особенной
гордостью и некоторой насмешкой над побежденными египетский писец от
имени
фараона сообщает о том, что побежденные иноземные князья отправились к
себе домой на
ослах, так как все их лошади были взяты фараоном в виде трофейной добычи.
Очевидно,
египтяне даже в эти времена старались после каждой победы захватить всех
лошадей и
все колесницы, которые в Египте столь высоко ценились, так как давали
возможность
организовывать новый вид воинских частей — колесничные отряды, обеспечивавшие
значительно большую маневренность египетской армии. Однако логическое
ударение в
этой, как и во многих других победных надписях, поставлено на следующей
фразе, в
которой говорится, что царь угнал в Египет в качестве [121] пленников
вместе с их
имуществом «жителей городов», по-видимому, находившихся под властью
Мегиддо и
сдавшихся вместе с ним. Ведь именно с этой целью в те времена велись
военные походы в
соседние страны.
Взятие Мегиддо означало не только разгром главных сил сиро-палестинской
коалиции,
направленной против Египта. Взятие Мегиддо отдавало в руки фараона всю
Палестину и
открывало ему путь на север, к предгорьям Ливана, где находились важные
торговые
города, над которыми, очевидно, господствовал упорный враг Египта — князь
Кадеша
(Кинзы). 56)
Стремясь как можно скорее реализовать все выгоды положения, которое
создалось в
Сирии после падения Мегиддо, Тутмос III тотчас двинулся на север и занял
три города:
Инуаму, Иниугаса и Хуренкару, упрочив тем самым свои позиции в Южной
Сирии.57) Но
можно думать, что, несмотря на крупные успехи египетских войск, сопротивление
местного населения не было окончательно сломлено. Поэтому Тутмос III вынужден был
построить крепость, «после своей победы среди вельмож страны Ременен, под
названием
«Тутмос — покоритель иноземцев»».58) Эта новая крепость должна была стать
оплотом
военного могущества египтян в покоренных ими областях Южной Сирии.
Значение первого похода Тутмоса III в Сирию
«Анналы Тутмоса III» очень кратко сообщают о том, как хозяйничали
египетские
завоеватели в занятой ими стране. Очевидно, не только во время осады
Мегиддо, но и
после взятия этого города египтяне жестоко опустошили всю окружающую
местность, в
частности сняв жатву с полей. Правители всех городов и областей были
смещены, а на их
место фараон «заново назначил правителей каждого города».59) Отсюда можно
сделать
вывод, что местное население было далеко еще не полностью покорено, что
часть местной
аристократии упорно сопротивлялась египетскому господству и что поэтому
Тутмос III
был вынужден применить политику террора по отношению к мятежной части
местного
населения, опираясь на проегипетскую группу местной аристократии.
Однако первый поход Тутмоса III был расценен современниками в качестве
крупного
события. Именно поэтому этот поход столь подробно описан в «Анналах
Тутмоса III» и
отдельные его эпизоды упомянуты в других надписях того времени. И
действительно,
спустя долгое время египетские войска снова вторглись в Палестину и
Сирию, наголову
разбили коалицию сиро-палестинских князей, которую, возможно, поддерживала [122]
Митаннийская держава, покорили племена Палестины и ливанских предгорий, захватили
86
большую добычу и завоевали обширную территорию, пробив тем самым широкую
дверь в
страны Передней Азии.
Чтобы отметить большое значение этого похода и одержанных во время него
побед,
Тутмос III учредил целую серию торжественных праздников и пожертвовал
большие
богатства храму Амона в Фивах. На внутренней стороне южной части шестого
пилона
Карнакского храма высечена особая надпись, в которой подробно описываются
все
религиозные торжества и царские дары жречеству, которые имели большой
социально-
политический смысл, так как должны были укрепить опору рабовладельческой»
деспотии
— аристократическое жречество и тем самым упрочить рабовладельческий
строй в целом.
