- Да как вы будете держаться-то, - крикнула бойкая жена Андрея Филатова, Дарья. - Вас тридцать, а у Карася с Сидором целый полк. Все на конях, да с обрезами, да с пулеметьями.
- Ты откуда знаешь? - огрызнулся Андрей на Дарью.
- Мне Кудияриха рассказала, она в Падах была. Говорит, Сонька-то, Макарова дочь, из Светлого Озера, за Карася замуж вышла. Разодел он ее, как мужика, в галифе красные. А в ушах серьги золотые и перстень на руке.
- Врешь! - вдруг со злостью сказала Аграфена. - Не могёт быть. Ее Кланька моя осенью видала. И говорила с ней. Мучится, говорит, баба, страдает от позора. На такое не пойдет она.
- А вот пошла, значит, - упорствовала Дарья. - Кудияриху спроси.
- Тише, товарищи! Хватит лясы точить! - одернул баб Андрей. - Дело серьезное, а вы раскудахтались. Так вот... Полк ли, рота ли - нам пока неизвестно, а приказ - охранять. Женщины и дети, я думаю, кто, может, и к родным в Кривушу пристанут, чтобы в Тамбов не ехать. У Аграфены вон внучек болеет. Куда ей сейчас с Кланей в дорогу! В Кривуше отсидятся. Баб небось не тронут.
Бабы загомонили, засморкались.
- Как же мы вас тут одних оставим? - крикнула Дарья. - На смертушку? Пусть одни продотрядчики охраняют!
Долго сидели, спорили, доказывали друг другу, а расходились - каждый со своим горем, со своими думами.
Ефим с Авдотьей за весь вечер не сказали ни слова. Оба были убиты известием, что Сидор - их мучитель и супостат - где-то рыскает по уезду и уж конечно точит на Ефима нож.
Когда все разошлись, Ефим подошел к Андрею.
- Ты, Андрюша, скажи по чести, правда аль нет, что Сидор объявился?
- Митрофан кому-то проговорился, что Сидор раненого его подобрал. А теперь, видать, Сидор его и прибрал к своим рукам. Не мог Панова сам Митрофан убить. Сидорова работа...
- Откупился, значит, - сокрушенно вздохнул Ефим. - Я же говорил: все, кто с золотишком, откупятся и в городах засядут. У них там старых друзей-приятелей полно.
- Брось молоть-то! Со страху злишься. Панька твой с Кланькой в городе определились тоже за золотишко?
- Панька мой - другая статья.
- Ну вот и не клепай на советскую власть. Один Сидор Гривцов ускользнул от кары, а ты уж всех разрисовал! Струсил, что ли?
- Да ты что на меня орешь-то? Что бы я да струсил! Хоть к пулемету, хоть к орудию! А злость-то берет: в руках вражина был, упустили! И Тимошку упустили бы, истинный бог. Сердце мое чуяло.
- Ну ладно. Иди у Сергея Мычалина винтовку получи...
- А Машу с ребятишками в город отправь, Андрюша, и Авдотью с моими тоже. Там Васятка об них порадеет. Своих будешь отвозить и наших возьми.
- Ты слушай меня... Иди получи винтовку. Будешь завтра сам сопровождать в Тамбов женщин и детей. Отец мой тоже с тобой поедет. До станции проводят вас двое бойцов из отряда. Они вернутся с подводами, а вы дальше поедете поездом. На подводах до Тамбова нельзя. Большак оседлал Карась. Поедете на север, к станции.
- Это почему же я? Сам трусом называл, а теперь с бабами меня отправляешь?
- Ты завхоз, твой долг. А потом... Сидор на тебя очень зол, нам невыгодно тебя тут держать. Понял?
- А-а... понятно. - Ефим совсем помрачнел.
- Возьмешь с собой денег на расходы. Выезжать на заре. Иди, собирай людей в дорогу.
Ефим сгорбился, словно его чем-то очень глубоко обидели, и торопливо вышел.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
В Каменку, где находился губком СТК ("Союза трудового крестьянства") и откуда с благословения батька Плужникова начал Антонов движение своих "войск", был послан усиленный отряд чекистов и милиции из Тамбова. Пока отряд добрался до Каменки, Плужников укрыл губком и охрану в подземелье, выкопанное еще в девятнадцатом году по всем правилам шахтерского искусства: с потайными ходами в погреба и с выходами к глубокому оврагу. В этом подземелье могло укрыться более ста человек, там было заготовлено много провизии на случай "отсидки".
Чекисты поймали в селе лишь нескольких дезертиров, поговорили со стариками, которые на вопросы отвечали больше жестами, чем словами, и с тем вернулись, доложив, что в Каменке незаметно никакой "столицы" антоновских войск.
А в это время, разбившись на две группы, бандиты вели наступление на крупное село Инжавино, где располагался гарнизон красноармейцев и отряд Чека.
Гарнизон из села отступил. Успех вскружил головы привыкшим к разгулу антоновским дезертирам - они разбрелись по длинным улицам села и начали шумно праздновать победу.
