Впервые венецианцы познакомились с венграми еще в период их опустошительных набегов на различные территории Западной Европы. В 899 г. они появились в северной Италии и напали на острова лагун. На кожаных мешках переплыли они незначительное водное пространство, которое отделяет острова от материка, сожгли поселения на Иезоло, пытались даже атаковать Риальто и Маломокко, но были отражены морскими силами республики под начальством дожа Пьетро Трибуно (888–911).[1004] Теперь время таких набегов миновало. Венгрия уже около столетия выступала в качестве организованной политической силы.
В XI в. предметом ее внимания делается Хорватия, включая и далматинское побережье. Отвергая все, что касается вмешательства Венгрии в далматинские дела до последнего десятилетия XI в., мы ставим это вмешательство в связь с теми процессами феодального распада в Хорватии, которые, как мы видели, особенно усилились здесь после смерти Звонимира. Столкновения у хорватов с венграми бывали и ранее, но только в это время создалась в Хорватии обстановка, казавшаяся богатой чрезвычайно важными политическими последствиями для обеих стран. Хорватские феодалы вмешали венгров в свои распри. Жена Звонимира, сестра венгерского короля Владислава и кое-кто из представителей хорватской феодальной знати адресовались для прекращения неурядиц в Венгрию. Это дало Владиславу повод вступить в Хорватию с большой армией. Фома Сплитский сообщает, что отдельные города и замки сопротивлялись, но так как «действовали розно», не помогая друг другу, то конечный успех Владиславу был обеспечен: Владислав сумел занять всю территорию Хорватии до самой Далмации. Только нападение на Венгрию печенегов заставило Владислава отказаться от продолжения похода и оставить Далмацию в покое.[1005] Королем Хорватии Владислав посадил своего племянника Альмуша в качестве вассала венгерской короны. При преемнике Владислава Коломане (1095–1114) в Хорватии поднялось движение против венгерского ставленника, но с этим движением Каломан без особого труда справился. Теперь было ясно, что его планы шли далее, по ту сторону Динарских Альп: «Он, — говорит нам Фома Сплитский, — поставил своею задачей подчинить своему господству всю страну вплоть до моря Далматинского».[1006]
Венгры выходили на берега Адриатики, — Венеция должна была насторожиться. Первые годы после овладения венграми Хорватией прошли в довольно дружественном препирательстве обеих сторон по поводу того титула, который только недавно приняли на себя венецианские дожи, и на который теперь стали претендовать и короли венгерские. Венецианцы, по-видимому, протестовали против захвата венграми Хорватии, — ведь дож был герцогом не только далматинским, но также и хорватским. Коломан, несколько помедлив с ответом и извинившись в этом промедлении, — надо было обсудить письмо венецианцев, — направляет ответную ноту специальным послом, содержание которой он называет «дружественным соглашением» (conventia amicitiae). В ноте дож именуется своим недавним полным титулом и король ему обещает: «все укрепленные пункты, все подчиненные твоей власти места мною и моими людьми будут охраняться и не будут подвергаться никакому беспокойству»…, а если бы это случилось, и виновный не был обнаружен, то король возмещает причиненный ущерб. Однако венгерского короля смущает одно обстоятельство (in principiis meis et sensis dubium videtur), которое, собственно, и является центральным пунктом ноты: «А надо или нет, — пишет король дожу, — именовать тебя герцогом Далматинским и Хорватским?». По мнению Коломана, дожу лучше было отказаться от этого титула «для сохранения дружбы» и «во избежание конфликтов в будущем» (ne alter alteri adversemur).[1007] Венеция, разумеется, держалась на этот счет другого взгляда, но ее взоры все более и более приковывались к тому, что в это время делалось на Востоке. Поэтому вести дело к разрыву в ее расчеты пока не входило, и видимость дружественных отношений ею пока не нарушалась. В данное время — это происходило в 1097 г. — Венеция не могла противопоставить Коломану ни своей, ни чьей-либо чужой силы; но республика св. Марка умела там, где это было нужно, выжидать и не торопиться. Она представляла пока инициативу разрыва «соглашения о дружбе» самому Коломану.
