в Греции [74], относится даже не к началу, а к концу эллинистической эпохи, то есть к тому времени, когда живые непосредственные отношения и общение между обоими народами давно уже успели сделаться совершившимся фактом, несомненность которого вполне определенно засвидетельствована литературными источниками одинаково как той, так и другой стороны. При этом, по-видимому, еще и в то время рабы иудейского происхождения были крайне немногочисленны, так как упомянутые случаи представляют чисто единичные спорадические явления, не только не имевшие, по крайней мере, известных нам прецедентов, но не повторяющиеся в течение долгого времени и после того. С другой стороны, о немногочисленности рабов иудеев еще более наглядно свидетельствует сопоставление их с числом рабов иного происхождения, упоминаемых в тех же дельфийских надписях, среди которых они составляют лишь самый ничтожный процент. Так, из 124 рабов, имена которых приводятся в дельфийских надписях и происхождение которых либо прямо указано, либо может быть определено, только в двух случаях, как видим, идет речь об освобождении рабов иудейского происхождения, что составляет едва 1,6% по отношению к общему числу, тогда как упоминание о рабах греческого происхождения встречается в 24 случаях, сирийцев упоминается 22, фракийцев — 21, эпиротов и македонян — 8, галатов — 8, италийцев — 6, армян, сарматов и иллирийцев — по 4, каппадокийцев — 3, остальных национальностей, так же как и иудеев, по 2 случая и менее. Рабы-иудеи представляются здесь в виде редкого исключения. Если же при этом еще согласиться с мнением Шюрера, полагающего, что в обеих приведенных надписях дело идет о военнопленных, захваченных во время маккавейских войн и проданных затем в рабство в Грецию, в таком случае и самый факт упоминания о рабах-иудеях в обеих этих надписях представляет собою более или менее случайное и преходящее явление.
В другом аналогичном собрании дельфийских же надписей из 27 встречающихся там рабских имен 7 приходится на рабов греческого происхождения, 9 — сирийцев, 2 — фракийца, по одному египтянину, ливийцу, киприоту, бастарну, галату, колхидцу, дарданянину, встречаются, наконец, даже один араб и один раб с Меотийского озера (Азовского моря), но не попадается ни одного упоминания относительно случая отпущения на волю рабов иудейского происхождения.
Богатое собрание аналогичных надписей, содержащее в себе также обильные данные относительно происхождения рабов, имеется еще среди эпиграфических памятников, найденных на острове Родосе, однако и в числе родосских надписей, несмотря на относительную близость этого острова к Палестине, мы равным образом не находим ни одного специального упоминания о рабах иудейского происхождения. Преобладающую массу рабского населения острова составляли рабы из ближайших местностей, преимущественно с южного и юго-западного побережья малоазийского полуострова, из Карии, Ликии, Лидии, в меньшей степени из Киликии, Каппадокии, Галатии, Фригии, Сирии, затем также из Египта, Персии, с берегов Черного моря и даже из Италии.
С эпиграфическими данными, касающимися происхождения рабского населения в Греции, вполне согласуются и те данные, какие можно найти по этому поводу в литературных источниках, прежде всего в произведениях аттических комиков пятого-четвертого столетий. И в этих последних точно так же встречаются многочисленные указания на происхождение рабов по преимуществу из Фракии, Македонии, с берегов Черного моря и из Дакии, Лидии, Фригии, Пафлагонии, Карии, Сирии, наконец, из Египта, Эфиопии и южной Италии. Однако и среди литературных данных мы тщетно стали бы искать хотя бы одного определенного указания или хотя бы намека на происхождение отдельных рабов из Иудеи.
И эпиграфические, и литературные данные, таким образом, вполне согласно свидетельствуют о том, что рабы-иудеи, по крайней мере, которые были бы определенно указаны и отмечены в качестве таковых, почти, и быть может, и совершенно отсутствовали в Греции. Правда, если мы и не встречаем прямых и определенных указаний на рабов иудейского происхождения, то мы можем предполагать их скрывающимися под общим наименованием сирийцев. Географический термин «Сирия» греки нередко понимали в широком смысле, подводя под него не только собственную Сирию, но одинаково и всю область, начиная от Красного моря на юге и кончая Каппадокией на севере. Хотя Геродот, как мы видели, и выделяет побережье, заселенное филистимлянами, и соответствующие ему внутренние области стран, в том числе, следовательно, и собственно Иудею, под специальным наименованием Палестины [75], однако в других местах своей «Истории» и он называет всю указанную местность Сирийской Палестиной, относя, таким образом, и Палестину к Сирии, понимаемой в широком смысле. Южную часть Сирии, включая и области, расположенные на юг от собственной Сирии вплоть до северного берега Красного моря, греческие писатели нередко обозначали также названием Келесирии, а, например, Клеарх из Сол, передавая рассказ Аристотеля, как мы видим, определенно относит к этой последней и Иудею, называя родину встреченного Аристотелем иудея Келесирией.
Предположение о возможности появления в Греции рабов иудейского происхождения под именем сирийцев, таким образом, не содержит в себе чего-либо неправдоподобного и представляется вполне возможным и вероятным, тем более, что, как уже отмечено нами выше, этот факт находит себе подтверждение и в свидетельстве пророка Иоиля, негодующего против жителей городов Тира и Сидона и против филистимлян, продававших, по его словам, сыновей Иуды и Иерусалима в страну Яваним, то есть Грецию (точнее, Ионию) [76]. Но если бы такое предположение и соответствовало действительности, если бы рабы иудейского происхождения и появлялись в действительности на рабских рынках Греции под именем сирийцев, если даже, наконец, принять во внимание и самую многочисленность рабов сирийского происхождения, составлявших одну из главнейших и наиболее многочисленных групп рабского населения Греции [77], все же число рабов собственно иудейского происхождения даже в этой обширной группе вряд ли может быть признано особенно значительным. Необходимо иметь в виду, с одной стороны, прежде всего незначительность самой области, занимаемой Иудеей, при обширности Сирии в том широком значении этого географического термина, какой придавали ему греческие писатели, подводя под него, как уже указано, не только собственную Сирию, но и все пространство от берегов Красного моря вплоть до Каппадокии и даже часть этой последней, именно, страну так называемых левкосирийцев, расположенную уже в пределах Каппадокии; с другой стороны, рабы из числа иудеев вообще не могли быть многочисленны уже в силу одного только внутреннего, удаленного от моря и, следовательно, недоступного для нападений морских пиратов, являвшихся главными поставщиками на рабские рынки, положения. При этом, в частности, решая вопрос относительно возможности появления рабов иудейского происхождения на собственно греческих рынках, следует принимать еще во внимание то обстоятельство, что Иудея расположена на самой южной окраине области, именовавшейся греками Сирией, то есть в части этой последней, наиболее удаленной от
