Александр, Виельгорский и Паткуль подразумевались равными во всем — в глазах как наставников, так и царственных родителей. Тем не менее положение соучеников наследника — особенно образцового Виельгорского — было довольно сложным, ибо они не просто росли и учились — они выполняли важнейшую функцию, священный долг верноподданного. Им нельзя было шалить, капризничать, проявлять раздражение или досаду — ведь они должны были показывать пример будущему монарху и вести его за собой. «Моя обязанность быть при нем, быть ему полезным и бороться с теми, которые могут иметь на него дурное влияние», — писал высокосознательный Виельгорский в своем дневнике.
Очень характерна сцена, описанная С. А. Юрьевичем: «Его Величество изволил по обыкновению спросить у детей, кто из них лучше аттестован за уроки. Оказалось, Виельгорский, почему Государь удостоил его первого подозвать к себе и, поцеловав, приказал на будущее время приходить к себе первым тому, кто лучше аттестован в журнале. Вечером Великий Князь сказал Карлу Карловичу (Мердеру), что теперь Виельгорский не всегда будет первым».
Но сказать было легче, чем сделать. Прилежный Виельгорский опять оказывался первым; император Николай старательно изображал объективность и отличал лучшего; лучший мучился, и пока происходило отличие, краснел и бледнел, а отвергнутый отцом великий князь ночами безутешно плакал и терял уверенность в себе — и без того невеликую.
Порой, когда Виельгорский одерживал верх в игре, великий князь, не в силах сдержаться, прибегал даже к кулакам, за что ему и попадало от бдительных воспитателей: «Поступок сей вынудил меня сделать ему весьма строгий выговор и объявить, что поступком сим он сам себя унизил, ибо выказал гнусное чувство мщения», — писал в журнале К. К. Мердер.
Ко всему, Виельгорский был еще и возмутительно удачлив. Когда вечерами мальчики играли в солдатики, император иногда присоединялся к ним и выступал в роли начальника штаба той или иной оловянной армии — по жребию. Это считалось желанным подарком судьбы. И жребий то и дело выпадал Виельгорскому. Великий князь каждый раз огорчался до слез, так что иногда отец-император предлагал вторично бросить жребий — и тогда уж победа доставалась Александру. Что при всем этом думал «счастливчик» Виельгорский — оставалось за кадром, но — умненький мальчик — он наверняка довольно рано понял цену придворному равенству, при котором некоторые всегда «равнее» других.
Несмотря на частые инциденты, воспитатели продолжали сводить великого князя с другими детьми с целью приучить его к естественным товарищеским отношениям. В воскресные и праздничные дни приглашались дети — в основном из «родственных» семей придворных и бывших и нынешних наставников и учителей:
Адлерберги, Фредериксы, Барановы, Нессельроде, Шуваловы, Карамзины, Мердеры. Играли в войну, в жмурки, лапту, пятнашки, ставили шарады и живые картины. Среди детей непременно были юные кадеты из различных корпусов — обычно лучшие по успехам, для которых визиты во дворец для игр с его высочеством считались самой почетной наградой. «Мердер, — вспоминал один из таких счастливцев, — сразу поставил нас в желаемые им отношения к великому князю, то есть в отношения совершенного равенства и товарищества… На основании этого принципа товарищества, не стесняемые придворным этикетом, мы… все вместе бегали, играли, катались, словом, забавлялись всяким образом». Кадеты должны были держаться с августейшим товарищем непринужденно и называть его «просто» Александром Николаевичем, без титула «ваше высочество». При играх нередко присутствовали государь и императрица, и иногда Николай Павлович «с глубоким удовлетворением» наблюдал, как проигравший в составе команды наследник вместе с другими проигравшими тащит на закорках одного из победителей — какого-нибудь веснушчатого кадета.
В этих играх и скрытом соперничестве проходили школьные годы наследника. Его законоучителем был протоиерей Герасим Петрович Павский. Это был широко образованный человек, известный также своими трудами по русской филологии, выбранный и рекомендованный на должность лично В.А.Жуковским, который придавал религиозному воспитанию наследника колоссальное значение. Павский был популярен в Петербурге и отличался известным свободомыслием. Он отделял «положительную религию», строящуюся на понятиях рассудка (догматы, законы, обряды), от религиозного чувства, считая, что они соотносятся как тело и душа. «Религия ваша — друг просвещения», — писал отцу Герасиму Жуковский. По его мнению, Павский нес воспитаннику живую веру, согласную с «духом времени»: она не порабощала, а освобождала человека, наполняя его мужеством и силой.
