Шестинедельные каникулы наследник и другие дети проводили в прогулках и играх. Играли в мяч, стреляли в цель, катались по озеру на лодке, удили рыбу, купались. Уже подростком Александр пристрастился к охоте, которая потом в его семье была главным увлечением.
Очень важное место в системе занятий наследника занимали военные науки и практические занятия. Николай был свято убежден, что воинская закалка является наилучшим средством формирования характера будущего государя, тем более что маленький Александр не отличался ни сильной волей, ни энергией, ни отвагой.
Разводы, парады, маневры были неотъемлемой частью жизни наследника. Уже в семь лет Александру был присвоен чин корнета, и еще до наступления юности он прошел все чины до ротмистра включительно. В 1827 году Александр Николаевич был зачислен, как и младшие братья, в 1-й кадетский корпус.
Начальную военную подготовку — маршировку, выправку, приемы обращения с оружием и пр. — мальчики проходили под руководством унтер-офицера Павловского полка Лукашова и фельдфебеля Ермилова. Во время военных игр дети штурмовали потешные крепости под руководством опытных офицеров, выстаивали положенные сроки в карауле и пр.
Николай неусыпно следил за тем, чтобы сын не забывал: его первый долг стать грамотным офицером.
В 1832 году он писал Мердеру: «Я заметил, что Александр показывает вообще мало усердия к военным наукам; я хочу, чтобы он знал, что я буду непреклонен, если замечу в нем нерадивость по этим предметам…; мне казалось, что он любит одни мелочные подробности военного дела».
Чрезмерное увлечение военщиной вызывало тревогу у В.А.Жуковского. Он писал императрице: «Эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его душу, он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве — казарму».
Вообще ход образования Александра Николаевича чем дальше, тем больше тревожил Жуковского. Придуманная им воспитательная программа строилась так, чтобы именно Жуковский «дирижировал» учебой и воспитанием: вовремя разъяснял в нужном духе пройденный материал, проверял его усвояемость и понимание августейшим учеником вытекающего из пройденного нравственного урока и т. д. На практике же его работа свелась к нескольким учебным часам (начальные сведения по физике, химии и русской словесности), периодическому инспектированию учебных занятий, притом не только наследника, но и его сестер и братьев, а также к постоянным нравоучениям.
Он давал наследнику читать сочинения знаменитых моралистов — Руссо, Фенелона, Ларошфуко; он постоянно внушал ему: «На том месте, которое вы со временем займете, вы должны будете представлять собой образец всего, что может быть великого в человеке». Он надеялся сделать своего ученика самостоятельно мыслящим человеком, который живет по внутренним моральным законам, принятым добровольно, но от этого не менее строгим, неукоснительно исполняет свою должность и усвоенные правила — начиная с повседневной самодисциплины хорошо воспитанного человека и кончая самоотвержением монарха, направляющего все силы на служение державе. Даже заболев и уехав за границу для лечения, Жуковский старался не обрывать связи с воспитанником и писал ему письма: «Теперешнее ваше учение есть только собрание материалов, надобно с ними хорошо познакомиться, но важная минута будет та, когда, собрав эти материалы и составив из них одно целое, вы спросите у себя: что я должен делать с приобретенным мною богатством на том месте, на которое поставил меня Бог? Вся ваша жизнь будет зависеть от того ответа, который вы сделаете самому себе в свое время на этот вопрос».
Жуковский был честнейшим, порядочным, в высшей степени добродетельным и умным человеком, но… собственных детей у него еще не было (он обзавелся семьей очень поздно — в 58 лет), педагогический опыт отсутствовал, все знания в этой области были чисто книжные. К тому же мышлению Жуковского был присущ определенный схематизм, мешавший за схемой видеть живого человека. Жуковский не учитывал ни возраста, ни развития детей, обращался к ним слишком по-взрослому и далеко не всегда добивался понимания. Дети томились, особенно Паткуль и главный объект поучений — наследник. Если кто и воспринимал наставления Жуковского более-менее адекватно, так это Виельгорский, но он и без того был от природы проникнут идеями долга и ответственности.
