Кухни. Скажем еще несколько слов о помпейских кухнях. Они помещались, обычно в задней части дома, занимая иногда пристройку. Это маленькое помещение (редко бывает 15 кв. м), загроможденное при этом очагом, столом, а иногда еще водоемом и печью; оно не всегда правильной формы: бывают кухни в виде трапеции или в виде узкого вытянутого коридора. Освещается кухня плохо: внутренними окнами или люками в крыше. Так как здесь находится очаг, то тут же часто помещается и ларарий. В кухне устроен сток для грязной воды, по которому она попадает в уборную, расположенную обычно рядом с кухней. Иногда кухни устраивали в подвале, иногда в верхнем этаже. Варрон говорит, что столовые из первого этажа часто переносили наверх; может быть, с тех времен остался еще обычай устраивать лестницу в верхние помещения именно на кухне. Поблизости от нее делали кладовую или чулан с провизией.
Ларарий. Италийский дом вообще и помпейский в частности немыслимы без места, посвященного ларам, без места их почитания — без ларария. Лары — это духи-покровители дома, с которыми связана вся его жизнь. К ним обращаются с горем и с радостью, в знаменательные для семьи дни, в праздники и в будни. Хозяин, приезжая в свое имение, прежде всего приносит им жертву; за каждым обедом им ставят в крохотных блюдечках на очаг еду и затем бросают ее в огонь; трижды в месяц (в календы, ноны и иды{22}) хозяйка кладет венок на очаг, который всегда поддерживается в чистоте, потому что это алтарь ларов, и простые, грубо вырезанные изображения их стоят около очага. Поэт Тибулл,[71] отправляясь на войну, трогательно просит домашних богов:
Лары отцов, сохраните меня! Вы вскормили ребенка,
Крошкою был я тогда, бегал, играл возле вас.
Им молятся при отъезде и при возвращении, в день рождения и свадьбы, а также по выздоровлении. Юноша, вступая в совершеннолетие, приносит им в дар золотой медальон, который носил мальчиком; девушка — свои детские игрушки. Жизнь каждого члена семьи и всего дома тесно связана с ларами, и борьба первых христианских писателей с культом ларов свидетельствует о том, как долго и прочно держался он в сердце античного человека.
Первоначально местом почитания ларов был атрий с его очагом. Впоследствии, когда очаг перенесли на кухню, туда переместился и ларарий, а затем его стали помещать в разных местах дома: в крыльях, в перистиле, в триклиниях, во входных сенях. Ларарий представляет собой или нишу, квадратную, четырехугольную или полукруглую с арочным сводом, или настоящую маленькую часовенку, колонны которой опираются на невысокий пьедестал и перекрыты обычно двускатной крышей. Иногда просто на стене имелось изображение ларов. Перед этим изображением стоял постоянный или переносной алтарь, куда клали венки и цветы, где жгли ладан и совершали возлияния. Один из самых интересных ларариев найден в доме Веттиев. Это часовенка («эдикула» — буквально «храмик») высотой в 3,7 м, очень неглубокая, в противоположность обычным помпейским часовенкам. На прочном основании, несколько выступающем из стены, утверждены две коринфские полуколонны, на которых покоятся архитрав и фронтон. Часовенка украшена лепными рельефами и расписана красной, желтой и голубой красками. Лары изображены на стене ниши: на белом поле стоят, приподнявшись на цыпочки, в легкой позе танца, двое юношей в белых туниках с пурпурной перевязью через плечо и чашей в форме рога в руках. Между ними — молодой человек в тоге с красной полосой. Дело в том, что вместе с ларами обычно изображали божественного спутника и помощника хозяина дома — гения. Так же как и ларов, семья чтит гения своего главы: гению хозяина приносят жертвы, ему посвящают дары, им клянутся. Изображение его, которому иногда придают черты портретного сходства с самим хозяином, помещают в ларарий. У Веттиев, однако, по мнению некоторых, между ларами нарисован гений Нерона: в лице закутанного в тогу юноши с полным лицом усматривают сходство с портретом императора; при империи культ императорского гения был широко распространен; изображение в домашней часовенке его гения вполне соответствует духу времени. Внизу под ларами нарисован свивающийся кольцами змей — это символ гения. Змея была животным, ему посвященным; иногда вместо гения изображали просто змею. Она ползет к алтарю, где лежат яйцо и плоды, чтобы вкусить от предложенной жертвы.
