Известный аргентинский писатель Доминго Фаустино Сармьенто (1811–1888) в своей книге «Цивилизация и варварство» (1845 г.) так описывает аргентинскую «революцию 1810 года»:
«До 1810 года в Аргентинской Республике было два различных общества, соперничающих и несовместимых, две различные цивилизации: одна — испанская, европейская, просвещенная, другая — варварская, американская, почти индейская. Революция в городах послужила толчком к тому, чтобы эти два различных способа бытия одного народа столкнулись друг с другом, сошлись в поединке и, после долгих лет борьбы, один поглотил другой».
«В 1810 г. Буэнос — Айрес наводняют революционеры, взращенные идеями самого разного направления — антииспанскими, французскими и европейскими. …Развитие торговли способствовало проникновению европейского духа и основных идей, которыми жила Европа; корабли, частенько заходившие в эти воды, привозили отовсюду книги и известия о политических событиях во всем мире. Заметьте, что Испания не имела другого торгового города на Атлантическом побережье. Война с англичанами ускорила движение мысли в сторону эмансипации и пробудила чувство собственной значимости. Буэнос — Айрес, малютка, побеждающий великана, возгордившись, считает себя героем и отваживается на ещё большее. Движимый чувством самодовольства, с беспримерной отвагой начинает он революцию, распространяет её повсюду, считая, что это великое дело предначертано ему осуществить Всевышним. «Общественный договор» переходит из рук в руки… Буэнос — Айрес считает себя продолжением Европы, и если не признает открыто, что по духу и устремлениям он французский и североамериканский город, то отрицает свои испанские корни… С революцией наступает время сражений и воинских доблестей, побед и поражений, мятежей и бунтов».
Книга Сармьенто, ставшая известной под своим кратким именем «Факундо», посвящена описанию гражданской войны в Аргентине, активным участником которой он был сам. Вместе с тем книга содержит общие политические сентенции, очень точно характеризующие ситуацию, складывавшуюся в Латинской Америке как следствие бескомпромиссной борьбы за независимость.
«Нет смысла останавливаться на характере, задачах и целях Войны за независимость, — пишет Сармьенто. — Всюду в Америке эти войны были одинаковы и порождены единым источником, а именно: развитием европейских идей. …Однако …важно отметить, что революция — если исключить такое ее внешнее достижение, как независимость от Короля — была близкой и понятной только аргентинским городам, для пампы[27] же она осталась чужеродным и незначительным событием.
…Для пампы революция стала камнем преткновения. Подчиняться Королю было приятно, ибо это было подчинение власти. …Свобода, ответственность власти — все вопросы, которые намеривалась разрешить революция, были чужды образу жизни пампы, её потребностям».
Сармьенто отмечает общую тенденцию освободительных «революций» XIX века «Когда в любой стране начинается революция, сначала там вступают в борьбу два противоположных лагеря: революционный и консервативный; у нас враждующие партии получили названия патриотической и роялисткой. Естественно, победившая партия разделяется на фракции умеренную и радикальную — на тех, кто хотел бы довести революцию до конца, и тех, кто хотел бы удержать ее в определенных границах. Характерно для революций и то, что партия, потерпевшая поначалу поражение, реорганизуется и побеждает благодаря расколу, который происходит в лагере победивших. Но когда в ходе революции одна из сил, выступивших в её поддержку, немедленно отказывается и образует третью группировку, она ведет себя одинаково враждебно по отношению как к одному, так и к другому лагерю, но и эта отколовшаяся группа оказывается неоднородной. Общество, в котором возникла эта сила, до тех пор не знало о её существовании, и только революция способствовала ее появлению и развитию».
Эти замечания исключительно верны не только для Латинской Америки, но и относительно революции вообще как политического феномена.
«Как и все гражданские войны, в которых глубоко враждуют партии, расходящиеся между собой в образовании, верованиях и целях, война в Аргентинской Республике велась долго и упорно, до тех пор, пока одна из сторон не победила, — продолжает Сармьенто. — Революционная война в Аргентине была двоякого рода: во–первых, это была война приобщенных к европейской культуре городов против испанцев с целью добиться большего простора для развития; во–вторых, это была война каудильо против городов за освобождение от всякого гражданского подчинения и открытие пути развития своих склонностей и ненависти к цивилизации. Города побеждают испанцев, а пампа побеждает города. Вот разъяснение секрета аргентинской революции, первый выстрел которой прозвучал в 1810 году, а последний еще впереди».
