Также широко распространено утверждение, что Гамильтон рассредоточил свои войска по слишком большому количеству пунктов, тогда как ему следовало сосредоточить все свои усилия на небольшом секторе. На это ответ дают не только «бледные лица», о которых рассказывает Лиман фон Сандерс, но и опыт таких же быстро выдыхавшихся попыток в течение последующих трех лет на Западном фронте — опыт, который достался ценой значительно больших потерь.
Быть может, бухта Сувла, также слабо охраняемая турками, могла оказаться более удачным местом для десанта, давая те же выгоды, которых искал Гамильтон, но обладая меньшим количеством отрицательных сторон. Но в апреле точных сведений о характере и условиях побережья не было, а на действия морской артиллерии у мыса Хеллес возлагались преувеличенные надежды.
Более разумной критикой является мнение, что способность британцев к быстрым перемещениям по морю должна была использоваться более полно. Можно было бы снимать войска там, где они встречали серьезное сопротивление, но до того, как они несли большие потери, и перебрасывать для усиления десантов, не встречавших такого сопротивления, или даже для организации новых высадок. Этим самым, благодаря способности перебрасывать силы, мог быть частично уравновешен недостаток резервов. На это накануне организации десанта указывал Брайтуэйту, начальнику штаба оперировавших здесь войск, капитан Эспиналь, один из офицеров Генерального штаба. Он настаивал, что необходимо выработать план действий на случай, если один или оба десанта «анзаков» у мыса Хеллес будут сорваны.
Такая же или даже большая ошибка плана заключалась в том, что в нем не были приняты меры на случай частичного успеха — наиболее вероятной ситуации на войне, и в руках главнокомандующего не было оставлено «плавучего» резерва, чтобы быстро ввести его в дело на участке побережья, обещавшем наибольший успех.
К несчастью, как план, так и его выполнение страдали от недостатка гибкости — свойства, чрезвычайно важного на войне. Частичный же успех обоих десантов в первой фазе операций привел к еще большему окостенению плана, пока он, наконец, не сделался совершенно негодным.
Сцена 3. Газовое облако над Ипром
Солнце скрывалось за Ипром. Его весеннее ликование в этот день вдохнуло жизнь в вымерший город и в рассыпанные впереди его прикрывавшие город окопы. Месяц спустя Ипру суждено было стать развалинами, в лучах луны приобретавшими страшное величие огромного Колизея. Спустя три года Ипр будет представлять собой просто кучу нагроможденных обломков. Но в этот день 22 апреля 1915 года город был несколько мрачен — естественно мрачен, как город, покинутый почти всеми жителями, но впечатление это оглаживалось благоуханием весеннего яркого солнечного дня.
Когда благоухание это стало пропадать вместе с заходившим солнцем и даже орудия смолкли, вечерний покой разлился над местностью. Но покой этот был обманчив: это был пролог к дьявольскому действу под звуки органа и качание курильниц.
В пять часов раздался потрясающий рев орудий, и тяжелые снаряды стали глухо рваться над Ипром и над многими деревнями, которые раньше редко или даже вовсе не обстреливались. Ноздри людей, ближе находившихся вблизи от фронта, втянули запах какой-то адской эссенции. Те, которые были ближе к северным окопам впереди Ипра, увидели два странных призрака из зеленовато-желтого тумана, медленно ползущих вперед и постепенно расплывавшихся, пока они не слились в один, а затем, двигаясь дальше, не растворились в синевато-белое облако.
Теперь это облако висело над фронтом двух французских дивизий (алжирской и территориальной), примыкавших к британским частям и удерживавших левый сектор. Вскоре офицеры за фронтом британских войск и вблизи мостов через канал были потрясены, увидев поток бегущих в панике людей, стремящихся в тыл. Африканцы, соседи британцев, кашляли и показывали во время бега на горло: вперемешку с ними неслись обозники и повозки. Орудия французов пока еще стреляли, но к 7 часам вечера и они внезапно и зловеще стихли.
Беглецы оставили за собой на фронте прорыв шириной более 4 миль, заполненный лишь мертвыми или умирающими, которые, задыхаясь, агонизировали, отравленные хлористым ядом. Обе французские дивизии почти полностью перестали существовать. Германцы газами сняли защитников с северного фланга сектора, словно просто выдернули коренной зуб на одной из сторон челюсти.
