, попечителем и главой комитета Санкт-Петербургской детской больницы, почетным старшиной Жуковского приюта, названного, естественно, в честь Василия Григорьевича. Попечительницей приюта была Ю. В. Шереметева, а ее помощницей супруга Жукова — Мария Александровна.
А. С. Пушкин прославил домовладельца, фабриканта и благотворителя в следующих строках:
…Не лучше ль стало б вам с надеждою смиренной
Заняться службою гражданской иль военной,
С хваленым Жуковым табачный торг завесть…
И снискивать в труде себе барыш и честь…
Участник кружка М. В. Буташевича-Петрашевского, пропагандиста социалистических идей 1840-х годов Д. Д. Ахшарумов в 1849 году оказался в Петропавловской крепости (отнюдь не по доброй воле). Привожу отрывок из его воспоминаний:
«Однажды с ветром залетел ко мне в фортку табачный дым, и запах этот, которого я давно не слышал, был мною воспринят с особенным удовольствием. Я курил в то время, и хотя лишения этого ввиду лишения вообще свободы я почти не чувствовал, но при ощущении приятного запаха прежде любимого мною курения я пожалел, что у меня нет нужных для того припасов, и при первом же отворении двери я спросил об этом дежурного офицера. Он очень любезно ответил, что курение дозволяется, но только на свой счет. Я сказал, что в день ареста у меня был в кармане кошелек с несколькими рублями, и просил его купить мне какую-нибудь простую, небольшую трубку — тогда папирос еще не было (ошибка мемуариста! — И. Б.) — и Жукова табаку. Желание это было исполнено в тот же день; не помню я, какая трубка у меня была, но четвертьфунтовую, в синей бумаге, пачку знаменитого желтого «Жукова кнастеру» едва ли кто из куривших его в прежние времена может забыть. Аромат его, кажется мне, и теперь я узнал бы из множества в природе существующих запахов так же, как и впоследствии Mariland (правильно: Maryland. — И. Б.) doux и соломенных пахитос. Как мне ни было тоскливо и отвратительно на душе, но, набив трубку милейшим табаком и потянув его, я почувствовал как бы разлившееся по жилам моим приятнейшее ощущение».
Потом, правда, «оно сделалось обыкновенным», но так и всегда бывает с курением — сначала хорошо, а потом плохо.
Говоря об успехах Жукова, «Северная пчела» писала: «Он развил эту отрасль промышленности, распространил, усовершенствовал и довел до того, что делаемый в России табак стали выписывать как лакомство за границу». И разумеется, в заслугу «русскому самородку» следует отнести то, что он практически вытеснил с отечественного табачного рынка «вакштаф», «канастер» и в особенности «дрейкениг» («три короля»). Этот последний табак назывался так в память «Священного союза трех монархов» — российского, австрийского и прусского, заключивших 26 сентября 1815 года союз в Париже. Иностранные табаки, уносившие за пределы Российской империи ежегодно миллионы рублей, доставлялись в Петербург из Гамбурга в период навигационного сезона, что обходилось чрезвычайно дешево и без конкуренции.
Во второй половине XIX века дела у Жукова пошли на убыль (уже в начале 1860-х годов «вакштаф» его фирмы трудно было приобрести в Петербурге, не говоря уже о провинции), ибо петербургские курильщики переориентировались на папиросы. Жукову не удалось наладить их производство, хотя такие попытки им и предпринимались. В справочнике по Петербургу, вышедшем в свет в 1874 году, его фабрика упоминается как «одна из старейших… Лет 30 назад пользовалась огромной известностью; ныне производит на сумму не свыше 140 тыс. руб.».
В 1870-е годы, не выдержав папиросной конкуренции, предприятие Жукова прекратило существование. Фамилию удачливого фабриканта, однако, будут вспоминать еще долго, ибо она увековечена его современниками, в частности, литераторами. Так В. В. Крестовский, автор «Петербургских трущоб», писал: «Пар от пуншевого стакана и дым «жукова», испускаемый из длинного черешневого чубука, наполняли комнату особенным благоуханием».
Современник фабриканта, между тем, справедливо отмечает: «Успех Жукова возбудил ревность в других, и мало-помалу развелось у нас столько табачных фабрик, что теперь их по несколько на каждой улице».
