Необходимо различать две группы несвободных — тех, которые оказались в Риме уже взрослыми людьми, и тех, кто родился рабом в доме своего господина. Среди первых было много образованных людей, и, когда они овладевали латинским языком, им поручали выполнять функции секретарей, библиотекарей и т. д. О детях же рабов римляне, как подобало, заботились сами, что следует приписать не столько их человеколюбию, сколько практическим расчетам. Для детей рабов организовывали школу — так называемый педагогиум, дабы, как говорили их господа, не позволять им пребывать в праздности и в то же время повысить их ценность как слуг. Несомненно также, что обучение и воспитание имели целью внушить некоторым рабам чувство собственного достоинства и ценности своей личности, дабы в будущем из них могли выйти свободные граждане, если их отпустят на волю. Вольноотпущенники же были нужны даже императорам.
В педагогиуме преподавали учителя, часто те же самые, что воспитывали и детей своего господина, или же иные интеллигентные и образованные рабы, также называвшиеся педагогами. О таком педагогиуме в одном из его поместий вспоминает Плиний Младший. Некоторые определяют педагогиум как «школу пажей», однако это неверно: далеко не все мальчики выступали в этой роли, а если они и исполняли обязанности «пажей», то лишь недолгое время, так как, вырастая, они благодаря полученному ими образованию выполняли иные функции, о чем речь шла выше.
Программа обучения в педагогиуме включала в себя чтение, письмо, начатки счета, физические упражнения. В сущности, это была такая же программа, как и для детей свободных граждан. Кроме того, мальчиков готовили к различным практическим занятиям и профессиям. Колумелла жалуется, что в Риме нет сельскохозяйственных школ; вместо этого имеются те, где готовят к профессиям, которые только обслуживают человеческие прихоти, например школы, где учат делать приправы к изысканным блюдам или же искусно подавать кушанья одно за другим. Это подтверждает и Сенека. Римляне требовали немалого искусства и от повара, и от его помощников. «Несчастен живущий только ради того, чтобы по правилам резать откормленную птицу, но тот, кто обучает этому ради собственного удовольствия, более жалок, чем обучающийся по необходимости» (Сенека. Нравственные письма к Луцилию, XLVII, 6). Столь же критически высказывается и Ювенал:
Как он вприпляску орудует: нож его так и летает,
Все соблюдая приемы его мастерства и традиций;
И, разумеется, здесь очень важно различие жеста
В том, как он зайца разрежет и как разобьет он пулярду.
Ювенал. Сатиры, V, 121–124
Педагогиумы существовали начиная с правления Тиберия до Каракаллы. В правление Траяна и Адриана они достигли своего расцвета. Школа нуждалась тогда в большом количестве преподавателей, которым помогали ассистенты — «субпедагоги». При школе работали массажист и цирюльник, оказывавшие услуги особенно отличившимся ученикам, ведь педагоги заботились и о здоровье своих подопечных, и об их внешнем виде, и в то же время об их поощрении к занятиям. Обучались в педагогиуме дети рабов, достигшие 12 лет; обучение длилось около шести лет. Имена учеников показывают, что это были потомки греков, во втором или третьем поколении живущие в Риме. Учителя их также носили главным образом греческие имена.
Большой педагогиум обосновался во II в. н. э. на Целиевом холме в Риме. Согласно некоей надписи 198 г. н. э., двадцать четыре педагога занимались там с несколькими сотнями учеников. Другим крупным центром образования для рабов был Карфаген. Для хозяина молодого раба делом чести (и выгоды) было дать ему соответствующее образование и воспитание, а уж от самого раба, его характера и способностей зависело, насколько он воспользуется этой благоприятной возможностью. О Геликоне, телохранителе Калигулы, говорили, что он получил образование благодаря тщеславию своего прежнего господина, который потом подарил его Тиберию, а уже от него обученный невольник перешел к новому императору Калигуле.
Иного рода учебным заведением, мрачным и трагичным, была школа гладиаторов. Тысячи рабов упражнялись здесь в гладиаторских боях. Такие школы были в Риме, в Капуе, в Помпеях, Александрии, в городах Малой Азии и других провинций. Сражаясь и умирая в амфитеатрах, они, лучшие ученики этих школ, развлекали богачей и отвлекали, успокаивали народные толпы, пристрастившиеся к подобным кровавым зрелищам.
