Вследствие шаткости своего положения, не будучи природным царем, Василий Шуйский не имел возможностей физически уничтожать недовольных по примеру Ивана Грозного, тем более что он дал клятвенное обещание не произносить смертных приговоров без соборного решения. Опасных бояр царь высылал на окраины государства, причем давал им в кормление города и земли. Эффект получался обратный: в руках соперников Шуйского оказывались материальные и людские ресурсы.
Князя Григория Петровича Шаховского царь послал воеводой в мятежный Путивль. Тот на всякий случай прихватил в Кремле, воспользовавшись неразберихой, государственную печать, а по прибытии в назначенный город объявил, что Дмитрий жив – вместо него казнили другого. Путивль отказался подчиняться Шуйскому. Управлявший Черниговом князь Андрей Телятьевский признал себя подданным Дмитрия Ивановича, хотя новый Лжедмитрий был лишь в проекте и еще не дал знать миру о своем существовании.
В такой ситуации новый Лжедмитрий просто не мог не появиться. А пока факел войны в свои руки взял Иван Болотников – холоп князя Телятьевского. Жизнь его полна приключений: в молодости Болотникова взяли в плен татары и продали туркам. Несколько лет он был гребцом на галерах, пока его корабль не оказался в плену, а невольники и надзиратели не поменялись ролями. Путь на родину был долгим: через Италию, Германию; по дороге Болотников повоевал против турок в качестве предводителя казачьего отряда на стороне австрийского императора. Затем он перебрался в Речь Посполитую и здесь узнал, что на Руси неспокойно. Доброжелатели в польско-литовском государстве или собственная привычка к авантюрам (а скорее всего, то и другое вместе) выдвинули Болотникова на роль воеводы «царя Дмитрия».
Восстание Болотникова принесло много бед России. Он подошел к Москве, и казалось, еще одно усилие – и Белокаменная окажется в его руках. Но битва под Москвой 2 декабря 1606 года окончилась поражением Болотникова.
Выход на арену нового Лжедмитрия несколько задержался; как пишет С. М. Соловьев, «долгое неявление провозглашенного Димитрия отнимало дух у добросовестных его приверженцев». Отсутствие объявленного вождя силы, враждебные Шуйскому, попытались компенсировать неким казачьим атаманом, который назвал себя царевичем Петром – «потомком государей Московских». Лжепетр мучительной смертью извел несколько воевод Шуйского, изнасиловал дочь убитого им князя Бахтеярова, но вынужден был отступить и затворился вместе с Болотниковым в тульском кремле. «Осажденные два раза отправляли гонца в Польшу, к друзьям Мнишека, чтобы те постарались немедленно выслать какого‐нибудь Лжедимитрия…» – пишет русский историк.
И наконец долгожданное действующее лицо проявилось. О его происхождении сохранились известия самые смутные, но противоречивые слухи в большинстве своем сходятся в одном: очередной «сын Ивана Грозного» вырос в духовной среде. Это не удивительно: чтобы претендовать на роль чудом спасшегося царевича, нужно было оставаться неузнанным. Дворянин будет непременно опознан, крестьянину – не поверят ни простой народ, ни бояре. Духовенство же вело затворнический образ жизни и вместе с тем получало кое‐какое образование. Недаром первый Лжедмитрий до восшествия на царство был монахом Григорием Отрепьевым. О происхождении второго С. М. Соловьев пишет:
«Наконец самозванец отыскался; что это был за человек, никто не мог ничего сказать наверное; ходили разные слухи: одни говорили, что это был попов сын, Матвей Веревкин, родом из Северской страны; другие – что попович Дмитрий из Москвы, от церкви Знаменья на Арбате, которую построил князь Василий Мосальский, иные разглашали, что это был сын князя Курбского, иные – царский дьяк, иные – школьный учитель, по имени Иван, из города Сокола, иные – жид, иные – сын стародубского служилого человека».
Самозванец обосновался в Стародубе и принялся рассылать призывные грамоты по городам Великого княжества Литовского: «В первый раз, – писал он, – я с литовскими людьми Москву взял, хочу и теперь идти к ней с ними же». За литовцами под знамя нового Лжедмитрия потянулись поляки.
Войско Болотникова самозванец не мог спасти ввиду малочисленности собственных сил. Несколько месяцев оно находилось в Туле, осажденное со всех сторон царскими войсками, и отчаянно отбивало все приступы. Но голод вынудил их прекратить сопротивление. Болотников сдался 10 октября 1607 года, поверив обещанию Шуйского о помиловании, но, так или иначе, все главари восстания были уничтожены. «Много москвитян погибло с обеих сторон в эту войну с Болотниковым, – говорят более 100 тысяч», – приводит такую цифру Лев Сапега.
