евреев в Римской империи в эпоху ее разложения и о господствовавших в их среде профессиях и жизненных навыках.
Вопрос этот в настоящее время решается иначе, нежели ранее. Если исследователи прежнего времени склонны были распространять исключительное значение евреев в международной торговле на римскую эпоху [112], то результаты последних исследований показывают, что роль евреев в торговле римского времени не только не была особенно значительной, но что даже участие в торговле их соседей на родине сирийцев оказывалось более деятельным. «В римской империи, — говорит Каро, — евреи не образовали отличного от остального населения в хозяйственном отношении класса». Почти дословно то же самое повторяет и Шиппер: «Нигде в римском государстве евреи не составляли отличного от остального населения, хозяйственно отграниченного класса, как это имело место в средние века». Наравне с остальным населением империи евреи занимались не только исключительно торговлей и денежными операциями, но одинаково и ремесленной деятельностью и даже в относительно широких размерах земледелием. Итак, согласно мнению обоих исследователей, евреи в Римской империи в экономическом отношении ничем не выделялись из массы остального населения и не были еще тем преимущественным классом денежных капиталистов, каким они сделались в средние века. Посмотрим же, насколько такое мнение оправдывается фактами исторической действительности.
В эпоху своего независимого существования еврейский народ мало чем отличался от других соседних с ним народов Сирии и Палестины. Это был народ земледельцев по преимуществу. Как внешняя, так и внутренняя торговля была развита мало. Круг внешних сношений был крайне ограничен. За пределами своей родины евреи в несколько большем числе появлялись только в Египте, и то почти исключительно в качестве военных наемников. Решительная перемена в характере народа произошла лишь в связи с так называемой диаспорой, рассеянием евреев вне пределов своей родины, преимущественно, в крупнейших культурных центрах. Начало диаспоре положено было, как известно, еще со времени вавилонского плена, когда наиболее состоятельные и наиболее культурные элементы населения уведены были победителями с собою. Оторванные от родной земли и вместе с тем в большинстве случаев и от привычного унаследованного от отцов и дедов образа жизни, от занятия земледелием и сельским хозяйством изгнанники в то же время очутились в наиболее экономически развитых областях Месопотамии посреди деятельного торгового и промышленного населения. Вполне естественно, что при таких условиях п сами они не замедлили обратиться к преимущественному занятию промышленной и в особенности торговой деятельностью. И это произошло тем скорее, что значительная часть изгнанников по своему социальному положению принадлежала к наиболее имущественно обеспеченной части населения и, следовательно, располагала необходимыми средствами. Вместе с этим евреи в изгнании все более сосредоточивались в городах и все более усваивали себе привычки и наклонности городских жителей. Иудейство, говорит Каутский, продолжало существовать в изгнании, как нация, но как нация без крестьян, как нация, состоящая исключительно из горожан.
Насколько быстро освоились изгнанники с этим новым своим положением показывает то обстоятельство, что по истечении всего пятидесяти лет со времени падения Иерусалима, когда сам Вавилон сделался добычей победителя и когда еврейским изгнанникам представилась возможность возвратиться на родину, очень многие из них не пожелали воспользоваться этой возможностью и предпочли остаться на своей новой родине. И лучшим доказательством того, как мало имели они оснований желать возвращения на родину, может служить контраст, вскоре же обнаружившийся между обеспеченным положением и привольной жизнью вавилонских изгнанников и теми бедствиями, какие приходилось переживать евреям, вернувшимся в Палестину [113]. С образованием обширного персидского царства евреи диаспоры не замедлили быстро распространиться по всем его областям, и, спустя менее нежели сто лет после основания Киром персидской монархии, мы застаем евреев уже почти во всех более значительных городах и поселениях Персии.
Еще более широкие перспективы открылись перед евреями диаспоры с возникновением эллинистических государств, приобщивших весь Восток к эллинской культуре и положивших начало целому ряду новых культурных центров, первое место между которыми заняли Александрия и Антиохия. Бедность жизни на родине, с одной стороны, и выгоды, открывавшиеся на чужбине, с другой, побуждали уже не только евреев диаспоры из бывших изгнанников переселяться во вновь образовавшиеся городские центры, но одинаково и евреев Палестины покидать родные места и искать счастья на стороне. И само собою разумеется, что такие переселенцы, принадлежавшие к наиболее деятельным и способным элементам населения, покидая родную почву, вместе с тем порывали и с патриархальным земледелием, господствовавшим на их родине, искали себе иных более прибыльных занятий, какие им могла доставить только городская жизнь. Причины распространения еврейской диаспоры, таким образом, в известной степени аналогичны современной тяге сельского населения в города. Так происходил своеобразный отбор городского населения среди еврейства. Все собственно земледельческие элементы оставались на родине. Точно так же и те слои городского населения, которые еще не окончательно утратили связь с деревней, естественно, предпочитали селиться в городах Палестины и, в крайнем случае, в городах прилежащих местностей. И только лица, так или иначе окончательно порывавшие с земледелием и сельским хозяйством, отправлялись искать счастья на чужбине далеко за пределами родной страны. И само собою разумеется при этом, что эти переселенцы, как уже указано, принадлежали в то же время и к наиболее предприимчивым и способным элементам населения. В результате в конце концов и создалось такое положение, что в то время, как евреи в Палестине еще в течение долгого времени оставались по-прежнему преимущественно земледельческим народом, евреи диаспоры, напротив, не только принадлежали почти исключительно к городскому населению, но и усвоили себе специально городские привычки и сделались, таким образом, городскими жителями раг excellance. Эти типичные черты, усвоенные еще евреями диаспоры в древности, сохранились одинаково и в характере современного еврейского населения европейских стран. Позволю себе по этому поводу еще раз цитировать Каутского: «Метод, исходящий из среды, — говорит он, — достаточен для объяснения духовных особенностей, поражающих нас в массе современных евреев. Нужно просто наблюдать, как действует теперь город! кая обстановка на людей, как под ее влиянием изменяется селянин, и затем принять во внимание, что евреи — единственный народ на земле, составляющий ровно два тысячелетия чисто городское население, и тогда объяснение еврейской особенности явится само собою. Она есть особенность городов, доведенная до крайности».
Эта черта в характере еврейской диаспоры была подмечена и оценена по достоинству еще первыми прозорливыми правителями эллинистических государств. Недаром они стремились привлекать различными льготами и привилегиями еврейское население во вновь основывавшиеся ими города, не останавливаясь в то же время и перед массовыми насильственными переселениями евреев. И основатели эллинистических государств не ошиблись в своих расчетах. «В том
