понятие нации, чтобы наполнить его новым содержанием и таким образом отвоевать его. Чтобы активно защищать нацию перед лицом политической угрозы, мы должны научиться видеть в ней положительные ценности и смыслы.
Именно это произошло недавно в США. Известный гарвардский историк и журналист Джилл Лепор опубликовала свой «Манифест о лучшей нации» [259]. Ее идеи настолько созвучны с моей книгой, что мне хочется привести здесь аннотацию из немецкого издания: «В эпоху глобализации и космополитических элит понятие нации как будто устарело, а его содержание исторически изжило себя на пути к глобальному сообществу, стало паролем реакции. Однако в мире, который по-прежнему состоит из национальных государств, нация остается самым надежным гарантом права и законности, самым действенным инструментом для борьбы против власти предрассудков, нетерпимости и несправедливости. Тот, кто хочет защитить либерализм от волн авторитаризма нашего времени, должен заново осмыслить нацию».
Ульрике Геро не из тех, кто хочет упразднить нацию, просто игнорируя ее. Слово «постнациональный» звучит для нее как боевой клич. Оно связано с видением глобального, космополитического гражданского общества. Ульрике Геро, активная строительница новой Европы, хочет воодушевить и мобилизовать молодежь как авангард. Постнациональный, интернациональный, транснациональный – засилье подобных определений свидетельствует о сильной тяге к будущему, в котором нация больше не будет играть никакой роли. Более того, Геро приводит четкие аргументы в пользу полного упразднения национальных государств и их замены «Европейской республикой» регионов. Ликвидировав национальные границы, Европа должна стать территорией «единого сообщества граждан», в котором все люди обладают равными правами и возможностями прямого политического участия.
Геро критикует Европейский союз слева. Она хочет больше демократии, считая существующий ЕС недостаточно демократичным; однако, пороча ЕС, она смыкается с критиками справа. В утверждении «Мы создали монстра» обе стороны сходятся. Параллель поучительная. Для обеих политических крайностей Европейский союз – бельмо на глазу. Если левые подвергают ЕС критике за то, что он по-прежнему состоит из национальных государств, то правые недовольны тем, что ЕС ограничивает власть национальных государств. Обе стороны требуют, чтобы Евросоюз в его нынешней форме исчез. При всей точности и убедительности, с какой Ульрике Геро описывает демократические структуры новой Европейской республики, остается неясным, каким образом она намерена избавиться от злосчастных национальных государств. Но эта тема не интересует ее, поскольку она уверена, что нации рано или поздно исчезнут сами по себе, ибо их исторический срок истек – просто они еще этого не заметили.
Почему именно исторический срок национальных государств истек, берется объяснить австрийский писатель Роберт Менассе. Как и Геро, он тоже противник ЕС наций и хотел бы заменить его Европейской республикой регионов. Для этого Менассе привносит в дискуссию исторический довод. Апеллируя к поколению учредителей Европейского экономического сообщества, он уверяет, что политический проект этих мудрых людей имел целью преодолеть национализм и ликвидировать национальные государства. Якобы именно в этом состоял и урок Освенцима; такую мысль Менассе вычитал из текстов первого председателя ЕЭС Вальтера Хальштейна, которые он тщательно изучил [260].
Менассе выдвинул и другие доводы в пользу предсказанного отмирания наций. «У идеи нации было историческое начало, и как все, что имеет в истории начало, она будет иметь и свой конец» [261]. По словам Менассе, старшее поколение вряд ли может себе такое вообразить, но молодежь это понимает и сможет убедиться в этом воочию. Его ожидания опираются на философские идеи левого интернационализма. Пролетарии всех стран соединяются; они преодолели нацию и гордятся тем, что стали «безродными субъектами» [262]. Этот интернационализм, по мнению Менассе, был одной из основополагающих идей создания ЕС. Сегодня, спустя полвека, в новую эпоху глобализации Европейский союз имеет заметное преимущество перед всеми остальными нациями, ибо глобализация есть не что иное, как «разрушение всех национальных границ». Поэтому ЕС не следует воспринимать этот процесс пассивно, но, опираясь на свой исторический опыт преодоления национальных границ и обладая профессиональным знанием, он должен конструктивными политическими методами управлять процессом глобализации.
Как и Менассе, я тоже убежденная сторонница проекта «Европа» и во многом согласна с ним. Я также придерживаюсь того мнения, что европейский проект стал реакцией на Освенцим и преодолением национал-социализма. Создание федеративного экономического сообщества с общим рынком было эффективным средством для решения этой задачи. Оно способствовало слиянию экономик и тем самым углубило интернациональное европейское сообщество. Верно и то, что именно Вальтер Хальштейн поддерживал этот проект и ратовал за ускоренное экономическое сотрудничество между странами – членами ЕС и отказ от национального суверенитета. Кроме того, я разделяю мнение Роберта Менассе о том, что Европа как транснациональное сообщество представляет собой уникальный исторический эксперимент. Он необходим сегодня даже больше, чем прежде, и может служить примером для других межгосударственных союзов в то времена, когда государству все опаснее действовать в одиночку, и все крупные проблемы – регулирование финансовых потоков, изменение климата, перемещение беженцев и внедрение цифровых технологий, а также возрастающая угроза тотального контроля и выхолащивания гражданских прав – могут решаться только на транснациональном уровне.
Однако я расхожусь с Менассе во взглядах на будущее европейского проекта. Да, после двух мировых войн мудрые люди из Брюсселя хотели переосмыслить концепт нации, но они вовсе не собирались упразднять национальное государство. Они не были сторонниками коммунизма – его версию им наглядно продемонстрировала холодная война; они выступали за модернизацию общества, видя ключ к ней не в политической идеологии, а в единой экономике. В отличие от нынешних интеллектуалов, они понимали различие между нацией и национализмом. К своей отчизне они не применяли тезис о том, что национальная идентичность – «ущербная идеология, которая регулярно приводила к войне и преступлениям против человечности» и будет приводить впредь [263]. Меня не убеждают аргументы, игнорирующие различия и навязывающие ложные полемические альтернативы вроде «агрессивный национализм versus единое транснациональное государство». Отцы-основатели Европейского союза ни в коем случае не хотели ликвидировать национальное государство и не считали, что оно «просто отомрет». Их цель была иной, а именно – перестройка национального государства. Лишь тому, кто отождествляет нацию с национализмом, она кажется настолько плохой, что ее непременно следует уничтожить. Однако существуют разные варианты национальных государств. С одной стороны, есть этнически однородные нации, которые подавляют духовное, культурное разнообразие, преследуют национальные меньшинства и уничтожают целые этнические группы. С другой стороны, есть национальные конституционные государства, гарантирующие свободу слова, защищающие многообразие и права человека. Первые называются диктатурами, вторые – либеральными демократиями. Те и другие суть нации, но их нельзя стричь под одну гребенку.
Отождествление нации и национализма опасно еще по одной причине: мы видим сегодня, как авторитарные тенденции, возобладавшие в нации, взрывают ЕС изнутри. Все больше стран, в которых героический образ
