деле.«Русское Слово», 15 (02) сентября 1906 года
Подробнее дело изложено в воспоминаниях Александра Васильевича Герасимова (1861–1944) — начальника Петербургского Охранного отделения (1905–1909). [19]
Излагаю в вольном пересказе.
Татьяна Леонтьева, 20-летняя дочь якутского вице-губернатора, воспитанная в институте для благородных девиц, богатая и красивая девушка имела доступ к царскому двору, где ей предстояло назначение во фрейлины царицы. Но сердцем и умом она принадлежала к другому, тёмному миру — миру русского революционного подполья. Каким-то образом юная аристократка связалась с партией эсеров. («Она участвовала в терроре… с радостным сознанием большой и светлой жертвы» — это уже из воспоминаний Бориса Савинкова). У неё созрел план совершить покушение на Николая II — проникнуть в роли продавщицы цветов на один из придворных балов, преподнести царю букет и в это время застрелить его из револьвера, спрятанного в цветах. Этот выстрел должен был служить ответом на Кровавое воскресенье 9 января 1905 года. Вероятно, ей удалось бы осуществить свой замысел, если бы, как раз под впечатлением от Кровавого воскресенья, не были прекращены всякие балы при дворе.
Вскоре её арестовали по другому делу — о покушении на министра юстиции, тоже неудавшемся. После нескольких месяцев одиночного заключения в Петропавловской крепости она душевно заболела. Семье удалось добиться освобождения её из тюрьмы для помещения в одну из швейцарских лечебниц.
Там Леонтьева тотчас возобновила революционные знакомства и обратилась в Боевую организацию партии социалистов-революционеров с просьбой дать ей вновь возможность принять участие в терроре. Руководитель Боевой организации Борис Савинков советовал ей сначала несколько отдохнуть и полечиться. Этот совет она восприняла крайне болезненно, считая его отклонением её просьбы о работе в терроре. В жажде «террористического героического акта» она примкнула к другой революционной группе — социалистов-максималистов. С их нелёгкой руки и разыгрался последний акт её трагедии.
Леонтьева поселилась в Интерлакене в отеле Юнгфрау, где проживал в качестве курортного гостя 73-летний Шарль Мюллер, богатый рантье из Парижа. Она одевалась очень элегантно, свободно прогуливалась по салонам отеля и ежедневно ела за табльдотом, в одном зале с Мюллером. Наблюдая в течении нескольких дней Мюллера вблизи, 1-го сентября 1906 года она попросила накрыть для себя отдельный столик поблизости от старика. Во время обеда Леонтьева встала из-за своего стола, подошла вплотную к Мюллеру и сделала несколько выстрелов из браунинга в этого одинокого и ничего не предполагавшего старца. После первого выстрела он упал, остальные пули добрая девушка выпустила уже в хрипевшего, корчившегося на полу человека. Через несколько минут он был мёртв.
Оказалось, что Татьяна Леонтьева ложно приняла Шарля Мюллера за бывшего русского министра внутренних дел Петра Николаевича Дурново. Старик Мюллер имел несчастье не только походить лицом на Дурново, но и носить то же имя, которым обычно пользовался Дурново в своих заграничных поездках.
П. Н. Дурново умер естественной смертью (1915). Пятеро из восьми его преемников были убиты, — либо находясь в должности, либо после отставки, в ходе красного террора.
В марте 1907 года Татьяна Леонтьева предстала перед Тунским судом. Несмотря на то, что судьи и общественное мнение Швейцарии были настроены против неё, приговор суда был более чем гуманным: четыре года одиночного заключения.
Предоставим слово снова русской прессе.
«Утро России» 19 (06) августа 1910 года:
Из Берна телеграфируют: Срок наказания Татьяны Леонтьевой заканчивается 28 сентября. В силу приговора, по отбытии наказания она должна быть выслана за пределы Швейцарии, но правительство решило, в виду её болезни, оставить её в том же доме для умалишённых, в котором она находится теперь. Родители её, живущие в Берне обязались платить за её содержание. [21] города Майнца поселился немолодой на вид человек в штатском. Его умное, волевое лицо с высоким лбом, опорой которому служили чёрные дуги почти сросшихся бровей, и уверенные движения выдавали многолетнюю привычку распоряжаться и отдавать приказы.
Казармы, где некогда квартировался 117-й стрелковый полк, распущенный после вступления в силу Версальского договора, теперь занимал французский оккупационный гарнизон. Между собой солдаты и офицеры переименовали своё жилище в казармы Галлиени — в честь знаменитого маршала, спасителя Парижа в первой битве на Марне. Человеку в штатском выделили комнату в офицерском корпусе. Попытки разговорить его успеха не имели. Слухи насчёт нового постояльца ходили разные. Достоверно знали только то, что он русский и находится здесь с ведома высокого начальства.
В казармах стояла духота, открытые окна мало помогали. Но русский редко выходил из своей комнаты. Было очевидно, что он чего-то ждёт. Лишь под вечер он покидал расположение казарм и на час-другой устраивался за столиком в кафе неподалёку. Потягивая пиво, просматривал газеты со свежими новостями из разных частей света. Не проходило дня без более или менее важных событий. Сенат Южной Африки отклонил Закон о расовой дискриминации. В Советском Союзе создано Телеграфное агентство — ТАСС. Франция начала вывод войск из Рейнской области. В Багдаде открылись заседания первого в истории страны выборного парламента. Сирия была охвачена восстанием друзов. Волновались английские шахтёры. Финская сборная уступила в товарищеском матче футболистам из Австрии со счётом 1:2. О взрыве в кафедральном соборе Софии больше не писали. Он возвращался в казармы тяжёлой походкой, с мутными от пива глазами, и сразу валился в койку.
В недавнем прошлом он носил имя Мечислава Ярославского. Коллеги из Разведупра знали его под оперативным псевдонимом Ибрагим. Настоящим своим именем он не пользовался уже много лет. Оно было надёжно скрыто в личном деле вместе с важнейшими вехами его блистательной биографии, возможной только в революционную эпоху.
В родном Гомеле его звали Владимир Степанович Нестерович. 1895 года рождения, из рабочей семьи. Перед войной успел поработать слесарем в железнодорожном депо. На фронте с 1915 года. Окончил военное училище, революцию встретил в чине штабс-капитана. С «золотопогонным» прошлым порвал решительно и навсегда. В феврале 1917 года обзавёлся большевистским партбилетом, годом спустя откликнулся на призыв Троцкого к офицерам вступать в Красную армию. Быстро продвигался по службе.
Сослуживцы отмечали сказочную храбрость, а также крутой нрав Нестеровича: скорый на расправу, мог осудить на расстрел за малейшее разгильдяйство. За бои с Добровольческой армией был награждён орденом Красного Знамени и почётным