В битве против англичан (1806 г.) отличился капитан кавалерии Хосе Хервасио Артигас (1764–1859), креол из Монтевидео, который после этого занялся подготовкой военного мятежа против испанцев в Уругвае («Клич Асенсио»). В 1811 г. его войска осадили Монтевидео, но вынуждены были отступить на Север, так как правительство Буэнос — Айреса (Расширенная хунта) не оказало ему поддержки. В декабре 1811 г. Второй Триумвират в Буэнос — Айресе во главе с Хосе де Сан Мартином созвал Генеральную Учредительную ассамблею для обсуждения проекта сохранения единства бывшего вице–королевства Рио де Ла Плата. Артигас выступил против этого проекта за федерализм («Инструкции 13‑го года»), республиканскую форму правления и полную независимость от Испании.
Вот как об этом пишет Сармьенто: «Монтонера,[28] какой в первые дни Республики появилась она под командованием Артигаса, уже обладала той звериной жестокостью, духом терроризма, которые бессмертному бандиту, скотоводу из провинции Буэнос — Айрес суждено было превратить в узаконенную систему, приспособленную для образованного общества, и от лица страдающей от стыда Америки выставить её на обозрение всей Европе».
Аристократ Сармьенто так объясняет успех таких людей «из народа», как Артигас: «Честолюбие лежит в основе характера почти каждого крупного исторического деятеля; эгоизм — это пружина, движущая сила, которая приводит в действие все великие деяния».
Однако через сто лет после этих событий Эдуардо Галеано считает иначе: «На юге континента Хосе Артигас взялся за проведение аграрной революции. Этот народный предводитель, столь гнусно оклеветанный и представленный в ложном свете официальными историками, в 1811–1820 гг. возглавил народные массы… Артигас хотел заложить экономические, социальные и политические основы новой нации в границах старого вице–королевства Рио де Ла Плата. Он был самым выдающимся и проницательным из федералистских руководителей, боровшихся против губительного централизма города–порта Буэнос — Айреса».
10 января 1815 г. в битве при Гуайябо войска правительства Буэнос — Айреса потерпели поражение от объединенных сил уругвайских провинций («Да здравствует Артигас и Федерация!») и правительство пало. Федеральная Ассамблея (заседавшая в Уругвае) одобрила проект Артигаса «Временный регламент Восточной провинции 1815 года». 9 июля 1816 г. была провозглашена Республика, но в августе 1816 г. началось одновременное наступление португальских войск и войск Буэнос — Айреса против Артигаса. В январе 1817 г. португальские войска заняли Монтевидео (сопротивление партизанских отрядов «тупамарос»). 7 февраля 1820 г. в битве при Каньяда де Сенеда войска Буэнос — Айреса потерпели поражение. Был заключен федеральный договор, и было принято «Аграрное законодательство 1815 г.», провозглашавшее «свободу людей на свободной земле».
Но олигархия, поддержанная иностранной интервенцией, объявила недействительными документы аграрной реформы. После своего поражения Артигас с отрядом «гаучос» перебрался в Парагвай, который в 1813 г. получил независимость (Хосе Гаспар Родригес де Франсия (1766–1840) — первый президент–диктатор Парагвая). Здесь 23 сентября 1859 г. в одиночестве после долгих и тягостных лет жизни в изгнании Артигас умер как признанный «Защитник Свободных Народов»
«С 1820 г. до конца века под дулами ружей сгонялись с земли неимущие патриоты, которых одарила аграрная реформа, — пишет Галеано. — И осталась у них только «землица для собственной могилы».
Но Сармьенто в середине XIX века считал иначе: «В 1820 году начинается устроение общества в соответствии с новыми идеями, которыми оно пропитано и нововведения продолжаются до тех пор, пока во главе правительства не встанет Ривадавиа. …Ривадавиа приезжает из Европы, более того — ввозит с собой Европу, презирая её. Тогда говорили, Буэнос — Айрес — а значит, Аргентинская Республика — осуществит то, что не сумела сделать республиканская Франция, чего не желает английская аристократия и о чём тоскует страдающая от деспотизма Европа».