Меблировка
Помпейский дом показался бы нам почти пустым, а древний италиец пришел бы в ужас от загроможденности наших квартир. У античного человека мебели в доме было мало, и стол — главная принадлежность нашего комнатного убранства — играл в его жизни роль значительно меньшую, чем у нас. Письменных столов древние вовсе не знали, так как занимались и читали лежа. За столом обедали; красиво отделанный стол был декоративной мебелью, украшавшей атрий и перистиль, и, наконец, столом пользовались еще, чтобы на него ставить разные вещи: он заменял нашу этажерку. Обеденный стол, по свидетельству Варрона, был квадратным; потом его стали делать круглым. Помпейские обеденные столы были и той и другой формы, мраморные и деревянные. Кроме больших столов, были в ходу еще маленькие круглые столики на трех ножках, вытачиваемых в виде ног лани или козы. Такой столик имеется на одной фреске, изображающей сценку из жизни постоялого двора: на нем стоит чаша и лежит какая-то снедь; около, на двух длинных скамьях, сидят, закусывая и выпивая, остановившиеся здесь путешественники. Столиками этими пользовались как легкой переносной утварью и на пирушках: на них расставляли вино.
Сохранились и столы-этажерки: это небольшие высокие столики на трех или четырех ножках. Очень хорош один из них (ил. 30); несмотря на соединение самых разных и несовместимых мотивов, он производит впечатление изящества и обдуманной законченности. Круглая доска его из красного тенарского мрамора с бронзовыми украшениями по ободку покоится на четырех бронзовых ножках, изогнутых в виде ног животного и оканчивающихся мощной когтистой лапой, упершейся в подставку. Вверху ножки отделаны в виде цветочных чашечек, из которых выходят фигурки мальчиков. Ножки вделаны в шарниры, укрепленные в нижней поверхности столовой доски, и соединены с помощью подвижных пересекающихся поперечин таким образом, что их можно сдвигать и раздвигать: столик от этого становится выше (на 1/4) или ниже.
Любопытная находка сделана в одном доме на «Новых раскопках»: три мраморных столовых ножки в виде львиных лап, на каждой из которых с некоторой разницей в написании стоят три имени «П. Каска Лонг». Они принадлежали одному из самых деятельных участников в заговоре против Цезаря: первый удар кинжалом нанес ему Каска.
Проданный вследствие конфискации имения Каски, стол прошел, вероятно, через множество рук, пока попал, наконец, в тихие Помпеи.
Ложа. Ложе в быту древней Италии играло большую роль. На нем не только спали, но обедали, занимались, читали, писали. Ложа для спанья, занятий и трапезы почти не отличались друг от друга. Кроватью для очень бедных людей служил каменный помост (длиной метра в 2, шириной в 1 м и высотой 50–70 см), на который клали матрацы, подушки и покрывала. Чаще, однако, спали на деревянных кроватях (металлических не было вовсе), видом своим очень напоминающих наши, с высоким изголовьем, но часто вовсе без изножья. Богатые люди украшали кровати бронзой, серебром, слоновой костью. Иногда ножки делали целиком из бронзы; в Помпеях были найдены также кроваточные ножки из слоновой кости.
Удалось сделать гипсовый отлив с изголовья одной кровати: в его сплошную поверхность вставлено пять прямоугольных филенок с рамками: в Помпеях любили разнообразить таким образом ровную плоскость широких досок. Современную сетку заменял ременный переплет, который натягивался на деревянную раму.
Постель стлали почти так же, как у нас; тюфяки и подушки, обычно набивали шерстяными оческами. С I в. н. э. пошли, однако, в ход подушки с гусиным пером и пухом. Плиний Старший, долгое время пробывший в Германии, рассказывает, как римские военачальники отправляли на охоту за гусями целые отряды солдат, снимая их для этого даже с караулов. Матрац закрывали или мягкими шкурами, или пестрым расшитым покрывалом; другое покрывало в том же роде служило одеялом, простыней не употребляли. В столовой ставили ложа более широкие, чем в спальне, и так же застилали матрацами и покрывалами; по краю, обращенному к столу, лежали подушки, особая для каждого места, на которую обедавший опирался левой рукой. В Помпеях нашли прекрасный экземпляр такого обеденного ложа с деревянной рамой и деревянными же точеными ножками (ил. 31). В изголовье вставлена длинная сплошная филенка; с боков оно украшено поясными фигурами, литыми из бронзы. Рама и ножки обиты бронзой, причем со стороны, обращенной к столу, обивка рамы богато выложена серебром. Иногда ложа вокруг стола вмуровывали в пол: неизменно делали это с каменными покатыми помостами, в летних столовых, устраиваемых в садовых беседках; такие помосты найдены в доме Саллюстия, у Корнелия Тегета, у Лорея Тибуртина. Недавняя находка заставляет, однако, думать, что они отнюдь не обязательны для летних столовых. В перистиле богатого и знатного Паквия Прокула («Новые раскопки»), в садовой беседке уже знакомого нам типа, нашли в пепле явственный отпечаток трех обеденных топчанов, сколоченных из досок с помощью больших железных гвоздей. Скромный остов топчана был, конечно, целиком скрыт под тюфяками (обычно пестрыми и расшитыми) и покрывалами.
