Историки Сербии касаются взаимоотношений сербов и венецианцев почти исключительно в связи с историей Дубровника. Для истории этих взаимоотношений всего больше среди русских славистов еще в шестидесятых и семидесятых годах прошлого столетия было сделано В. М. Макушевым.[584] Макушев довольно значительное время провел в Дубровнике, работал в местных архивах, поскольку это ему разрешалось местными австрийскими властями, весьма подозрительно относившимися к работе русского ученого, извлек из дубровницких архивов некоторые не лишенные интереса летописные известия из истории этого славянского города и опубликовал их в своей работе. Если историки Хорватии освещали историю взаимоотношений городов Далмации с республикой св. Марка исключительно на основании венецианских источников, то В. М. Макушев положил в основу своих выводов об отношении Дубровника к Венеции в XI–XIII вв. те известия, которые он нашел у «дубровницких бытописателей». Известия эти изображают ранние отношения между Венецией и Дубровником как отношения равноправных государств, как состояние полной независимости Дубровника от республики св. Марка вплоть до начала XIII в.[585] Можно не соглашаться с Макушевым в трактовке им тех или других частных вопросов из истории взаимоотношений двух Адриатических республик, но необходимо признать его заслугой, что он попытался привлечь внимание историков к местным источникам, вопреки установившемуся порядку считаться только с венецианцами. Игнорирование историком далматинских общин И. Н. Смирновым как исследований Макушева, так и опубликованных им материалов, отнюдь не является положительной стороной его работ. К слабым сторонам исследований Макушева относится недостаточное внимание к вопросам классовой борьбы в городских общинах Далмации вообще и в Дубровнике в частности, что, впрочем, является обычным недостатком буржуазной историографии середины XIX в., а также недостаточное внимание его к материалам, незадолго перед выходом в свет его сочинения, опубликованным Тафелем и Томасом. Это воспрепятствовало автору отнестись с надлежащей критикой к его источникам и дать более конкретное изображение установившихся в XIII в. взаимоотношений между Дубровником и Венецией.
Историки Сербии после Макушева не сделали ни одного шага вперед в разработке вопроса о взаимоотношениях славянского мира с Венецианской республикой, больше того — в отдельных трудах можно встретить совершенно ошибочные суждения по вопросам венецианской колониальной истории. В курсе проф. Лаврова, который мы уже называли, мы встречаем, например, утверждение, что в состав венецианских владений входил Родос, которым Венеция будто бы овладела после какого-то «не состоявшегося раздела» византийских владений.[586]
В небольшой книге серба Драго Войновича, изданной на русском языке, мы напрасно стали бы искать освещения интересующей нас проблемы, — отношения сербов и венецианцев Войновича не интересовали, он едва упоминает о Венеции; зато он много занимается болгарами с целью доказать, что болгары занимают сербские земли, что сама София стоит на сербской земле, и что «царство, которое было основано Шишманом», было не болгарским, как это думают, а сербским.[587] Такая же узконационалистическая и конфессионально — православная точка зрения сквозит в его суждениях по истории хорватов, которых он строго осуждает за их католичество.[588]
Еще в одном труде по истории Сербии, принадлежащем А. Л. Погодину, мы находим едва ли не единственное замечание по интересующему нас вопросу и притом замечание, которое надо признать вымышленным с начала до конца: «В союзе с франками, — читаем мы в книге проф. Погодина, — расширили свои владения венецианцы, которым удалось получить в 805 г. Далмацию, населенную уже в ту пору сербами».[589] Нет нужды доказывать, что в союзе с франками венецианцы не были и никаких совместных политических шагов не предпринимали, что в 805 г. они не только не получили Далмацию, но даже и не пытались добиться этого, что только два столетия позднее была сделана такая попытка, не давшая и тогда сколь-нибудь длительных результатов.
Ничего нельзя узнать о взаимоотношениях сербов с венецианцами в XI–XIII вв. и из уже упоминавшегося выше труда по истории южных славян проф. Щепкина, хотя историей сербов он занимается в своей книге гораздо более подробно, чем историей хорватов.
