Есть в книжном каталоге у А. И. Сулакадзева и ещё один памятник. Материал, на котором он написан, не указан, но краткое описание его содержания даёт возможность предполагать в нём «Дощечки Изенбека». Это «Криница. 9 века, Чердыня, Олеха Вишерца, о переселениях старожилых людей и первой вере» (II, 28; 329).
Не только А. И. Асов считает, что под названием «Патриарси» «Книгорека» А. И. Сулакадзева скрывается «Велесова книга». В этом просто убеждён зарубежный влесовед Стефан Ляшевский. В своей работе «Русь доисторическая. Историко-археологическое исследование» он приводит любопытную таблицу сопоставления данных о «Дощьках Изенбека» и книге «Патриарси» (табл. 6).
Сопоставление данных.
Тут необходимы некоторые пояснения. Нам не известно, откуда С. Ляшевский почерпнул информацию, что последняя запись в дощечках Ягипа (Ягилы) Гана (Гапа) датируется 878 годом. Саму книгу никто не видел, Сулакадзев же в описании говорит лишь о IX веке.
В отношении количества «Дощечек Изенбека» заметим следующее: нам известно лишь одно свидетельство Ю. П. Миролюбова об общем количестве дощечек. В кратком сообщении о них в письме Русскому музею в Сан-Франциско он упоминает о 37–38 «дощьках» (II, 11; 161). Современные известные нам публикации переводов «Книги Велеса» содержат тексты 38 досок. Но при этом надо учитывать, что в ряде случаев название «дощечка» условно, ибо под дощечкой здесь понимается целая связка их. Подобными связками являются: дощечка 4 (связка из 2 дощечек), 6 (связка из 4 дощечек), 7 (из 5), 17 (из 2), 24 (из 2). Связки эти, видимо, составлены Ю. П. Миролюбовым, ибо нумерация вводилась им (II, 11; 164). В общем, если ещё учитывать, что некоторые доски собраны из осколков, о количестве досок говорить представляется затруднительным. Почему же С. Ляшевский упоминает 44 дощечки? Процитируем этого автора: «Полных текстов дощечек вместе с найденными в архиве жены Миролюбова Н. Ф. Скрипником двенадцатью текстами — всего полных, не считая поломанных, — 88 текстов, что соответствует 44 дощечкам, начертанным с обеих сторон, то есть на одну меньше хранившихся в музее Сулакадзева в конце XVIII века» (II, 37; 32–36).
Представляется необходимым сказать о материале досок «Велесовой книги». Как мы только что убедились, тот же С. Ляшевский не делает по этому поводу никаких заключений. Однако в литературе о «Велесовой книге» можно встретить устоявшееся мнение, что дощечки были берёзового дерева (II, 50; 26), (II, 28; 185). Источником этого мнения послужил Ю. П. Миролюбов, который действительно говорил о берёзе как о материале, из которого изготовлены «дощьки», найденные Изенбеком. Но при этом он всегда употреблял слова «кажется», «вероятно». Да, и он, и Изенбек считали доски берёзовыми, но уверены в этом они не были (II, 11; 166), (II, 4; 28). Так что молчание С. Ляшевского о дереве дощечек «Книги Велеса» вполне понятно. И говорить о том, что «Патриарси» «Книгорека» Сулакадзева никак не могут быть «Книгой Велеса», так как первые были вырезаны на буковых досках, а последняя — на берёзовых, никаких оснований нет. Вполне возможно, что писчим материалом и «Велесовой книги» также был бук. Во всяком случае, советский учёный А. Л. Монгайт в этом даже как будто не сомневается. В своей брошюре «Надпись на камне» (М., 1969) он пишет следующее: «…К Изенбеку попали буковые (выделено нами. — И.Д.) дощечки, которые уже более ста лет назад исчезли из поля зрения исследователей» (II, 37; 32).
Итак, вероятность того, что памятник, который впоследствии назвали «Велесовой книгой», находился в коллекции А. И. Сулакадзева, весьма велика. Очень и очень может быть, что «Книга Велеса» скрывается под названием «Патриарси». С. Ляшевский просто уверен в этом. После табл. 6, приведённой нами выше, он замечает: «Невозможно допустить, чтобы всё это было случайным совпадением. Нет ни одного фактора, противоречащего их идентичности…» (II, 37; 34).
Правда, нас, как и других исследователей, несколько смущает приписка в конце описания книги «Патриарси»: «В Моравию увезено». Как понимать эту приписку? Асов по этому поводу пишет: «Непонятна заметка о том, что именно и когда было увезено в Моравию. Может быть, в Моравию была увезена какая-то копия «Книги Велеса»? Или до нас дошла копия?» (II, 10; 429). Вообще непонятно, была ли когда-нибудь книга «Патриарси» в собрании Александра Ивановича, ведь в «Книгореке» указаны не только те старинные манускрипты, которые были у Сулакадзева, но и те, о которых он только был из каких-либо источников наслышан. Против тех книг, которые у него в коллекции были, Сулакадзев ставил надпись «есть». В описании же «Патриарси» не значится «была, но увезена». Откуда увозили, неясно: от Сулакадзева ли или от кого ещё? С. Ляшевский объясняет приписку тем, что А. И. Сулакадзев просто путал следы. Ничего в Моравию он не отправлял. Чтобы спасти дощечки от сожжения, ибо они находились в Индексе запрещённых книг, Александр Иванович отправил их в имение своего близкого друга, помещика Задонского (именно так у Ляшевского; правильнее, вероятно, было назвать фамилию Неклюдова), который был вне подозрений, а затем сделал не соответствующую действительности приписку об отправке книги в Моравию (II, 37; 32).