Оставшиеся спереди и на южном фланге «зубы» сектора образовывала канадская дивизия (Элдерсон), а ближе к прорыву — 28-я (Бульфин) и 27-я (Сноу), которые вместе составляли V корпус Плюмера. Германцам надо было пройти на юг 4 мили, чтобы достигнуть Ипра, после чего выбить и эти «зубы» нажимом с тыла.
В этот вечер немцы прошли вперед две мили, а затем, как это ни странно, остановились. Все пространство в 4,5 мили между обнаженным флангом фронта канадцев и каналом, представлявшим собой хорду сектора, было заполнено лишь немногими мелкими постами, поспешно надерганными из французских и канадских частей, находившихся до этого в резерве. Между этими постами зияли три никем не занятые разрыва шириной в 2000, 1000 и 3000 м.
Но и к 1 мая германцы продвинулись вперед лишь на несколько сот метров. Когда же наконец бой здесь замер (в конце мая), единственным видимым отличием было то, что выступавшая прежде вперед часть сектора сравнялась, причем произошло это главным образом из-за добровольного отхода британцев. Любопытным контрастом к обычному опыту прежних операций явилось то, что в данном случае из двух сторон наиболее тяжелые потери понесла обороняющаяся. Потери британцев составили 59 тысяч человек — почти вдвое больше, чем потеряли атаковавшие их немцы.
Почему же германцы упустили возможность использовать внезапность созданную химической атакой? Почему британцам удалось спастись от разгрома, хотя полный паралич боеспособности французов явился для них неожиданностью? Наконец, почему, они понесли такие огромные потери, когда германцы фактически почти отказались развить свой успех? Вот три вопроса «Второго Ипра».
К концу марта пленные, захваченные на юге сектора, занятого тогда французами, подробно рассказали, что в окопы доставлены в больших количествах баллоны с газом. Они рассказали также о способах пользования этими газами. Французские командиры не обратили никакого внимания на это предостережение — быть может потому, что вскоре части их должны были быть здесь сменены. Любопытно, что 30 марта в бюллетене 10-й французской армии, находившейся далеко отсюда, в Пикардии, появилось подробное изложение этих же данных.
Еще более полное и точное предупреждение было получено 13 апреля, когда вблизи Лангемарка к 11-й французской дивизии, оборонявшей тогда этот участок, перебежал германский дезертир и рассказал, что
«Баллоны с удушающими газами размещены побатарейно в количестве 20 баллонов на каждые 40 м вдоль всего фронта…»
Далее он сообщил, что
«По получении сигнала — три красных ракеты и открывшийся огонь артиллерии — баллоны открываются, и при благоприятном ветре газ достигает французских траншей… В порядке защиты от отравления газом каждый германский солдат получил пакет пакли, вымоченной в специальном растворе».
Действительно, при дезертире была найдена примитивная маска, которыми в качестве противогазных средств были снабжены атакующие.
Французский дивизионный командир генерал Ферри, на которого известие это произвело большое впечатление, предупредил об этом французскую дивизию — своего соседа слева, британскую 28-ю дивизию — соседа справа, канадскую дивизию, которая должна была занять через два дня часть его фронта, и алжирскую дивизию, занимавшую остальной участок его фронта обороны. Еще более важным было то, что Ферри предупредил об этом своего командира корпуса Бальфурье и офицера для связи от штаба Жоффра, который прибыл навестить его дивизию.
Как же реагировали на это два влиятельных лица? Бальфурье назвал Ферри легковерным шутником и пропустил мимо ушей оба его предложения: обстрелять окопы германцев, чтобы уничтожить баллоны, и уменьшить число бойцов на тех участках фронта, которым угрожали газы.
Офицер для связи не только назвал всю эту историю мифом и тем поставил на ней крест, но и устроил Ферри выволочку — во-первых, за то, что он снесся с британцами непосредственно, минуя соответствующие инстанции, а, во-вторых, за то, что Ферри вопреки доктрине Жоффра принял меры к уменьшению гарнизона поставленной под угрозу позиции. В итоге на основании свойственных французской армии обычаев Ферри поплатился за свою инициативу отстранением от должности.
Генерал Пютц, принявший от Бальфурье оборону левой части сектора своими двумя дивизиями, был не больше последнего склонен верить рассказам о газах, хотя новое предупреждение пришло 16 апреля уже из бельгийских источников.
