Лисовский умер вскоре после возвращения из похода – в октябре 1616 года – в возрасте 36 лет. Полтора десятка лет он находился в самом пекле, но почил своей смертью – упал с коня во время смотра войска и больше не поднялся. Есть версия об отравлении, возможно, не выдержало сердце, может быть, сказались многочисленные раны – ведь полковник никогда не прятался за спины своих воинов. «Как сам Лисовский бросался на все опасности, так приучил и своих солдат, и, как бы обрекши уже их на верную смерть, обыкновенно называл военным термином “погибшие”», – рассказывает Станислав Кобержицкий.
Со смертью командира полк не распался. Воины Лисовского стали особым родом войска. Они по-прежнему жили за счет военной добычи, не получая жалованья из казны. Благодаря своей исключительной боеспособности они в качестве наемников участвовали во многих европейских битвах и многие народы повергали в ужас своей жестокостью.
Рейд Лисовского в немалой степени спровоцировал Речь Посполитую на новую войну с Россией. Очень уж лихо управлялся полковник с царскими воеводами; казалось, еще немного усилий и войска – и Москва вновь окажется в польских руках. Повод для масштабной войны имелся весомый: в грамоте, посланной в Москву, было сказано, что «великий князь Владислав идет на царство, на которое избрал его добровольно русский народ и в верности принес присягу». Таким образом, спустя почти восемь лет Владислав предъявил свои права.
Все тех же лиц мы видим у истоков очередного похода на Москву. Канцлер Лев Сапега потратил на сбор войска свои средства и вошел в долги; он также настоял, чтобы в Великом княжестве Литовском была введена новая подать для похода Владислава. Большинство сенаторов желало видеть во главе войска 70‐летнего гетмана Станислава Жолкевского, но тот отказался под предлогом возможной войны с турками. Вместо него был избран гетман литовский Карл Ходкевич, которому, как замечает С. М. Соловьев, «также была знакома дорога в Москву и из Москвы».
Поход развивался неторопливо. В апреле 1617 года двадцатидвухлетний Владислав выступил из Варшавы, но лишь в конце сентября он оставил Смоленск и вошел на сопредельную территорию. В это время Ходкевич осаждал Дорогобуж; русские воеводы, прослышав о прибытии королевича, сдали город. Капитуляцию принимал канцлер Лев Сапега. От имени королевича он объявил, «что милостивейший князь дарит им жизнь, и прощает их безмерное преступление (!!!); теперь их обязанность заслужить милость великого князя повиновением и постоянною верностью». Все пленные были отпущены на свободу, а воеводе Федору Семенову и двумстам дворянам, отправлявшимся в Москву, было выдано по два венгерских червонца.
Королевич собирался устроиться в Дорогобуже на зимние квартиры, но епископ Липский и канцлер Сапега посоветовали ему немедленно вести войска к Вязьме. Слух о том, что воеводы с войском оставили Вязьму и бежали к Москве, окончательно решил вопрос в пользу продолжения похода.
Затем пришло известие, что почти не имеет гарнизона Можайск, а его жители хотят сдаться Владиславу. «И так судьба открывала королевичу путь на царство; оставалось только действовать с быстротою, которая, подобно бурному потоку, отторгла бы от устрашенного неприятеля города и крепости», – пишет биограф Владислава. И тут заявила о себе извечная головная боль правителей Речи Посполитой: взбунтовалось войско, потребовало жалованья и хорошего продовольствия; кроме того, оно не желало воевать зимой. Шляхта желала воевать с максимальным комфортом.
Осенью и зимой неутомимо сражались только воины Александра Лисовского; им не нужно было продовольствие, а жалованье они привыкли не получать, а брать саблей. После смерти Лисовского ими командовал его ученик и соратник Станислав Чаплинский. Оставляя после себя пустыню, бесшабашный полк взял Мещовск и истребил всех его жителей. Затем пал Козельск. А вот Калугу, которую защищал знаменитый князь Дмитрий Пожарский, поляки взять не смогли. Но этот партизанский, по сути дела, поход не мог решить исход войны.