Нам кажется неправдоподобным известие Дандоло о попытке Венеции использовать силы венгров тотчас после их появления на берегах Адриатики для борьбы с норманами. Дож Витале Микьеле (1096–1102) заключил будто бы с Коломаном договор, по которому Венгрия и венецианцы совместно должны были напасть на норманов, атаковав их непосредственно в Италии. Венецианцы будто бы дали корабли, а венгры — солдат, но поход не вышел за рамки простого грабежа Апулийского побережья.[1008] Сомнительным нам это известие кажется потому, что оно не укладывается в рамки тех условий, в которых Венеции в это время приходилось действовать; ей незачем было беспокоить норманов в Италии, которые перестали быть опасными; ее флот готовился в это время к экспедиции на Восток; ей незачем было, наконец, впутывать в адриатические дела государство, которое явно готовилось стать противником ее в Адриатике. Кроме всего этого матримониальные переговоры Коломана с Рожером Сицилийским в 1097 г. также исключают какие-либо враждебные действия между венграми и норманами.[1009]
Устроив венгерские дела, убедившись в том, что Венеция слишком увязла в делах на Востоке — ее флот в 1099 г. отправился к берегам Сирии — Коломан решил приступить к реализации своих планов относительно Далмации. В 1002 г. он выступил к берегам Дравы. Хорваты, решив, по-видимому, еще раз воспротивиться венгерской экспансии, выступили ему навстречу. Здесь на берегах Дравы обе стороны вступили в переговоры и сошлись на том, что хорватские феодалы признают венгерского короля своим сюзереном, а он гарантирует им и зависимым от них людям свободу от всяких налогов и повинностей, кроме военной. Последняя должна была заключаться в том, что каждый вассал по зову своего сюзерена должен являться с 10 всадниками, содержание которых относится за их счет, если их силы используются к югу от Дравы, в противном случае содержание их ложилось на короля.[1010] Измена хорватской знати еще раз отдала Хорватию в руки венгерского короля. Теперь очередь была за Далмацией.
Венгры вступили в Далмацию тотчас же. Предметом их завоевательной политики, в первую очередь, были города на суше, так как у венгров не было флота. Нам недостаточно ясны детали венгерской экспансии в Далмации, равно как не бесспорной является и хронология их отдельных приобретений.[1011] Ряд подробностей венгерского завоевания Далмации передает Фома Сплитский, но он не делает необходимой хронологической ориентировки. С большою степенью вероятности можно, однако, проследить ход венгерской экспансии на берегах Адриатики по некоторым королевским грамотам начала XII в.
Первым или одним из первых объектов завоевательной политики венгерского короля был Сплит. Архидиакон Фома, враждебно настроенный по отношению к венграм, передает, что Коломан, «муж дикого нрава», с большим войском появился на морском побережье и осадил Сплит.[1012] Жители этого города не выразили, однако, большого желания противостоять венграм и вступили с венгерским королем в переговоры. Коломан предложил городу почетные условия, гарантировавшие ему «привилегию свободы», и горожане открыли ворота. Это произошло не позже 1103 г., так как от этого города сохранилась грамота Коломана, подтверждающая права архиепископской кафедры в Сплите на различные доходные статьи и земли, разбросанные «по всей Хорватии и Далмации».[1013]
Может быть еще ранее, подобно Сплиту, поступили жители Биограда и Задара. Такое предположение заставляет сделать другая грамота Коломана от 1102 г., выданная им монастырю св. Марии в Задаре, в которой значится, что грамота выдана после того, как «состоялся съезд в Белграде, что на море», причем Коломан называет себя в грамоте королем Хорватии и Далмации.[1014] Позднее зависимость свою от Венгрии признал Трогир, — договорная грамота, в которой определяются права и вольности этого города, относится только к 1108 г.[1015], что, впрочем, еще не говорит за то, что только в этом году Трогир оказался под венгерским верховенством, так как дошедшая до нас грамота может быть и не первой, и выданной с запозданием.
Ясно одно: Коломан стремился договориться с далматинскими городами, привлечь их на свою сторону обещаниями льгот и привилегий. Либеральная политика Коломана полностью себя оправдала. Дандоло, который всячески старается представить успехи венгров в Далмации как акт насилия[1016], вынужден все-таки признать, по крайней мере относительно Задара, что Коломан овладел им, «склонив жителей льстивыми обещаниями».[1017]
