Александр Селянинов - Тайная сила масонства

Приняв систему "строгого наблюдения", т. е иллюминатство, русское масонство этим подчинило себя масонству шведскому, во главе которого стоял герцог Зюдерманландский, будущий убийца Густава III. Таким образом русское масонство сделалось "государством в государстве" и отдавало себя в непосредственную власть иностранной, неприязненной России державы. С этого времени во главе русского масонства появляются разные иностранцы; уже по одному этому легко судить, насколько масонство, находясь под руководством людей, если не враждебных, то по крайней мере безразличных к судьбам нашей родины и нашей веры, могло служит на пользу России. Так, в 1779 году появляется иллюминат Шварц, родом из Трансильвании, ярый приверженец "строгого наблюдения", и захватывает в свои руки управление почти всем масонством в России. Вообще около этого времени Россию, по словам Ниса, наводняют иллюминаты. Уже с 1779 года масонство стало возбуждать некоторые подозрения со стороны правительства. Петербургский полицмейстер П. В. Лопухин по приказанию начальства два раза был в ложах "для узнания и донесения Ее Величеству о переписке их с герцогом Зюдерманландским.

В 1780 году Шварц основывает тайную мастерскую "гармонию", в которой соединяет как противников, так и сторонников "строгого наблюдения". Таким образом, даже самые благонамеренные из русских масонов оказались, сами того не подозревая, причастными к иллюминатству, а несколько времени спустя их, по словам Новикова, "почти насильно" заставили принять иллюминатские степени. В следующем 1781 году Шварц отправился представителем русского масонства на масонский конвент во Франкфурте. Этот конвент был организован иллюминатами и был весьма подозрителен даже для многих масонов (например для прусского министра Вельнера).

Шварца, разумеется; это не остановило; он поехал на конвент, и там была выработана организация русского масонства. Организация эта заключалась в следующем: в России учреждается так называемый "теоретический градус", состоящий из двух капитулов (т. е. тайных мастерских) под верховным управлением Шварца; во главе первого капитула был поставлен Татищев, а во главе второго - князь Трубецкой. В 1782 году основателем иллюминатства Вейсгауптом был созван масонский конвент в Вильгельмсбаде. На этом конвенте Россия была признана "восьмой масонской провинцией", а вместе с тем была решена погибель всех монархий; масоны постановили начать с Франции и поклялись друг другу в смерти Людовика XVI, Марии-Антуанетты, а также шведского короля Густава III. На этом же конвенте Шварцу было предписано основать в России розенкрейцерство. Вот в чем это заключалось: "Как и в системе "строгого наблюдения", в розенкрейцерстве низшие братья были обязаны повиновением высшим, а личный состав высшего управления, так называемый "внутренний орден", был низшим братьям совершенно неизвестен: однако в руках этих членов невидимого ордена сосредоточивались нити всего управления. Слепое орудие в руках непосредственных явных начальников, братья были на самом деле орудием в руках тайных высших начальников, приводивших сообразно своим желаниям в движение весь механизм масонства. При повышении в степенях происходил тщательный отбор. Большинство масонов даже не подозревало о существовании высшего тайного масонства. "При постепенном повышении из степени в степень братьям по очереди внушались известные идеи, и в каждой данной степени все старания были направлены на развитие или привитие определенного взгляда на вещи. Посвящаемый связывался обетом молчания о виденном и слышанном". Из всего этого ясно, что хотя многие розенкрейцеры были благочестивыми верноподданными, однако это ничего не доказывало; "не следует удивляться тому, - пишет автор "Жизни Жозефа Бальзамо", - что многие масоны остаются монархистами; эти масоны еще не посвящены в тайну, ибо их интересы могут быть противоположны масонским целям". При подобной организации русские масоны легко могли служить орудием замыслов других лиц, особенно имея во главе подозрительных иностранцев, вроде Шварца. Новикову розенкрейцерство было