В этой надписи говорится о том, что царь установил «праздник победы», после того как
он вернулся «из первого победоносного похода, разгромив презренную страну
Речену,
расширив границы Египта в 23-м году после победы». Судя по этому
описанию, царь
трижды праздновал свой «праздник победы», причем торжество каждый раз
продолжалось несколько дней. Одновременно с этим были учреждены и богатые
жертвоприношения, в частности большим обелискам, которые царь поставил в
храме
Амона, а также царским статуям, что должно было укрепить не только культ
бога Амона,
но и культ обоготворенного царя.60) Особенно характерно в этой надписи
подробное
сообщение о передаче царем храму Амона большого количества пленников и
даже трех
городов, завоеванных в Сирии. Наконец, в этой же надписи царь дает
подробное
наставление жрецам, чтобы они были «бдительны в исполнении своих
обязанностей».61)
Так все более укреплялась связь между высшим фиванским жречеством и
царской
властью.
Первый поход Тутмоса III в Сирию значительно упрочил положение Египта в
Передней
Азии в качестве сильной и могущественной военной державы, энергично
вступившей на
путь завоеваний с целью захвата добычи и использования ресурсов
Палестины, Сирии и
Финикии. Вполне естественно, что даже объединенным силам сиро-
палестинской
коалиции было трудно сопротивляться египетскому нашествию. Мы имеем
некоторые
основания предполагать, что большое Митаннийское государство оказывало
некоторую
поддержку сиро-палестинским князьям, ведшим упорную борьбу с Египтом; Митанни в
этот период, опасаясь усиления Египта в Передней Азии, с одной стороны, поддерживало
те страны и государства, которые вели войну с Египтом, а с другой —
оказывало давление
на покоренные народы, стремившиеся освободиться от митаннийского ига и
для этого
заручиться поддержкой Египта. [123]
Ассирия долго была под митаннийским влиянием и неоднократно боролась за
свою
независимость с митаннийскими царями в середине II тысячелетия. На 24-м
году
царствования Тутмоса III, т. е. вскоре после его первого похода в
Переднюю Азию,
ассирийский царь прислал различные ценности фараону, которые автор
«Анналов»
горделиво назвал «приношениями вождя Ашшура», перечислив их наряду с
приношениями из страны Речену, т. е. с данью завоеванной страны.
Разумеется, Ассирия
не могла в то время ни быть завоеванной Тутмосом III, ни послать в
далекий Египет свою
дань, признав гегемонию Египта. Поэтому неправ Грапов, который слово
—
«приношения» понимает и переводит как «дань». Впрочем, он сам не всегда
придерживается такого понимания этого слова, иногда переводя его как
«приношения»
или иначе. 62) Очевидно, эти «приношения» ценных предметов, в частности
лазурита, были
лишь знаками внимания и сочувствия египтянам, которые таким образом
выразил
ассирийский «князь» (или вождь) египетскому фараону. С другой стороны, это могли
быть товары, присланные в Египет с целью установления торговых отношений
между
Ассирией и Египтом. Ведь несколько позднее ассирийский царь Ашшурубаллит
писал
Эхнатону о своем намерении отправить в Египет посла и о своем желании
получить из
87
Египта золото, по-видимому, в обмен на ассирийские товары, колесницы, лошадей и
лазурит, которые Ашшурубаллит послал Эхнатону. В письме Ашшурубаллит
напоминал
Эхнатону, что некогда ассирийский царь Ашшурнадинаххе получил из Египта
20 талантов
золота.63) Ассирийские цари, конечно, знали, что хурриты, тесно связанные
с
Митаннийским царством, довольно глубоко проникли в Сирию и Палестину. На
это
указывает ряд фактов, частично извлекаемых из переписки Амарнского
архива.64) Именно
поэтому, стараясь освободиться от митаннийского влияния, ассирийский царь
пытался
установить непосредственные сношения с египетским фараоном, который нанес