Набрав около трех тысяч человек, Лжедмитрий II вступил на земли Московии и под Козельском разбил отряд царских войск. Накануне в Польше был мятеж против короля, и его участники искали спасение в войске самозванца; кроме того, многие надеялись с его помощью поправить свое материальное положение. Имена собрались под знамя нового Лжедмитрия представительные: князь Роман Рожинский прислал сначала тысячу человек, а затем явился сам; пожаловал Тышкевич с тысячью поляков, появился в стане мятежника князь Адам Вишневецкий, привел целые отряды поляков Лисовский. К самозванцу потянулись остатки разбитого войска Болотникова. Казаки всегда были рады участвовать в любом бунте: присоединилось 3000 запорожцев, бравый атаман Заруцкий привел 5000 донских казаков.
В июне 1608 года Лжедмитрий II подошел к Москве и остановился лагерем в селе Тушино. Польские и литовские магнаты продолжали прибывать в стан «Тушинского вора» (такое прозвище получил второй Лжедмитрий). «Самозванец укрепился под Москвою; вопреки договору, заключенному с послами королевскими, ни один поляк не оставил тушинский стан, напротив, приходили один за другим новые отряды: пришел прежде всего Бобровский с гусарской хоругвью, за ним – Андрей Млоцкий с двумя хоругвями, гусарскою и казацкою; потом Александр Зборовский; Выламовский привел 1000 добрых ратников; наконец, около осени пришел Ян Сапега, староста усвятский, которого имя вместе с именем Лисовского получило такую черную знаменитость в нашей истории. Сапега пришел вопреки королевским листам, разосланным во все пограничные города и к нему особенно. Мстиславский воевода Андрей Сапега прямо признался смоленскому воеводе Шеину, что польскому правительству нет никакой возможности удерживать своих подданных от перехода за границу…» (С. М. Соловьев).
Поляки и литовцы не особенно верили в подлинность нового Дмитрия, они прибыли в Тушинский лагерь, чтобы вести свою игру, целью которой была Москва и вся Восточная Русь. Они пришли исполнить заветную мечту великого князя Литовского Ольгерда, имевшего целью завоевать Московское княжество. Поэтому они изо всех сил препятствовали встрече бывшей царицы Марины Мнишек с новым Лжедмитрием. Ее признание сильно подняло бы его авторитет, и Лжедмитрий II мог бы стать реальным претендентом на власть в Москве.
Сама Марина Мнишек долго колебалась: признавать супругом нового Дмитрия или нет, – но не каждый простой смертный, вкусив единожды высокой власти, удержится от соблазна насладиться ею еще раз. Не устояла и дочь сандомирского воеводы. Хотя, когда отряд Лжедмитрия отбил ее у московского сопровождения, Марина не поехала сразу к «мужу»; «жена» остановилась в стане Яна Петра Сапеги и оттуда начала переговоры с «супругом». Что ж… поторговаться в этом случае обязывала ситуация. Юрий Мнишек также не желал отдавать дочь новому самозванцу дешево; он составил письменное соглашение, по которому зять обязался по овладении Москвой выдать ему 300 000 рублей и передать во владение Северское княжество с четырнадцатью городами. Но Москва так и не была взята. Накануне зимы Тушинский лагерь стал превращаться в город, сюда перебежало много бояр, появился собственный патриарх – так оформилось двоевластие, и продолжалось оно почти два года.
Из Речи Посполитой поступило множество инструкций для воскресшего Дмитрия. Все они сводились к тому, чтобы привести Московское государство к унии с Польшей и Великим княжеством Литовским, а это, как мы знаем, было заветной мечтой Льва Сапеги.
Коль появилось две столицы, то и страна стала делиться на две части. Шуйский в панике обратился к шведам с просьбой помочь в борьбе с самозванцем. Псковичи, услышав о переговорах с их извечным врагом, переметнулись на сторону самозванца, справедливо полагая, что от шведской помощи ничего хорошего ждать не придется. Иван-город последовал примеру Пскова, Орешек также присягнул Тушинскому вору.
Если города принимали ту или иную сторону из соображений выживаемости, под угрозой уничтожения, то цвет нации – бояре, дворяне – переход от одного царя к другому превратили в прибыльное дело. «Требование службы и верности с двух сторон, от двух покупщиков, необходимо возвысило ее цену, и вот нашлось много людей, которым показалось выгодно удовлетворять требованиям обеих сторон и получать двойную плату, – описывает С. М. Соловьев необычное явление. – Некоторые, целовав крест в Москве Шуйскому, уходили в Тушино, целовали там крест самозванцу и, взяв у него жалованье, возвращались назад в Москву; Шуйский принимал их ласково, ибо раскаявшийся изменник был для него дорог: своим возвращением он свидетельствовал пред другими о ложности тушинского царя или невыгоде службы у него; возвратившийся получал награду, но скоро узнавали, что он отправился опять в Тушино требовать жалованья от Лжедимитрия. Собирались родные и знакомые, обедали вместе, а после обеда одни отправлялись во дворец к царю Василию, а другие ехали в Тушино».