Однако в 1835 году к императору обратились митрополиты Санкт-Петербургский Серафим и Московский Филарет, задетые излишними рационализмом и морализмом, которые сближали религиозные воззрения Павского с протестантизмом. Павский испытывал заметную неприязнь к институту монашества и культу мощей, был терпим ко всем ветвям христианства, отдавал подчеркнутый приоритет светскому государству и т. д., и все эти отклонения от ортодоксального православия казались высоким духовным лицам опасными для будущего государя.
В итоге под предлогом болезни Павского заменили ортодоксально мыслящим протоиереем В. В. Бажановым.
Всеобщую историю наследнику и его товарищам преподавал женевец «мосье Жилль», активно использовавший наглядный метод обучения и научивший детей писать конспекты. Под его руководством дети чертили хронологические таблицы и писали сочинения на такие исторические сюжеты, как, к примеру, «Жизнь Гуса», «Черная смерть» и т. п.
Русскую историю преподавал К. И. Арсеньев (он же читал наследнику географию и статистику). Арсеньев должен был довести исторический курс до царствования Петра Великого, а новейшую историю со всеми ее щекотливыми моментами вроде дворцовых переворотов вызвался осветить наследнику лично император. Так и сказал Арсеньеву: «До Петра — вы, а после Петра — я».
Отец с сыном любили обсуждать пройденное на уроках истории. Однажды, когда проходили царствование Ивана Грозного с его злодеяниями, император сказал: «Вот видишь, что бывает, когда Бога, долг и отечество забудешь, а станешь думать только о себе».
В определенные дни недели в библиотеке наследника французские актеры читали в подлиннике произведения французских классиков, прежде всего Мольера. Рисованию учил известный художник-баталист А. И.Зауервейд.
Известный литератор П. А. Плетнев преподавал русскую словесность, знакомил наследника (как и его сестер и братьев) с новейшей русской литературой, читал с ними все новое, что выходило в свет. Царским детям очень нравился Пушкин, особенно «Полтава» и «Капитанская дочка» (в Государственном архиве хранится рисунок великого князя Константина Николаевича, изображающий отъезд Петруши Гринева из родительского дома). С Плетневым учили наизусть стихи (такие, к примеру, как «Размышления по случаю грома» И.И.Дмитриева), переводили на русский язык иностранных авторов, читали и пересказывали отрывки из различных современных произведений — например, из «Путешествий по святым местам» А.Н.Муравьева и др. «Сверх того, Петр Александрович нам рассказывает о составе литературы как науки, а мы после из этого составляем извлечения», — писал И. Виельгорский.
Плетнев был не чужд морализаторства. «Он бывал растроган до слез, когда говорил нам о надеждах, которые возлагают на нас, — вспоминала Ольга Николаевна, — и хотел бы нам помочь их осуществить. Из всех наших преподавателей он был тем, кто особенно глубоко указывал и разъяснял нам цель жизни, к которой мы готовились. Хотя он был очень посредственным педагогом, его влияние на наши души и умы было самым благодатным».
Для практических занятий русским языком по идее Жуковского дети стали издавать рукописный журнальчик «Муравейник», в котором сотрудничали наследник, его совоспитанники и великие княжны.
Классные занятия чередовались с физическими упражнениями — гимнастикой, которую С.А.Юрьевич преподавал по системе «отца гимнастики», известного немецкого профессора Ф.Л.Янга, верховой ездой, прогулками пешком и в санях, катанием с гор в саду Аничкова дворца.
Экзамены устраивались два раза в год — полугодовые и годовые; всегда в присутствии императора и обеих императриц. Первые экзамены в январе 1829 года прошли успешно. Николай высоко оценил как успехи наследника, так и усилия наставников. «Мне приятно сказать вам, что я не ожидал найти в сыне моем таких успехов, — писал он Мердеру. — Все у него идет ровно, все, что знает, знает хорошо, благодаря вашей методе и ревности учителей… Примите мою искреннюю благодарность».
Шестинедельные каникулы наследник и другие дети проводили в прогулках и играх. Играли в мяч, стреляли в цель, катались по озеру на лодке, удили рыбу, купались. Уже подростком Александр пристрастился к охоте, которая потом в его семье была главным увлечением.
