В 1871 году Бородин закончил первую часть Второй симфонии, «и мы все (особливо Мусоргский и я, просто сходившие от нее с ума), – пишет В. В. Стасов, – очень часто слыхали ее на наших маленьких музыкальных собраниях» [с. 33].
Кроме работы над Второй симфонией, Бородин одновременно увлекся сочинением романсов. Этому увлечению Бородина и его товарищей способствовало то, что к их кружку принадлежала талантливая певица Александра Николаевна Молас, ученица Даргомыжского. Все вокальные произведения членов кружка, доступные ее голосу, исполнялись так, что служили стимулом для новых сочинений. Не менее талантливая ее сестра, Надежда Николаевна Пургольд, прекрасно аккомпанировала ей на фортепиано. Бородин был очарован их исполнением его романсов.
Романс «Отравой полны мои песни» Бородин сочинил еще в 1868 году. В самом начале 1880-х годов он принес его партитуру А. Н. Молас. «Я получила однажды рукопись, по которой он исполнил мне в нарочито сонном tempo романс “Отравой полны мои песни”, – рассказывала позже А. Н. Молас Б. В. Асафьеву, – и тем вызвал меня на контрастное иронически-страстное исполнение» [231]. Впечатление от романса в исполнении Александры Николаевны было настолько сильным, что факт, описываемый мемуаристом, запечатлен в адресе, поднесенном ей 19 декабря по поводу 25-летия музыкальных собраний в ее доме. «Вся русская школа в лице высоких своих представителей – Балакирева, Кюи, Мусоргского, Римского-Корсакова, Бородина – никогда не переставала восхищаться вашим удивительным воспроизведением их романсов и опер, и Бородин много раз повторял, что его романс “Отравой полны мои песни” сочинен им пополам с вами» [232].
Сестры Пургольд, жившие в одном доме с Даргомыжским, были неизменными участницами собраний у композитора. Надежда Николаевна, которая впоследствии стала женой Римского-Корсакова, была прекрасной пианисткой. Мусоргский называл ее «наш милый оркестр». Сестры были первыми исполнительницами сочинявшихся произведений.
Для Надежды Николаевны Пургольд Бородин на свои слова сочинил шуточный квартет под названием «Серенада четырех кавалеров одной даме». «Кавалерами», впервые исполнившими «Серенаду», были М. П. Мусоргский, А. П. Бородин, Н. А. Римский-Корсаков и В. В. Стасов.
Сохранились воспоминания Ф. И. Шаляпина об исполнении этой «Серенады» через много, много лет. «За ужином спели квартет Бородина “Серенада четырех кавалеров одной даме”; Римский-Корсаков пел второго баса, я – первого, Блюменфельд – первого тенора, а Цезарь Кюи – второго. Это вышло неописуемо забавно!
Особенно хорош был Римский со своею седой бородой, в двойных очках. Он отнесся к этой музыкальной шутке так же серьезно, без улыбки, как относился к “Каменному гостю”.
– “Ах, как люблю я вас!” – угрюмо выводил он, а веселый, старенький Кюи так сладко повторял эту же фразу:
– “Ах, как люблю я вас!”
И все четверо, едва удерживая смех, мы распевали:
– “Ах, как мы любим вас!”.
Больше всех восторгался и шумел, конечно, юный и седобородый богатырь Вл. Вас. Стасов. Казалось, что это вовсе не почтенная компания людей, известных всей культурной России, а студенческий вечер. Мне казалось, что все эти прекрасные люди так же молоды, как я, и я чувствовал себя среди них удивительно легко, просто. Незабвенный вечер!» [233].
Шедевром романсового творчества Бородина стал романс на стихи Пушкина «Для берегов отчизны дальной», посвященный им памяти скончавшегося в 1881 году Модеста Мусоргского.
Зимой 1871/72 директор Императорских театров Степан Александрович Гедеонов решил поставить в театре свою драму «Млада», музыку к которой предложил написать Римскому-Корсакову, Бородину, Мусоргскому и Кюи. Они с удовольствием приняли это предложение, и музыка получалась прекрасной.
Сюжет оперы-балета основывался на истории, языческой религии и нравах западных балтийских славян древнейшего периода. Бородину очень нравился сюжет, и он взял на себя четвертый акт, куда входили сцены языческого богослужения в храме, сцены между Яромиром и верховным жрецом, явление теней древних славянских князей, затопление храма и общая гибель, сцены между молодым князем Яромиром и безумно любящей и ревнующей его Войславой. По просьбе Бородина Стасов доставлял ему из библиотеки множество сочинений о жизни, религии и обрядах балтийских славян.
