В начале империи в моду начали входить полукруглые ложа, получившие название «сигмы» за свое сходство с греческой перевернутой буквой «сигма». На них могло поместиться несколько человек, иногда до двенадцати. Помпейские фрески неоднократно изображают такую сигму. Особенно хороша одна фреска: вокруг низенького трехногого стола собралось общество в девять человек; некоторые стоят, другие возлежат на сигме; на столике разложены какие-то небольшие предметы; один из лежащих держит в левой руке маленькую собачку и собирается поставить ее на стол. В древности так же, как и у нас, любили дрессировать домашних животных; хозяин, очевидно, хочет продемонстрировать собравшимся приятелям искусство своего четвероногого ученика.
Шкафы. Древность нуждалась в шкафах значительно меньше, чем мы, потому что античную одежду, так же как и наше белье, очень удобно было хранить в ларях. Шкафами пользовались редко, причем иногда какую-нибудь крохотную комнатку или маленькое крыло превращали в шкаф; стены комнаты служили готовым остовом шкафа, в который только вставляли соответственной длины и ширины полки. В таких шкафах хранили провизию, посуду, разную домашнюю утварь. Иногда туда складывали ковры, покрывала и одежду; очень часто ставили книги. Были, однако, и настоящие шкафы. Шкаф, стоящий в усадьбе под Боскореале оставил такой ясный отпечаток в пепле, что сделанный гипсовый отлив превосходно передает его форму совсем современного шкафа с двойными дверцами и панелями. В нем находилась посуда и туалетные принадлежности. Очень красивый шкаф (рис. 31) удалось реконструировать в одном доме на «Новых раскопках»: дверцы маленьких нижних ящичков отделаны в виде входов в комнаты; створчатые дверцы, украшенные бронзовыми кольцами, представляют собой четыре рамы, в которые вставлен простой и изящный сквозной переплет. Высота шкафа 2,18 м, ширина 1,35 м.
Рис. 31.
Светильники. Избалованные электричеством, мы плохо представляем себе, каким жалким освещением пользовались древние. Восхищаясь художественной отделкой светильников, мы не думаем о том скудном свете, какой они давали. Светильники часто представляют собой настоящие маленькие памятники искусства, но как осветительные приборы уступают самой невзрачной керосиновой лампочке. По устройству своему они напоминают коптилки, которыми пользовались ленинградцы во время блокады; в плоский сосуд с дырочкой наверху наливали оливковое масло, а через носик сосуда пропускали льняной фитиль, скрученный в виде толстого шнурка. Чтобы было светлее, в комнату ставили по нескольку светильников или делали их со многими фитилями (в Помпеях найдены светильники в форме лодки, с четырнадцатью фитилями). Античные мастера изощрялись и над тем, как украсить светильники, и над тем, какую новую оригинальную форму им придать. Украшениями служили мотивы из растительного и животного царства, мифологические и бытовые сценки. Ручки глиняных светильников отделывали пальметками, завитками или крупными листьями аканфа; у бронзовых изогнутая, очень удобная для держания ручка заканчивалась головой какого-нибудь животного, например лошади или льва. Форму придумывали самую разнообразную: светильники делали в виде маски; человеческой головы, у которой фитиль был вставлен в рот; ноги, обутой в сандалию; слонового хобота; утки, закинутая голова которой служила ручкой, а хвост заканчивался отверстиями для фитилей.
Очень интересный светильник нашли в доме Тегета: обнаженный бородатый мужчина ярко выраженного восточного типа сидит на земле и держит между ног обеими руками сосуд конической формы — это и есть сама лампа (ил. 32); на спине сидящего, рядом с круглой ручкой, имеется отверстие для наливания масла. Бронзовые светильники изготовлялись обычно в виде сосудов со снимающейся крышкой; ручкой для этой крышки и одновременно ее украшением служила какая-нибудь фигурка, к которой иногда прикреплялась на цепочке иголка с крючком, чтобы поправлять фитиль. На крышке одного светильника стоит бородатый сатир, на другой — сидит маленький крылатый амур, борющийся с гусем. Очень хороша крышка со стремительно бегущим и оглядывающимся на бегу юношей-моряком.