Итак, дощечки «Книги Велеса» могли быть у Сулакадзева. Но подделал ли он их или это всё-таки был подлинный памятник? Противники подлинности «Книги Велеса» отвечают: конечно, подделал. Раз не Ю. П. Миролюбов, то тогда А. И. Сулакадзев. Его, собственно, изначально и подозревали в этой фальсификации. Вспомним А. В. Соловьёва за рубежом и Л. П. Жуковскую в нашей стране. Но… Есть ряд обстоятельств, которые смущают противников аутентичности «Дощек Изенбека», когда они утверждают, что автором подделки был А. И. Сулакадзев. Во-первых, характер этой подделки не очень-то согласуется с характером тех фальсификаций, которые Александру Ивановичу принято приписывать. Он «упражнялся», в основном в приписках к подлинным рукописям. Максимальные по объёму собственные его «творения» (мы сейчас следуем логике противников «Велесовой книги» отнюдь не будучи согласны с их отношением к деятельности А. И. Сулакадзева и экземплярам его коллекции) — это «Боянов гимн» и «Перуна и Велеса вещания в Киевских капищах». Объём же «Книги Велеса» значительно больше. Достаточно сказать, что её тексты содержат свыше 22 500 слов и фрагментов слов и свыше 92 000 символов (II, 52; 197). Общее количество слов «Велесовой книги» больше количества слов в «Слове о полку Игореве» примерно в 8 раз (II, 52; 197). Объёмный памятник, не так ли? Кроме того, учтём, на каком материале писался текст, и представим всю трудоёмкость этого процесса: вырезать текст на примерно 40 деревянных дощечках с двух сторон. А язык дощечек? «Работать под старину» в таком объёме гораздо труднее, чем при фальсификации «Боянова гимна». Словом, не очень-то это похоже на Сулакадзева.
А ведь есть ещё и «во-вторых». И этим вторым является содержание «Книги Велеса». Сулакадзев с его научными представлениями конца XVIII — начала XIX века никак не мог писать об азиатской прародине русов, сосредоточить своё внимание на степных истоках славянства. Индоевропеистика тогда только зарождалась, и азиатской (среднеазиатской) теории происхождения индоевропейцев ещё не существовало. Внимание учёных было приковано к Новгородской Руси, господствовала норманнская теория. В некоторой степени Русь со степью увязывал только М. В. Ломоносов, выводивший русов от роксолан. Очень богаты и религиозные представления «Велесовой книги». А знания Александра Ивановича о славянском язычестве опять-таки не выходили за рамки того, что было известно в конце XVIII — начале XIX века, а известно было совсем немного. Что Сулакадзев большего не знал, ярко показывает его пьеса «Карачун», где мизерные знания мифологии славян сочетаются с разного рода романтическими веяниями (II, 28; 185), (II, 9; 140).
Всё говорит за то, что «Книгу Велеса» подделывал не А. И. Сулакадзев. Но тогда кто? Здесь противники подлинности этого памятника находят просто-таки соломоново решение. Впервые это решение профигурировало в уже упоминавшейся брошюре А. Л. Монгайта «Надпись на камне». Советский учёный считал, что дощечки «Книги Велеса» были у А. И. Сулакадзева в гораздо меньшем количестве. Когда они уже известными нам путями попали к Ю. П. Миролюбову, он подделал все остальные (II, 37; 32). В наши дни эту версию высказывает Д. М. Дудко: «Создавать её («Велесову книгу». — И.Д.) начал А. И. Сулакадзев в первой трети XIX века, основную же работу проделал не позже 1953 года Ю. П. Миролюбов» (II, 28; 233). «Рука его (Сулакадзева. — И.Д.), возможно, чувствуется в дощечках 15а и 17а, говорящих о начале Новгорода» (II, 28; 186). Что ж? Правильно. Если дощечки видели до Ю. П. Миролюбова, то полностью обвинять его в подделке нелогично. Связать фальсификацию в полном объёме с А. И. Сулакадзевым тоже, как мы видели, не получается. А вот сочетание этих двух лиц даёт противникам «Книги Велеса» желаемый результат. Частично подделывал один, а частично — другой. А что на это отвечают сторонники подлинности памятника. Нам их контраргументы не встречались. Только С. Ляшевский, отвечая А. Л. Монгайту, замечает, указывая на некоторую нелогичность рассуждений советского исследователя, признававшего существование дощечек в конце XVIII — начале XIX века: «Зачем же Миролюбову было подделывать, если они (дощечки. — И.Д.) уже существовали в конце XVIII — начале XIX столетия в количестве 45 штук?» (II, 37; 32). Аргумент этот работает, если признавать, что запись в «Книгореке», говорящая о 45 буковых дощечках «Патриарси», соответствовала действительности. Если же утверждать, что дощечки были, но количество их было меньшим, а запись в каталоге — одна из мистификаций А. И. Сулакадзева, то аргумент С. Ляшевского недействен.