подозрительно и отношение его к Шварцу несколько охладились от этого. О положении русских масонов в этом братстве мы можем судить из следующего признание самого Новикова: "Братство розового креста в России существует, сколько мне открыто было и известно, как находившемуся в нижних только градусах. Кто суть действительные из начальников мне открыто не было, и я не знаю не только сих, но ниже того, который за моим первыми или ближайшим, которого одного только и знать по введенному порядку в ордене я мог. В России первое основание сему братству положил профессор Шварц, который и был начальником здесь". Это ценное указание Новикова, якобы стоявшего во главе русского масонства и более других пострадавшего за него, является целым откровением. Нет сомнений, что он был только мнимый глава, а что истинные руководители масонства были совсем не там, где их искали. Не менее знаменательны признания других масонских "руководителей", князя Никиты Николаевича Трубецкого, Тургенева и Лопухина, также пострадавших при разоблачении масонства. Первый из них говорит: "по неограниченной моей к Шварцу доверенности я тогда многое подписывал, не читая бумаг его". Тургенев также не скрывает, что служил чьим-то слепым орудием: "говорится у нас, что тайну ордена не открывать никогда и никому: но как я сей тайны еще не получил, то и обязательства сего не давал". Наконец Лопухин так отзывается о "строгом наблюдении": "я видел в нем одно брожение, которое, по моему мнению, не могло привести ни к полезным познаниям, ни к чему доброму, а удобнее злоупотреблено быть могло и могло привести к видам политическим и противным благоустройству государственному". Вместе с тем один из истинных руководителей - Шварц, благодаря своим масонским связям, сделался профессором московского университета, лекции его там "служили истинной школой масонства". В 1783 году Шварц заставил Новикова, Лопухина, Тургенева и некоторых других написать прошение о зачислении русского розенкрейцерства в берлинский капитул. Таким образом русское масонство перешло под управление берлинских "тайных начальников".

XVII

В том же 1783 году масоны совершают первое преступление: они завели в доме Шварца тайную типографию, в которой работали одни иностранцы. В 1784 году Шварц умер, и во главе русских масонов был поставлен прусский ротмистр, барон Шредер, по словам Лонгинова "неизвестный в Москве выходец и проходимец". В 1785 году открылся в Париж масонский конгресс, на котором участвовали петербургские и московские масоны. "На этом конгрессе, - говорит Дешан, - иллюминизм Вейсгаупта окончательно согласовал всю работу бесчестия и кровавого восстания, которая составляла сущность всех масонских тайн. В пригласительной записке, разосланной "всем масонам всех стран", говорилось: "мы не думаем, что предметы обсуждения, перечисленные в сей записке, были бы единственной и исключительной целью сего Конгресса. Есть предметы еще более важные, но мы из осторожности не можем их доверить бумаге, а тем более печати; мы даже сомневаемся, можно ли будет обсуждать их открыто на конгрессе. Нам кажется, что лучше будет тайно разработать их в специальных комиссиях... Не будем забывать, что главная цель сего Конгресса - разрушение предрассудков и открытие масонских истин... Наша первая обязанность вооружиться всем что может содействовать обоим этим целям". Мы уже знаем, что означает на масонском жаргоне "разрушение предрассудков и открытие масонских истин"! Наконец наше правительство обратило внимание на деятельность масонов. С 1786 года начинают присматривать за масонскими собраниями и производить осмотры их помещений. Тогда все масонские ложи; как бы по команде, закрываются, и масонские собрания сразу прекращаются по всей стране. "Закрытие низших Иоанновских лож, - пишет Лонгинов, - хотя было событием замечательным, но не столь важным, как это с первого раза теперь может показаться. Оно рассеяло масонов только низших степеней". Из этого знаменательного откровения масонского писателя мы видим, что тайные мастерские продолжали свою деятельность, и поэтому арест главных масонов в 1792 году был вызван именно их