Тем временем сейм Речи Посполитой «определил сбор денег для продолжения войны, но немного и с условием, чтоб война непременно была окончена в один год» (С. М. Соловьев). Однако пообещать – еще не значит дать. Когда Лев Сапега с каменецким епископом вернулись к войску после сейма, то застали его в ужасном состоянии:
«Слух и зрение их поразила ужасная бедность войска от неуплаты жалованья: кавалеристы не имели ни лошадей, ни прислуги, ни оружия, ни амуниции; одни умерли с голоду, другие, по бедности, не имели даже необходимой одежды и роптали, что уже в продолжение двадцати дней у них не было во рту ни крохи хлеба. Особенно немецкая пехота, со дня на день приходя в худшее положение, расстраивалась, и люди везде падали от голоду». Несколько сотен литовской конницы отказались служить, потому что прошел трехмесячный срок, назначенный для уплаты жалованья. Владиславу пришлось лично умолять их продолжить службу. Побеждала королевича не армия московитов, а жадность собственных магнатов. Еще немного, и все войско бы разбежалось.
Спас положение малороссийский атаман Петр Конашевич-Сагайдачный, приведший 20 тысяч малороссийских казаков. На радостях Владислав выслал атаману подарки, знамя, литавры и гетманскую булаву.
Собственно, война продолжалась благодаря стараниям Льва Сапеги. «При сем я должен сказать, – открывает тайну появления запорожцев Кобержицкий, – что присоединением казаков обязаны канцлеру Великого княжества Литовского Льву Сапеге: едучи на сейм, он из Орши послал к казацким старшинам убедительнейшую просьбу как можно скорее подать помощь королевичу в войне с русскими. Посланный донес Сапеге в Слониме, что казаки готовы исполнить его желание и только ожидают позволения короля. Сапега отправил и разрешение, и выпрошенные им на сейме двадцать тысяч злотых, чтоб заохотить казаков».
Войско, оставив в тылу непокоренный Можайск, двинулось к Москве. Спустя три дня оно расположилось в любимом лагере Лжедмитрия II в Тушине. 1 октября был предпринят штурм Арбатских ворот: но, потеряв 30 человек убитыми и более 100 ранеными, поляки были вынуждены отойти. Вскоре после неудачного штурма погиб в столкновении с отрядом защитников Троице-Сергиева монастыря командир «лисовчиков» Станислав Чаплинский. Неприступный монастырь стал поистине проклятием для оккупантов. Несколькими годами ранее его долго и безуспешно пытались штурмовать лучшие военачальники времен Смуты Ян Сапега и Александр Лисовский. Здесь же погиб родной брат Лисовского – Станислав.
Начавшиеся холода не оставили полякам ни единого шанса на успех; войско покинуло несчастливый Тушинский лагерь. По сложившейся традиции королевич Владислав направился к Троице-Сергиеву монастырю и попытался его взять. Естественно, неудачно. И в декабре 1618 года было заключено Деулинское перемирие, положившее конец претензиям Владислава на русский трон и конец самой войне.
Война неудачно сложилась для Речи Посполитой, но и положение России было не таким, чтобы диктовать условия мира. И потому она была вынуждена отказаться от претензий на захваченные поляками территории: Смоленск, Северскую и Черниговскую земли.
То был не только конец похода Владислава, то был последний шанс со стороны великих князей Литовских и королей Речи Посполитой собрать под своей властью все русские земли. Отныне Литва и Польша будут только терять и отступать на Запад под напором Москвы – до тех пор, пока под ногами не останется почвы.
Выяснять отношения между собой России и Речи Посполитой мешала Швеция – попеременно воюя то с одной, то с другой державой. В середине 20‐х годов XVII века настала очередь Речи Посполитой.
В 1623 году Сапега добровольно слагает с себя обязанности великого канцлера. Однако в трудное время без такого человека не обойтись, и король, несмотря на многочисленные личные конфликты, в 1625 году назначает Льва Сапегу гетманом Великого княжества Литовского.
Гетманская булава попала в руки Сапеги в тревожное время – шведы уже хозяйничали на северных землях Речи Посполитой. Война с переменным успехом продолжалась еще несколько лет, и лишь 26 сентября 1629 года между Речью Посполитой и Швецией было заключено перемирие. На эту войну Лев Сапега пожертвовал 77 тысяч злотых и 40 тысяч флоринов – большую часть своих средств. На собственные деньги великий гетман содержал войско, которое остановило нашествие шведов на Литву и польские земли.
Умер Лев Сапега 7 июля 1633 года в Вильно, здесь он и похоронен в построенном им же костеле Св. Михаила.
Но и после смерти Сапеги один из выращенных в его инкубаторе самозванцев смущал покой Москвы. Новый «выдвиженец» был сыном польского шляхтича Дмитрия Лубы. Шляхтич взял с собой маленького сына Ивана с собой в Москву во времена Смуты да там и сложил голову. Сироту забрал шляхтич Белинский, но руководствовался он совсем не благородными мотивами.