Великая княжна Ольга Николаевна, также наставлявшаяся Жуковским, оценивала его впоследствии довольно сурово: «…прекрасные намерения, планы, цели, системы, много слов и абстрактные объяснения. Он был поэт, увлеченный своими идеалами… Я боялась его, когда он входил во время урока и задавал мне один из своих вопросов, как, например, во время урока Закона Божиего: „Что такое символ?“ — Я молчу. — „Знаете ли вы слово „символ“?“ — „Да“. — „Хорошо, говорите!“ — „Я знаю Символ Веры, „Верую““. — „Хорошо, значит, что обозначает Символ Веры?“ Мне сейчас 59 лет, но этот вопрос привел бы меня и сегодня в смущение. Что могла ответить на это девочка!
Жуковский читал выдержки из того, что он написал о воспитании нашей Мама, которая после таких длинных чтений спрашивала его просто: „Что вы, собственно, хотите?“ Теперь был его черед молчать. Я склонна признать за ним красоту чистой души, воображение поэта, человеколюбивые чувства и трогательную
веру. Но в детях он ничего не понимал… (Лишь) благодаря прекрасным преподавателям и Мердеру с его практическим умом влияние Жуковского не принесло нам вреда».
Постоянное педагогическое давление и невозможность быть самим собой не самым лучшим образом действовали на великого князя. Он был то слезлив, то агрессивен, за что вскоре сам же просил прощения. При этом, как отмечал Мердер, «в великом князе совершенный недостаток энергии и постоянства; малейшая трудность или препятствие останавливают его и обессиливают. Не помню, чтобы когда-нибудь он чего-нибудь желал полно и настойчиво».
Иногда с уст Александра Николаевича срывались слова, что он желал бы родиться кем угодно, только не великим князем.
Чем старше становился наследник, тем явственнее он сопротивлялся попыткам «воспитывать» его. Жуковский же не признавал за великим князем права на ошибки и слабости, на желание просто жить, молодо и беззаботно. Убедившись в ординарности натуры и приземленное™ устремлений наследника, он был жестоко разочарован и если и продолжал свою деятельность, то лишь потому, что не имел права уволиться по собственной инициативе.
Когда Александру Николаевичу исполнилось шестнадцать лет, в жизни его наступили перемены. Прежде всего он принес общегосударственную присягу. Произошло это в самой торжественной обстановке, в присутствии всей императорской семьи, двора и многих гостей в Большой церкви Зимнего дворца, где вокруг аналоя были выставлены императорские регалии — корона, держава и скипетр. После молебна Николай I подвел наследника к аналою, и тот перед крестом и Евангелием произнес слова присяги: «Именем Бога Всемогущего, пред Святым Его Евангелием, обещаюсь и клянусь Его Императорскому Величеству, всемилостивейшему Государю, родителю моему, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к высокому Его Императорского Величества самодержавию, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, предостерегать и оборонять, споспешествуя всему, что к Его Императорского Величества службе и пользе относиться может…» и т. д. (Затем акт присяги, подписанный наследником, передавался на хранение в Государственный архив.)
Очевидец принесения присяги А. С. Пушкин писал: «Праздник совершеннолетия совершился… Это было вместе торжество государственное и семейственное. Великий князь был чрезвычайно тронут. Присягу принес он твердым и веселым голосом, но начав молитву, принужден был остановиться — и залился слезами. Государь и государыня плакали также, — наследник, прочитав молитву, кинулся обнимать отца, который расцеловал его в лоб и в очи и в щеки — и потом подвел сына к императрице. Все трое обнялись в слезах».
В том же 1834 году скончался — и был искренне оплакан — Карл Карлович Мердер. Вместо него воспитателем
цесаревича стал генерал-майор А. А. Кавелин; помощником его остался Юрьевич; наставником по-прежнему был Жуковский; однако ввели еще одну должность — «попечителя наследника», которую занял князь X. А.Ливен (сын воспитательницы детей Павла I). Ему предстояло контролировать политическое образование Александра.