Лавров, Войнович, Погодин, Щепкин, касаясь истории Дубровника, совершенно не интересуются его взаимоотношениями с республикой св. Марка и словно не подозревают, какое большое значение эти отношения в свое время имели для экономической и политической жизни Дубровницкой республики. Замечательно, что работа В. М. Макушева не оказала ни на одного из них никакого влияния, хотя только один этот труд не был компиляцией и опирался на самостоятельное изучение источников, частично архивных.
Мы уже отмечали выше, что историки Болгарии по вполне понятной причине имели гораздо меньше поводов касаться ранних взаимоотношений Венеции с южным славянством, чем историки хорватов и сербов. В непосредственное соприкосновение с болгарами Венеция пришла только после образования Латинской империи, причем и в это время их столкновения носили узко местный и временный характер, так как венецианские колониальные приобретения лежали вне собственно болгарских владений. Вследствие этого историки Болгарии более или менее подробно излагают только столкновение латинян с болгарами во время правления Иоанницы или Калоиоанна, освещают взаимоотношения последующих болгарских государей с Никеей и Латинской империей, но все эти события и отношения, за исключением столкновения латинян и в их числе венецианцев с болгарами в 1205 г., не оказывали непосредственного влияния на дела Венецианской колониальной империи. Эти соображения, как нам кажется, позволяют считать излишним обзор взглядов наших историков Болгарии на эти события. Это тем более, что собственно Венеции и Венецианской империи они обычно и не касаются.
Это одинаково относится как к названным выше общим трудам по истории южного славянства, так и к специальным трудам по истории Болгарии, как книга В. М. Макушева «Болгария в конце XII и в первой половине XIII вв.»[590] или Ф. И. Успенского «Образование второго Болгарского царства».[591]
3. Венецианские проблемы в трудах русских византинистов
В гораздо большей степени, чем славистам, венецианскими делами приходилось интересоваться историкам Византии, хотя мы и здесь не имеем труда, который специально был бы посвящен вопросам взаимоотношений византийцев с венецианцами, и у них мы, как и у историков южного славянства, встречаемся только с более или менее значительными высказываниями по этим вопросам, делавшимися попутно в связи с изложением тех или иных событий из истории Византии.
Оставляя в стороне ранних представителей византиноведения, писавших на темы, близкие к рассматриваемым нами вопросам, как, например, А. Куник, автор сочинения, посвященного образованию Трапезунтской империи, мы остановим наше внимание на трудах В. Г. Васильевского, который вывел русское византиноведение на одно из первых мест в европейской науке. Среди сочинений В. Г. Васильевского, касающихся наших вопросов, надо назвать его «Союз двух империй», его статьи — о книге Ф. И. Успенского «Образование второго Болгарского царства», о сочинении Ф. К. Бруна «Итальянские поселения в Газарии», — сочинения, озаглавленные «Советы и рассказы византийского боярина XI в.», его работу о Суроже и ряд др. То сравнительно немногое, что можно найти у акад. Васильевского по интересующим нас вопросам, отличается, как и все, что им написано, замечательной тонкостью анализа источников и по большей части неопровержимостью доводов. Не случайно многие из его выводов являются прочным достоянием науки, в частности и в области рассматриваемых нами вопросов.
Мы, однако, должны указать прежде всего на те положения В. Г. Васильевского, с которыми мы не считаем возможным согласиться. Их, впрочем, очень немного. Так, по нашему мнению, необходимо взять под сомнение его тезис о том, что Далмация была передана Византией под власть венецианских дожей уже в 998 г.[592] Тезис этот не имеет за собой ничего, кроме известия Дандоло, которое справедливо подвергнуто сомнению и в настоящее время обычно отвергается. Вероятно, досадной обмолвкой является его замечание, что «Венеция была естественною союзницей Византии, почти всегда верною, искренне преданною служительницей Восточной империи»[593]… Эта фраза полностью противоречит всему, что нам известно об отношении Венеции к Восточной империи, и плохо согласуется с характеристикой этих отношений, данной В. Г. Васильевским в той же статье, откуда взята и приведенная цитата.[594]
