себе новых поселенцев обещанием разного рода льгот, побуждали евреев покидать родину и способствовали, таким образом, самому широкому развитию иудейской диаспоры. Аналогичные причины одинаково заставляли и греческое население массами устремляться на Восток и искать там приложения своим силам, какого оно не могло уже найти в обстановке греческих городов. И там, и здесь, и в Иудее, и в Греции, таким образом, сходные, если не тождественные причины, действуя одновременно, побуждали оба народа двинуться навстречу один другому, приводя их к взаимному соприкосновению и взаимному проникновению в среду один другого. Если иудеи несли при этом с собой свою религию, то греки в свою очередь выступали в качестве носителей своей высокоразвитой культуры.
Соприкосновение греков и иудеев не было, таким образом, простой встречей двух народов, которая сама по себе могла бы пройти совершенно незамеченной, но столкновением двух различных культур, двух различных миров. Оба народа были исполнены при этом сознанием выпавшей на их долю миссии: как иудейская диаспора, так равным образом и стремление греков на Восток находили свое идеологическое оправдание и своих идеологов, первая в лице Исайи второго (и, в особенности, третьего, если действительно последние главы книги Исайи могут быть выделены в качестве отдельного пророческого писания), греческое движение на Восток, как мы только что видели, в лице Исократа. Миссионерские намерения и настроения иудеев сталкивались, таким образом, с могучим встречным культурным течением, двигавшимся с запада на восток, с той культурной миссией, какую выполняли в это время греки, массами устремлявшиеся в страны Востока. Тем более и значительнее должен был быть обоюдный интерес, возбужденный обоими народами друг в друге при первом же их соприкосновении, тем энергичнее и оживленнее должен был совершаться начавшийся с этого времени процесс их культурного взаимодействия и тем плодотворнее должны были оказаться результаты этого взаимодействия.
Взаимодействие и взаимопроникновение обеих культур в значительной степени облегчалось еще и тем обстоятельством, что оба народа не только территориально приходили в соприкосновение друг с другом, но и в культурном отношении шли, так сказать, друг другу навстречу. Иудейский народ только что пережил процесс перехода от земледелия и земледельческой культуры к торговому и городскому образу жизни, что должно было сопровождаться и соответственными изменениями в области его идеологии, сделавшей, благодаря этому, значительный шаг вперед в направлении к сближению с эллинской культурой, являвшейся культурой торгового народа и городской по преимуществу. В свою очередь и эллинская культура остановилась в своем развитии, и в ее истории начинался в то же время процесс обратного регрессивного развития. Если иудеи в своем культурном развитии делали шаг вперед, то эллинская культура, обратно, делала шаг назад. Прогресс, с одной стороны, и регресс — с другой, в конце концов приводили оба народа, первоначально столь различные по созданным ими культурам и стоявшие на столь неодинаковой культурной высоте, к одному культурному уровню и, если можно так выразиться, к одному культурному знаменателю.
Идя навстречу друг другу, иудейство усвоило себе греческую философию, эллинизм — иудейские религиозные воззрения; результатом такого двойного процесса и обоюдного позаимствования и явилось новое культурное явление, представлявшее собою идеологическое выражение гибели античной жизни и античной культуры и последний угасающий проблеск античной мысли, именно, христианство.
Впрочем, говоря об условиях и результатах взаимодействия эллинской и иудейской культур, мы забегаем вперед и выходим за пределы нашей темы. Нашу задачу составляло только выяснение причин внезапной перемены во взаимоотношениях между греками и иудеями, происшедшей на границе между классической и эллинистической эпохами, перемены, выразившейся в переходе от почти полного неведения обоих народов друг о друге к тесному соприкосновению и культурному общению и взаимодействию. Теперь, когда нам удалось установить, с одной стороны, факт отсутствия какого-либо соприкосновения между эллинским и иудейским миром в эпоху, предшествовавшую азиатскому походу Александра, когда мы, с другой стороны, выяснили причины, заставившие оба народа двинуться навстречу друг другу, а также те условия, при каких произошла эта взаимная встреча, мы можем считать свою задачу исполненной.
III. Евреи в римскую эпоху
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Евреи диаспоры. Их распространение в пределах римского государства
В экономической жизни римской эпохи евреи далеко не играли такой же выдающейся роли, как впоследствии в средневековой Европе. Исследование обстоятельств и условий существования евреев в Римской империи имеет поэтому не столько самостоятельное значение, сколько как необходимое введение к изложению судеб еврейского народа в средневековую эпоху и, прежде всего, как решение выдвинутой Зомбартом проблемы о первоначальном накоплении еврейских богатств. Та исключительная роль, какую играли евреи в торговле раннего средневековья, предполагает уже в то время наличность в их руках значительных капиталов. Возникает, таким образом, вопрос о времени первоначального образования еврейских капиталов. Зомбарт относит это время к римской эпохе, ограничиваясь кратким замечанием, что евреи посреди общей гибели древнего мира успели сохранить значительную часть своего золота и сокровищ.
Такое простое, ничем не доказываемое утверждение не есть еще, однако, решение вопроса, а лишь перенесение его с средневековой на римскую эпоху. Более специальную попытку разрешения выдвинутой Зомбартом проблемы содержит в себе работа Шиппера.
Отрицая наличность широкой торговой деятельности евреев римского времени, Шиппер признает источником первоначального накопления богатств в руках евреев исключительно землевладение и земельную ренту, получавшуюся евреями в качестве землевладельцев в последние века существования Римской империи. Предлагаемое Шиппером решение в конце концов остается также недоказанным и притом не имеет самостоятельного значения, так как является простым применением к проблеме о происхождении еврейских богатств теории первоначального накопления, развиваемой Зомбартом в отношении позднейшего средневековья. Оба решения, таким образом, нельзя признать удовлетворительными. Самый факт существования еврейских капиталов еще в римскую эпоху остается недоказанным.
Трудность разрешения проблемы заключается не только в отсутствии достаточного исторического материала, но не в меньшей степени, как нам кажется, и в неправильной постановке самого вопроса. Раз видная роль и участие евреев в торговых сношениях раннего средневековья представляет собою факт, доказанный вполне надежными историческими свидетельствами, то, быть может, именно здесь и следует прежде всего видеть источник позднейших еврейских капиталов, не отыскивая каких-либо иных причин. И, во всяком случае, самая постановка вопроса должны быть изменена. Сущность и центр тяжести всей проблемы заключается не столько в том, с какими капиталами евреи приступили к своей торговой деятельности и впоследствии к денежным операциям, сколько в вопросе о том, чем обусловливалась их почти исключительная роль в международной торговле первых веков средневековья. А это в свою очередь приводит нас к вопросу об экономическом положении