А к станции Инжавино вскоре прибыла бронелетучка. Из Кирсанова подоспел батальон красных курсантов.
Антонов опомнился, когда снаряды бронелетучки уже посыпались на скопление лошадей у его штаба. Он бросил к станции своих отчаянных "гвардейцев", но их атака захлебнулась под огнем пулеметов. Согнав силой жителей Инжавина, он заставил их кричать "ура", а сам под прикрытием мужицких толп незаметно ускакал из Инжавина, кое-как собрав остатки своих "лихих" кавалеристов.
Первая победа и первое поражение!
Антонов был взбешен: "Пьяные свиньи! С ними добьешься великих побед!"
Он даже не захотел возвращаться в Каменку к Плужникову. Офицеру Богуславскому, красавцу, любимцу Плужникова, поручил с двумя полками вернуться на базу, а сам с гвардейским полком, костяком которого были бывшие его дружинники, ускакал на Паревку, где отлеживался у надежных людей его больной брат Дмитрий.
А Плужников не был дураком, он и не рассчитывал на одного Антонова. Во всех волостях и уездах через своих агентов отыскал Плужников головорезов, способных возглавить шайки дезертиров. Эти маленькие вожди караси, лобаны, дергачи, губаны - никому не подчинялись и ни перед кем не отчитывались за свои действия, если не считать одного неписаного закона закона круговой поруки.
А в народе обо всех этих шайках говорили просто: рыбак рыбака видит издалека. Говорили потихоньку: боялись и ненавидели.
Было кого ненавидеть.
2
Вместе со своим карай-салтыковским холуем Иваном Семеновым Плужников сидел под липой, склонившейся над рекой, и небрежно забрасывал удочку. Он знал, что Антонов приедет сюда из "столицы" Каменки вместе со своей зазнобой, и потому был не в духе.
Вековые дубы, неохватные сосны стояли, притаившись, по берегам Вороны, и лишь сухие листья нарушали мертвую тишину этих мест - опадая, цеплялись за ветки, казалось, кто-то крадется, ломая ногами валежник.
Но Плужников не боялся - надежные телохранители бродят неподалеку, собирая грибы.
Он и за поплавком не следил - за него это делал Семенов. Батько думал. А думать было о чем. Не нравился ему капризный Антонов. Куда лучше исполнительный и храбрый Богуславский. Даже Токмаков ближе его сердцу хитрый" выдержанный татарчук. А этот носится со своей славой, как с писаной торбой!
Плужников даже сплюнул в реку. Семенов покосился на него, но промолчал.
Да, но со славой его приходится считаться. Ему нужна слава - черт с ним, бери, а "Союзу" нужна власть и земля. Сам натолкнул на вывод разделить войско на две армии, с общим штабом. Богуславский - достойный офицер. На этом и стоять будем.
Вскоре из-за поворота реки показалась лодка. Плужников пригляделся. Ну, конечно, с Иркой Горшеневой! Она тихо напевает "Пряху", а он орудует веслом, не спуская глаз с девки. С Косовой Маруськой не растащишь и эту арканит! Щеголь несчастный! Плужников снова плюнул в воду, бросил удочку и встал.
- Подъедет - оставь девку тут. Пусть костер разжигает да уху варит, а его ко мне пошли. Я у барской пристани сяду...
С ненавистью наблюдал он из-за прибрежного куста, как Антонов на руках вынес Ирку на берег? Хлыщ! Бабий угодник!
- Ну что, намяукался, кот? - с нескрываемой досадой встретил он Антонова, весело подошедшего к назначенному месту.
- Все, Старик! Маруську побоку. Пусть с полком воюет, она кровожадная, а Ирка для любовных дел создана. Ягодка!
Плужников укоризненно покачал головой и продолжал:
- Ну, так вот, Степаныч, дело наше разгорелось не на шутку. Наши комитеты полки сколачивают и отряды. Не ахти какая конница - подушка вместо седла да обрез, - а для счета полезно. Битюковский, Павлодарский, Пахотноугловский, Козловский, Нару-Тамбовский полки уже действуют. Командиры не вояки, а для налетов сойдут. Нам главное - видимость регулярных войск создать. А там, глядишь, поляки амуницию подбросят, да и нам спать нечего - склады громить надо, а не в бои ввязываться... О тебе мы славу по селам пустим: полководец непобедимый! - Плужников взглянул при этих словах на Антонова: ну конечно, расплылся в улыбке, не сдержался.
- А как с ними связь держать? - притворно насупившись, спросил Антонов.
- Вот об этом и речь. Главоперштаб утвердить надо. Держать его подальше от войск. Пусть кочует из села в село по южной границе губернии. Полки на две армии разбить. Бог две руки дал: одну отсекут - второй креститься можно. Богуславский согласие дал второй армией командовать. И Плужников снова взглянул на Антонова. Перекосило завистника! Но молчит, знает, что люб Богуславский всему губкому.
