Русский крестьянин XVIII в. С гравюры Дальстена.
Но не только действительно свободные по закону люди входили в категорию «вольных и гулящих». Среди них было немало деклассированных элементов – «вольницы», так хорошо знакомой нам по восстанию Степана Разина. Летом «шалившая» по большим дорогам и рекам, эта «голытьба» зимой устраивалась на мануфактуры. Вместе с тем значительное число «вольных и гулящих» составляли крестьяне, в том числе владельческие, бежавшие от своих господ и государевой службы, а также крестьянские дети, жившие с ранних лет при заводах и обученные там мастерству ткачей, кузнецов и т. д. Вообще, закон строго запрещал использование на заводах труда беглых солдат, рекрутов, помещичьих крестьян. Как непременное условие каждая «привилегия» на заведение новой мануфактуры предписывала: «И на тех заводах держать им (владельцам. – Е. А.) работников вольных людей, а не из крепостных, за заплатою им за труды. А беглых солдат и воровских людей отнюдь держать не велеть, под штрафом». В жизни же эти предписания выполнялись плохо – беглые крестьяне в большом количестве попадали на мануфактуры. Вместе с «вольными» они и составляли основной контингент квалифицированной рабочей силы как государственных, так и частных предприятий.
Пополнялись мануфактуры также за счет преступников, осужденных на каторгу. 10 апреля 1722 года было, например, принято специальное постановление о ссылке преступников вместе с женами и детьми из европейской части страны на Даурские серебряные заводы. Особенно часто использовался труд женщин-заключенных на полотняном производстве. Приговор «ссылка навечно на прядильной двор» – один из самых распространенных при разборе дел женщин в судах.
В дневнике Берхгольца есть любопытное описание посещения герцогом голштинским прядильни на заводе Тамеса (у Берхгольца – Тамсен), по-видимому специально подготовленной к приходу высоких гостей: «После обеда г. Тамсен повел нас сперва в женское отделение, где работают женщины, отданные на прядильню в наказание, лет 10 и более, а некоторые и навсегда; между ними было несколько с вырванными ноздрями. В первой комнате, где их сидело до тридцати из самых молодых и хорошеньких, было необыкновенно чисто… Между ними сидела одна девушка, которая служила 7 лет в драгунах, и за то была отдана сюда». Вот так поступали в те времена с предшественницами Надежды Дуровой! Ничего особенного дипломат не приметил, разве что разительное отличие прядильни, которую показывают гостям, от прочих мастерских, «где не было уже той чистоты, напротив, воняло почти нестерпимо. В заключение Тамсен повел нас в комнату, где сидело человек двадцать или тридцать свободных работников, которые ткали за деньги, но заработанная их плата почти не превышает того, во что обходится содержание арестанта». Это наблюдение верно, ибо не следует обольщаться «вольным» положением таких рабочих, фактически запертых на время контракта на мануфактуре, эксплуатируемых за гроши в очень тяжелых, а часто вредных для здоровья условиях.
Если, как отмечалось выше, на заре промышленного строительства проблемы вольной рабочей силы для мануфактур не возникало, то в начале 20-х годов XVIII века такая проблема не только возникла, но и обострилась. К этому времени произошли важные преобразования социального характера, о чем будет сказано далее. Они, как и резко усилившаяся борьба с бегством, наборы в 250-тысячную армию, стали главной причиной нехватки свободных рабочих рук. Вместе с проведением подушной переписи, которая охватила все мужское население страны, начался массовый вывоз беглых крестьян, в том числе и с мануфактур, где они скрывались под видом «вольных и гулящих» – категории, признанной после подушной переписи незаконной. Это вызвало беспокойство государственных органов, заинтересованных в выполнении поставок казне. Управляющий урало-сибирскими заводами В. Н. Татищев в своем донесении с Урала в Берг-коллегию в 1721 году так сформулировал проблему: «Выслать всех – весьма завод остановить, не выслать – опасаемся, дабы не причли нам в презрение указа». Чуть позже его преемник В. И. Геннин писал в коллегию еще более откровенно и определенно: «Я чаю, что ежели повелено будет из Сибири пришлых старожилов всех на прежние жилища выслать или помещикам отдавать, то в Сибири немного крестьян останется, ибо больше известно государственной Берг-коллегии, какими людьми Сибирь населялась. А заводы будут пусты». Увеличилось число жалоб на своз крестьян и от частных предпринимателей. Вот тогда-то и были опубликованы два указа Петра, имевшие серьезные последствия для русской промышленности, экономики страны в будущем. 