Все комнаты первого этажа в помпейских домах, получавшие свет из атрия или перистиля, нуждались в освещении. Ложились, правда, рано и вставали с рассветом, но в спальнях, освещавшихся только из атрия или перистиля, темнело рано; за столом же имели обыкновение засиживаться дотемна: один из знакомых Плиния Младшего, известный своим умеренным образом жизни, заканчивал свой «простой обед» уже ночью; Плиний Старший «так дорожил временем», по словам племянника, что «летом вставал из-за стола еще засветло, а зимой с наступлением темноты»; иными словами, он сидел за столом часа три. Чтобы разогнать мрак густых южных сумерек, в комнату не только вносили много светильников, но и помещали их на особых высоких подставках. Одни их этих подставок стояли на полу и назывались «канделябрами» (от латинского слова «candela» — «свеча»; древнейшие канделябры, изображение которых найдено в этрусских могилах, предназначались не для ламп, а для свечей) (ил. 33); высота их — от 0,75 до 1,5 м. Есть канделябры, в которых высокий четырехгранный стержень или изящная каннелированная колонка на трех звериных лапах поддерживает одну или несколько ламп. Очень любили канделябры в виде дерева, с ветвей которого свисало по нескольку ламп. Иногда светильник помещали на невысоком (не выше 0,5 м) трехногом столике, который ставили чаще всего на стол-этажерку, придвигаемую к самому ложу.
Стенная роспись
Мы говорили уже, что в помпейском доме все комнаты, за исключением имевших чисто хозяйственное назначение (кладовые, кухни) и отведенных для рабов, были расписаны. Эта стенная роспись отнюдь не оставалась за все существование города одной и той же: менялось социальное лицо заказчиков, менялись вкусы и в связи с этим менялась и живопись. Вся она выполнена в фресковой технике: художник писал по сырой штукатурке. Грунт подготовлялся особым образом, так, чтобы оставаться сырым в течение длительного периода, пока стену расписывали. Яркость помпейских красок объясняется и особой обработкой грунта и качеством материала для красок, длительные поиски которого увенчались наконец успехом.
В Помпеях работало несколько художественных мастерских, «школ», выработавших свои определенные правила, которыми строго руководствовались ученики. Индивидуальность проявлялась только в способности комбинировать данные мотивы, развивать и варьировать их в согласии с традицией. Помпеи, конечно, не были центром, задающим тон; они следовали моде, шедшей из Рима, который, в свою очередь, усваивал течения, занесенные из Греции и с эллинистического Востока.
В Помпейской стенной живописи различают четыре «стиля».
Первый стиль получил название «инкрустационного». Сущность его заключается в том, что штукатурку, покрывающую стены дома, отделывают «под мрамор», т. е. придают ей такой вид, что стена кажется сложенной из мраморных плит. Плоскость стены делится на несколько по-разному отделываемых полей; с течением времени эти плиты начинают раскрашивать пестрыми красками, покрывают их сетью прожилок. Живописец, таким образом, присоединяет свои усилия по декорированию дома к работе лепщика. Хороший пример этого стиля дает таблин в доме Саллюстия. Внизу — сплошная желтая панель; над ней — сначала широкая полоса, как будто сложенная из черных мраморных плит, а за ней — более узкие полосы, расписанные в разные цвета: желтый, зеленый, фиолетовый. Живописец и лепщик трудятся вместе над украшением дома. Вверху — фриз, составленный из лепного карниза, над которым опять идут ряды «мраморных плит» и второй карниз. Стена украшена, таким образом, на высоту около двух третей.
Прекрасные образцы такого стиля в полном его развитии дают дома эллинистического Делоса и Приены. В италийской трактовке его, известной нам лучше всего по Помпеям, особенно любимы были чисто архитектурные детали: колонны и пилястры, подчеркивающие вертикальную тенденцию стены. Ими пользуются преимущественно для обрамления дверей, окон и ниш и в верхней части стены, между первым и вторым карнизом.
Общее впечатление, которое производит этот стиль, несколько тяжеловесное. Тяжеловесность эта начинает утомлять; стена кажется скучной.
Второй стиль (конец II в. до н. э.) отказывается от лепных рельефов и берет только элементы живописи, имевшиеся в первом. Его можно охарактеризовать как чистую архитектоническую живопись. Первый стиль «утверждал стену» как нечто прочное, как некую преграду между комнатой и остальным миром; второй стиль эту преграду устраняет. Колонны, полуколонны и пилястры теперь не только обрамляют двери или украшают фриз: художник рисует их на стене от нижней панели, а то и от самого пола и до потолка; соблюдение пропорций и искусное распределение теней делают то, что настоящая стена исчезает, будучи заслонена, как театральной декорацией, тем, что нарисовал художник. Он создает перспективу и пространственную иллюзию. В дальнейшем развитии второго стиля на стене появляется ряд величавых сооружений, расположенных в нескольких пространственных планах: стена за ними не чувствуется. В центре этих строений обычно бывает нарисована закрытая дверь, которую в последней стадии развития этого стиля художник изображает раскрытой, и через образовавшийся «пролом» зритель видит деревья, людей, животных — сцены пейзажного и мифологического характера.