Во время этой работы Бородин испытал огромное творческое удовлетворение. «В это время, в начале 1872 года, – вспоминает В. В. Стасов, – я очень часто виделся с ним и часто заставал его в минуты творчества с вдохновенным, пылающим лицом, горящими как огонь глазами и изменившимся лицом… Все товарищи его и сами создавали в то время изумительные сцены для “Млады”… но они были невольно принуждены сознавать громадное, в настоящем случае подавляющее первенство Бородина и с глубокой симпатией дружбы и удивления преклонялись перед своим обожаемым товарищем» [с. 33].
Однако эта затея Гедеонова так и не состоялась – денег на шикарную постановку, которая виделась Гедеонову, явно не хватало.
В 1874 году приехал с Кавказа молодой доктор В. А. Шоноров, бывший ученик Бородина. Когда Бородин сказал ему, что бросил писать свою оперу, тот с жаром стал доказывать, что опера изумительна, что сюжет очень подходит натуре Бородина. Очевидно, Бородин уже и сам почувствовал стремление к этой опере и разговор с Шоноровым был только толчком к решению возвратиться к ее сочинению. Весть о том, что Бородин вновь приступает к сочинению «Игоря», несказанно обрадовала В. В. Стасова. Опять между композитором и критиком пошли переговоры о переменах и улучшениях в либретто. Все, что назначалось для «Млады», вошло в расширенном виде в состав оперы, а многое было сочинено вновь.
К сожалению, академическая служба, различные комитеты, где работал Бородин, а отчасти и домашние дела очень отвлекали его. Кроме Медико-хирургической академии, Бородин читал также с 1863 года лекции по химии в Лесной академии. В 1874 году он принял деятельное участие в создании Высших женских курсов. Он был в числе основателей этих курсов и почти всю жизнь принимал в них участие и заботился о них до самых последних дней своей жизни. В одном из писем 1875 года он писал: «Если и есть иногда физический досуг, то недостает нравственного досуга – спокойствия, необходимого для того, чтобы настроиться музыкально. Голова не тем занята».
Для музыкальных работ оставалось разве что время в период болезни. «Когда я болен настолько, что сижу дома, ничего “дельного” делать не могу, голова трещит, глаза слезят… – я сочиняю музыку… – сообщал он Л. И. Кармалиной 15 апреля 1875 года. – Написал большой марш “Половецкий”, выходную арию Ярославны, “Плач Ярославны”…» [234].
В 1876 году была наконец закончена Вторая симфония, ныне – знаменитая «Богатырская», и первый раз исполнена в концерте Русского музыкального общества под управлением Э. Направника. Сочувствия у публики она не вызвала – слишком новой была музыка, ее оценили тогда только знатоки.
3 сентября 1880 года Лист писал Бородину из Рима: «Я очень запоздал со своим заявлением насчет того, что Вы должны знать лучше меня: а именно, что инструментовка Вашей в высшей степени замечательной симфонии (Es-dur) сделана рукою мастера и в совершенстве соответствует самому произведению. Мне доставило истинное наслаждение услыхать ее на репетициях и на концерте Музыкального съезда в Баден-Бадене. Лучшие знатоки и многочисленная публика аплодировали Вам» [235].
Еще в июле 1877 года, при первом личном знакомстве Бородина с Листом, великий маэстро сказал ему: «…Вам нечего бояться быть оригинальным; помните, что совершенно такие советы давались в свое время и Бетховенам, и Моцартам, и пр. и они никогда не сделались бы великими мастерами, если бы вздумали следовать таким советам… Работайте, если бы Ваши вещи даже не игрались, не издавались, не встречали сочувствия; верьте мне: они пробьют себе “почетную дорогу”… Я не комплименты Вам говорю; я так стар, что мне не пристало говорить кому бы то ни было иначе, чем я думаю…» [236]. В 1879 году Бородин, Кюи, Лядов и Римский-Корсаков написали «Парафразы». Основу этому положила комическая «Полька» Бородина. Лист пришел в восторг от этого талантливого сочинения и пожелал поучаствовать в этом. К следующему изданию «Парафразы» были дополнены вариацией Листа.