тайною деятельностью. Как мы уже говорили, в доме Шварца находилась тайная типография; там хранились тюки экземпляров, отпечатанных тайно, без цензуры. Узнав о предстоящем осмотре этого дома оберполицмейстером, масоны ночью уложили на подводы все эти экземпляры и при помощи людей князя Черкасского отправили их в его подмосковное имение на хранение, а тайная типография была ими уничтожена также до прибытие обер-полицмейстера. Наряду с мистическими книгами там печатались также книги, "развращающие нравы и подрывающие религиозное чувство, гнусные юродивые порождения энциклопедистов". Боясь преследований, барон Шредер в 1787 году уехал на родину в Берлин; с ним вместе поехал русский масон Кутузов. Из-за границы Шредер стал писать Новикову письма, в которых говорил о разных политических и масонских делах. Эти письма часто задерживались на почте. Все это только сильнее возбуждало подозрения Государыни насчет масонства. Между прочим посланный русскими масонами в Берлин Кутузов поехал оттуда в Париж, где 3 (14) июля присутствовал (не участвовал ли?!) при взятии масонами Бастилии. Другой масон, сын видного московского масона графа А. С. Строганова, Павел, "живший в Париже со своим учителем, анархистом Роммом, присутствует при каждом заседаний национального собрания. "Эти заседания, - пишет Ромм барону Строганову, - будут для Павла возвышенной школой общественного права". Эту школу он проходит также в клубе якобинцев, произносит там зажигательные речи. "Самым лучшим днем моей жизни, восклицает он с трибуны, - будет тот, когда я увижу Россию, обновленною подобной революцией. Если бы я мот там сыграть тогда ту роль, которую играет здесь чудный Мирабо!" Он до того освоился с якобинцами, что клуб дважды посылает его от своего имени говорить речи в национальном собрании, передает ему весь свой архив, избирает почетным членом; на дипломе, выданном ему по этому поводу, красуется печать с девизом: "жить свободным, или умереть". Вот, как показывали себя масоны, когда не находились "под гнетом тирании"! Наконец в 1792 году многие "видные" масоны были арестованы, а их помещения, лавки и типографии опечатаны. К сожалению были арестованы только "видные" масоны, а "невидные", т. е. истинные руководители, остались на свободе, лишившись, только своего главного орудия. В разных лавках и типографиях найдено было около двадцати книг, "скрыто продававшихся, хотя и запрещенных в 1786 и 1787 годах, и сорок восемь книг, печатанных без указанного дозволения". Купец Кольчугин сознался, что запрещенных книг хранится на сумму до пяти тысяч рублей в кладовых гостиного двора и на суконной фабрике. Открыта была переписка князя Н. В. Репнина с Шредером. С Новикова, Трубецкого, Лопухина и Тургенева сняты были письменные показания, которые сохранились. Из них можно убедиться, что эти честные, но увлекающиеся мечтатели ничего не знали о той организации, к которой она принадлежали и являлись лишь марионетками руководящей повсеместно масонством тайной силы. Так было и повсюду. Жюль Леметр пишет: "наши славные деды, бывшие франкмасонами, служили этому сообществу лишь удобными ширмами для прикрытия его тайных замыслов. Этим доверчивым и честным людям дозволялось даже сохранять их религиозные верования и традиционные предания. Заботились лишь о том, чтобы поддерживать среди них что-то вроде невинного либерализма, способствовавшего хотя бы внешнему развитию масонских учений". Какова была дальнейшая судьба арестованных русских масонов и что вменялось им в вину видно из следующего указа Императрицы Екатерины и князю Прозоровскому 1 августа 1792 года: "Рассматривая произведенные отставному поручику Николаю Новикову допросы и взятые у него бумаги, находим Мы с одной стороны вредные замыслы сего преступника и его сообщников, духом любоначалия и корыстолюбия зараженных, с другой же - крайнюю слепоту; невежество и развращение их последователей. На сем основании составлено их общество; плутовство и обольщение употребляемо было к распространению раскола не только в Москве, но и в прочих городах. Самые священные вещи служили орудием обмана. И хотя поручик Новиков не