Все так, однако табак Жукова еще долго спрашивали не только в Петербурге, но и далеко за его пределами.
С начала 1850-х годов Жуков жил в доме 2 по Лештукову переулку (ныне переулок Джамбула), в квартире 19 — тогда дом числился под номером 71 по набережной Фонтанки, а ныне по набережной Фонтанки, 80. На этом переулке Жуков владел в разные годы как минимум тремя домами. Право, стоило бы отметить последнее пристанище Василия Григорьевича мемориальной доской в память об этом поистине уникальном человеке, без которого история Петербурга неполна (а история Лештукова переулка — тем более!). Переулку Джамбула, носившему с конца XVIII века фамилию лейб-медика Ж.-А. Лестока, до неузнаваемости искаженную петербуржцами, давно бы пора вернуть его исконное имя. Как и нынешней улице Жукова (не путать с проспектом Жукова, названным в честь маршала Г. К. Жукова). Улица Жукова впопыхах была наименована 4 августа 1923 года в честь безликого и давно и заслуженно забытого коммунистического функционера. Не следует ли и ей возвратить ее родное название — Варваринская улица?
6. «Лаферм», или байки дяди Корнея
В 1840-е годы в Петербург в качестве специалиста-гидропата[23] прибыл немецкий барон Йозеф Гоффман. Не найдя работы по профессии, он в начале ноября 1852 года открыл на Невском проспекте, в «Пассаже», небольшую табачную лавку с мастерской и занялся в ней изготовлением папирос на продажу. В Петербурге выходца из Галиции, бывшего католического священника, ставшего к 1850-м годам бароном Йозефом Гупманом де Балбелла, не-состоявшегося гидропата, сделавшегося табачником, стали называть на русский манер — Осипом Михайловичем.
В 1868 году московский 1-й гильдии купец, потомственный почетный гражданин Роберт Шпис (1819–1897) и фридрихсгамский, а также санкт-петербургский 1-й гильдии купец, потомственный почетный гражданин Вильгельм Стукен (1821-?; занимался биржевыми операциями в фирме «Стукен и Шпис») совместно с временным санкт-петербургским 2-й гильдии купцом[24] Йозефом Гупманом (в учредительных документах он также назван «австрийским помещиком») основали табачную фабрику «Общество табачных изделий «Лаферм»» (Гупман, правда, в то время находился в Дрездене, где владел другой табачной фабрикой, что не помешало ему стать основателем и петербургского производства). Первое время фабрика помещалась на Невском проспекте, 46 (дом купца Лихачева, на месте которого в 1902 году по проекту Л. Н. Бенуа было построено здание Московского купеческого банка). С целью расширения дела В. Стукен и Р. Шпис в 1870 году купили земельный участок площадью 447,5 акров на углу 9-й линии и Среднего проспекта Васильевского острова, принадлежавший немецкому архитектору Карлу Ивановичу Лоренцену.
В 1874 году Шпис приобрел дрезденскую фабрику Гупмана «Лаферм» («Laferme»), а в 1881 году получил и долю Стукена в петербургской фирме. В том же году из-за разногласий между компаньонами фирма «Стукен и Шпис» прекратила свое существование. Новые таможенные пошлины на импорт табака, введенные для более успешного развития табаководства на юге России, привели к кризису фирмы «Лаферм», которая импортировала табак с Балкан и из Турции. Сын Роберта Шписа, Альберт, взял на себя руководство с намерением восстановить репутацию фирмы. В 1889 году фабрика купила 486 квадратных метров производственной площади у Я. Н. Цизирева на 11-й линии Васильевского острова, в 1898-м — 600 квадратных метров у Е. Н. Попова на Среднем проспекте, в доме 38, и в 1906 году — 600 квадратных метров у англичанина Шеперсона на 9-й линии. В 1892 и 1895 годах на табачную фабрику «Лаферм» работали архитекторы Юлий Юльевич Бенуа и Рудольф Карлович Мюллер (Миллер). По их проектам были надстроены производственные корпуса и возведен домовый флигель (впоследствии вошел в состав других зданий). Кроме того, в конце XIX века фирма регулярно приобретала земельные участки на побережье Черного моря, где находились большие табачные плантации.