18 января 1721 года в Сенате Петр подписал указ, разрешающий мануфактуристам покупать к своим заводам крепостных крестьян. Главным мотивом действий правительства, решившего изменить традиционный запрет покупать крестьян представителям недворянского торгово-промышленного класса, была уверенность в несомненной государственной пользе, которую приносят мануфактуристы государству, и признание необходимости поощрить их к этому: «Понеже хотя по прежнему указам купецким людям деревень покупать было и запрещено, и тогда то запрещение было того ради, что они, кроме купечества, к пользе государственной других никаких заводов не имели, а иные по нашим указам, как всем видно, что многие купецкие люди компаниями и особно многие возымели к приращению государственной пользы заводить вновь разные заводы, а именно: серебреные, медные, железные, игольные и прочие сим подобные, к тому ж и шелковыя, и полотняныя и шерстяныя фабрики, из которых многие уже и в действо произошли. Того ради, позволяется сим нашим указом, для размножения таких заводов, как шляхетству, так и купецким людям к тем заводам деревни покупать невозбранно с позволения Берг– и Мануфактур-коллегии». Значение цитируемого указа трудно переоценить – разрешение покупать к мануфактурам деревни с крестьянами имело необратимые последствия, ибо означало решительный шаг к превращению промышленных предприятий, на которых зарождался капиталистический уклад, в предприятия крепостнической экономики, разновидность феодальной собственности – своеобразную вотчинную мануфактуру. Правда, закон от 18 января подчеркивал отличие «деревень при заводах» от помещичьих владений тем, что первые «особо без заводов отнюдь никому не продавать и не закладывать и никакими вымыслы ни за кем не крепить и на выкуп таких деревень никому не отдавать, разве кто похочет для необходимых своих нужд те деревни с теми заводы продать, то таким продавать с позволения Берг– и Мануфактур-коллегии. А ежели кто противно сего поступит, то онаго всего того лишить безповоротно».
Как мы видим, указ утверждал как бы особую разновидность феодальной собственности – «деревни при заводах», с присущим ей ограниченным правом пользования этой собственностью – только для промышленных нужд. Однако очевидна единая основа как ограниченной, так и безграничной собственности на такие деревни – феодальный способ производства, идет ли речь о работе крепостного на барской запашке или у домны на заводе помещика.
Второй указ Петра, на котором следует подробно остановиться, появился примерно через год – 15 марта 1722 года, и он связан с определением статуса работных людей во время поголовной переписи населения (1719—1724 гг.). Ревизоры, переписывая заводское население, оказывались перед проблемой: что делать с работными людьми, не принадлежавшими владельцу мануфактуры? Все они почти сплошь подлежали действию законов о вывозе беглых, так как, не будучи собственностью мануфактуриста, являлись собственностью кого-либо другого или вышли из владений монастырей, дворцового ведомства, черносошных или городских общин.
Следствием попытки правительства найти выход из создавшегося положения стало появление указа от 15 марта 1722 года, разработанного при непосредственном участии Петра. Указ предусматривал, что ревизоры должны переписать всех, находящихся на заводах работных людей, «которых они уездов и чьи люди и крестьяне, и, переписав, ежели тех же уездов… о тех свидетельствовать в поданных сказках о душах мужеска полу, они написаны ль и буде написаны, вновь не приписывать, а ежели не написаны, то приписывать к тем же селам и деревням, чьи они скажутся, и класть в раскладку с другими наряду». Иначе говоря, с одной стороны, правительство, заботясь о сохранении числа плательщиков налогов, предписало вносить работных людей в подушные реестры не на том предприятии, где они работали и жили, а в тех деревнях и селах, откуда они вышли на мануфактуру. С другой стороны, закон, охраняя интересы промышленности, запрещал своз работных-беглых с заводов: «А тех работных людей с тех заводов не ссылать неволею, дабы тех заводов не опустошить и тем промыслов оных не остановить. Токмо тем работным людям указом объявлять с запискою, дабы положеныя на них деньги на полку (в местах их записи в подушный оклад. – Е. А.), также и вотчинникам своим всякия подати платили по-прежнему».