Взяв книгу и воздав ей ласку, какая причиталась бы дитяти, на долгое время утраченному, ныне же обретенному, я отошел в великой радости. Пусть кто хочет — смеется надо мной…
Либаний. Речи, I, 148—150
Совместное существование людей в обществе требует постоянного контакта и коммуникации между ними, обмена информацией. Способ ее передачи есть то звено, которое и связывает одного человека с другим. Издавна искали люди средства передачи тех или иных сведений, но самым надежным из этих средств было и остается слово. Сегодня технический прогресс позволяет живому слову покорять далекие расстояния и сохраняться во времени сколь угодно долго. Однако и сегодня нельзя обойтись без слова написанного.
Девочка, читающая свиток папируса
Установить, когда люди начали «записывать» слова, едва ли возможно. Вероятно, это произошло еще в глубокой древности — люди стали писать на самых доступных им материалах, которыми в изобилии снабжала их природа: на скалах или на каменных плитах, на древесной коре или на пальмовых листьях. Шагом вперед явились изготовлявшиеся из глины или из бронзы таблички; позднее появились таблички из олова, свинца и других металлов, более дешевых и практичных. Во II в. н. э. греческий историк Павсаний рассказывает, что поэма Гесиода «Труды и дни» вся целиком была записана на свинцовых табличках, — до книги, которую удобно взять в руки, было еще далеко. Впрочем, свинцовые таблички держались в обиходе очень долго; ими пользовались и тогда, когда был уже известен и широко распространен папирус: на свинцовых табличках охотно писали всевозможные заклятия, брань и недобрые пожелания ненавистным особам, а затем посвящали эти приносящие несчастье ближнему таблички богам подземного мира, которым предстояло эти злые мечты исполнить. А чтобы свинцовые таблички с проклятиями скорее дошли до «адресатов», их бросали в реку или клали в гроб какому-нибудь человеку, не отличавшемуся при жизни добродетелями и достоинствами.
Глиняные таблички нашли более широкое применение на Востоке. В Греции использовали скорее осколки треснувших или ставших почему-либо ненужными глиняных сосудов, т. е. попросту черепки — «острака». Даже тогда, когда главным материалом для письма стал папирус, черепки продолжали служить для того, чтобы делать на них всякого рода заметки, вести подсчеты, выписывать векселя и квитанции. На табличках деревянных, покрытых с обеих сторон воском, ученики в школах писали свои упражнения; взрослые использовали их как «почтовую бумагу» для писем.
Однако писать на этих материалах большое литературное произведение было не так уж просто, поэтому появление в Греции, по-видимому, в VII в. до н. э. папируса, привезенного из Египта, принесло с собой важные перемены и для писателей, и для читателей. Папирус во многом способствовал развитию греческой литературы. Поначалу он был материалом дорогостоящим, труднодоступным и получил широкое распространение лишь в IV в. до н. э. О папирусе как растении подробно рассказал Феофраст в своей «Истории растений» (IV–III вв. до н. э.), но нам важнее и интереснее история папируса как книги, как материала для писания. Сведениями об этом мы обязаны Плинию Старшему. Ссылаясь на Варрона, он сообщает, что открытие папируса — «бумаги» эллинистической эпохи — было связано с победами Александра Македонского и основанием города Александрии в Египте. Сам Плиний, однако, сомневается, правдиво ли это известие. Сомнения римского ученого вполне оправданны: папирус был в ходу у египтян еще за 3000 лет до новой эры. Контакты, завязавшиеся между греческими городами и Египтом после походов Александра, могли только способствовать распространению нового писчего материала. Впрочем, дальнейшее повествование Плиния заслуживает полного доверия. Первоначально люди писали на пальмовых листьях, потом на лыке некоторых деревьев, рассказывает Плиний в «Естественной истории». Затем официальные, публичные документы стали составлять на свинцовых табличках, а вскоре для частных писем начали использовать куски полотна, а также навощенные таблички.
Сообщает римский ученый и о способе изготовления писчего материала из папируса. Острой иглой стебель делили на длинные, но как можно более широкие волокна. Лучшими из них считались те, что выходили из самой сердцевины стебля, а другие подразделялись по своему качеству в зависимости от того, как близко находились они к сердцевине. Папирус первого сорта предназначался для книг религиозных, «иератических». Другой сорт назывался «амфитеатральным», так как местом изготовления папирусов была в Александрии мастерская близ городского амфитеатра. Последним, наихудшим сортом папируса считался, согласно Плинию, «эмпоретический», т. е. рыночный: он шел лишь на упаковку товаров как своего рода оберточная бумага. Склеивали листы на доске, смоченной водой из Нила, которая содержала большое количество ила и потому служила соединительным материалом. На доску укладывали рядом одну за другой полоски папируса, затем на них крест-накрест клали полоски поперечные. Получившийся влажный лист отжимали при помощи пресса, сушили на солнце и скрепляли с другим (вероятно, специальным клеем), чтобы иметь готовый свиток.