признается в том, чтобы противу правительства он и сообщники его какое злое имели намерение; но следующие обстоятельства обнаруживают их явными и вредными государственными преступниками: I. Они делали тайные сборища, имели в оных храмы, престолы, жертвенники; ужасные совершались там клятвы с целованием креста и Евангелия, которыми обязывались и обманщики и обманутые вечной верностью и повиновением ордену Златорозового креста с тем, чтобы никому не открывать тайны ордена, и если бы правительство стало сего требовать, то, храня оную, претерпевать мучения и казни. II. Мимо законной Богом учрежденной власти, дерзнули они подчинить себя герцогу Брауншвейгскому, отдав себя в его покровительство и зависимость, потом к нему же относились с жалобами в принятом от правительства подозрении на сборища их и чинимых будто притеснениях. III. Имели они тайную переписку с принцем Гессен-Кассельским и с прусским министром Вельнером изобретенными ими шрифтами и в такое еще время, когда Берлинский двор оказывал нам в полной мере свое недоброходство. Из посланных от них туда трех членов двое и поныне там пребывают, подвергая свое общество заграничному управлению и нарушая через то долг законной присяги и верности подданства. IV. Они употребляют разные способы, хотя вообще, к уловлению в свою секту известной по их бумагам особы. В сем уловлении, так и в упомянутой переписке. Новиков сам признал себя преступником. V. Издавали печатные у себя непозволенные, развращенные и противные закону православному книги и после двух сделанных запрещений осмелились еще продавать оные, для чего и завели тайную типографию. Новиков сам тут признал свое и сообщников своих преступление. В уставе сборищ их, писанном рукою Новикова, значатся у них храмы, епархии, епископы, миропомазание и прочие установления и обряды вне святой нашей церкви непозволительные. Новиков утверждает, что в сборищах их оные в самом деле не существовали, а упоминаются только одною аллегорией для приобретения ордену их вящего уважения и повиновения, но сим доказываются коварство и обман, употребленные им с сообщниками для удобнейшего слабых умов поколебания и развращения. Впрочем, хотя Новиков и не открыл еще сокровенных своих замыслов, но вышеупомянутые, обнаруженные и собственно им признанные преступления столь важны, что по силе законов тягчайшей и нещадной подвергает его казни. Мы, однако ж, и в сем случае, следуя сродному нам человеколюбию и оставляя еще время на принесение в своих злодействах покаяния, освободили его от оной и повелели запереть его на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость. Что же касается до сообщников его, Новикова, статского действительного советника князя Николая Трубецкого, отставных бригадиров Лопухина и Тургенева; которых не только признания Новикова, но и многие писанные руками их заразительные бумаги обличают в соучаствовании ему во всех законопротивных его деяниях, то повелеваем вам призвав каждого из них порознь, истребовать чистосердечного по прилагаемым при сем вопросам объяснения, и притом и получить от них бумаги, касающиеся до заграничной и прочей секретной переписки, которая, по показанию Новикова, у них находится. Вы дадите им знать волю нашу, чтобы они ответы свои учинили со всею истинною откровенностью, не утаивая ни малейшего обстоятельства; и чтобы требуемые бумаги представили. Когда же они то исполнят с точностью, и вы из ответов их усмотрите истинное их раскаяние, тогда объявите им, что мы; из единого человеколюбия освобождая их от заслуживаемого ими жестокого наказания, повелеваем им отправиться в отдаленные от столиц деревни их и там иметь пребывание, не выезжая отнюдь из губерний; где те деревни состоят, и не возвращаясь к прежнему противозаконному поведению под опасением, в противном случае, употребление над ними всей законной строгости. А если кто из них и после сего дерзнет хотя единого человека заманить в свой гнусный раскол; таковой не избегнет примерного и жестокого наказания. Когда же они отправятся, донесите Нам; дабы потом могли Мы дать тамошнему начальству повеление о наблюдении за их поступками. ЕКАТЕРИНА.