В надежде, что в один прекрасный день им удастся вновь занять всю Правобережную Украину вместе с Киевом, немцы никак не решались отойти из района Канева в широкой излучине Днепра, где у них были хорошо подготовленные позиции. Ватутин, Конев и Жуков, который координировал действия их фронтов в качестве представителя Ставки, решили тогда нанести концентрические удары по флангам немецкой группировки. Войска двух фронтов соединились 28 января, замкнув в Корсунь-Шевченковском мешке несколько германских дивизий. Это было нечто вроде малого Сталинграда. Масштабы окружения были меньшими, но не меньшим было ожесточение, с которым немцы пытались вырваться из окружения, атакуя его внутреннее и внешнее кольца. 8 февраля окруженные отвергли советский ультиматум. Десять дней спустя они были ликвидированы[9].
Ватутин тем временем продолжал наступать на запад, к Государственной границе СССР, и освободил города Луцк и Ровно. Именно в этом районе его машина 28 февраля попала в засаду националистов: тяжело раненный, генерал несколькими днями позже скончался в Киеве[10]. Учитывая значение фронта, командовать им временно был назначен Жуков. Разгром немцев под Корсунь-Шевченковским открывал перед Красной Армией возможность быстрого достижения новых крупных успехов. Южнее группам армий под командованием Малиновского и Толбухина, представителем Ставки при которых был Василевский, удалось, пусть и не со столь блистательными результатами, прорвать немецкую оборону и освободить крупные центры горнорудной промышленности Кривой Рог и Никополь. С рубежей, достигнутых Ватутиным, Жуков приказал продолжать наступление на юг с целью попытаться окружить еще одну крупную группировку немецких войск. Остальные три Украинских фронта продвигались в это время на запад.
Особенностью этого наступления было то, что оно осуществлялось в крайне неблагоприятных климатических условиях. Ранняя весна превратила украинские проселки в море жидкой грязи, в которой вязли люди, машины и повозки. С неба низвергались потоки воды. В воспоминаниях участников боев эти детали воскресают, как картины ада. «Много я повидал на своем веку распутиц, — пишет один из них. — Но такой /178/ грязи и такого бездорожья, как зимой и весной 1944 года, не встречал ни раньше, ни позже»[11]. Наступление отчасти было неожиданным для немцев, которые рассчитывали на паузу в связи с преждевременной распутицей. Окружить их войска в районе Каменец-Подольского Жукову не удалось, но его армии тем не менее вышли к подножию Карпат и освободили Черновицы в Буковине. Армии Конева взяли Умань и продолжали наступление к государственной границе, не давая врагу задержаться даже на таких крупных реках, как Южный Буг и Днестр. 26 марта они вышли на Прут. Была достигнута первая точка на довоенной границе СССР. Событие было отпраздновано в Москве как крупная победа[12]. Южнее Малиновский наступал на Одессу, которая была освобождена 10 апреля. Вся Бессарабия (или Молдавская Советская Социалистическая Республика, как ее называют в СССР) была очищена от врага. Так была восстановлена вся южная граница страны. Мало того, солдаты Конева перешли ее и вступили в северо-восточный угол Румынии.
Заключительной фазой зимней кампании явилось освобождение Крыма, где оставались запертыми германские и румынские части. Операция была поручена армиям Толбухина. Учитывая конфигурацию полуострова, задача была не из простых. Решена она была тройным ударом: через Перекопский перешеек и с двух плацдармов, за Сивашем (уже прославившимся в военной истории благодаря тому, что здесь проходил маршрут финального наступления Фрунзе на Врангеля в годы гражданской войны) и в окрестностях Керчи. Бои за Крым продолжались с 8 апреля по 12 мая. Оккупанты пытались было повторить подвиг Красной Армии и закрепиться в Севастопольской крепости, но 7-9 мая были выбиты оттуда[13].
Освобождение Правобережной Украины было последней из крупных наступательных операций Красной Армии до открытия второго фронта в Европе. Вернувшись из Тегерана, Сталин продолжал уверять своих полководцев, что СССР теперь в состоянии выиграть войну в одиночку. В душе, однако, он был убежден, что его союзники, в особенности Рузвельт, на этот раз выполнят взятые на себя обязательства[14]. Кстати говоря, из Вашингтона и Лондона его регулярно информировали о планах и приготовлениях вторжения с запада[15]. 6 июня английские и американские войска высадились в Нормандии. В ответном послании Черчиллю, сообщившему ему об этом, Сталин заверил, что в соответствии с Тегеранскими соглашениями Красная Армия начнет в середине месяца наступление «на важном участке фронта». Развиваясь поэтапно, оно должно было перерасти во всеобщее наступление[16]. К этому времени в Генеральном штабе в Москве уже два месяца велась подготовка планов летней кампании. Проекты наиболее крупных операций были окончательно уточнены в ходе ряда совещаний в Кремле. Вспоминая об этом периоде, крупнейшие советские полководцы — /179/ Жуков, Василевский, Воронов, Рокоссовский, Конев — приводят в своих мемуарах эпизоды, когда им приходилось в споре со Сталиным отстаивать, причем не без успеха, собственные стратегические и тактические взгляды. Наиболее известен эпизод с Рокоссовским, которому во время одной из таких консультаций дважды было предложено покинуть зал заседаний и в соседней комнате «продумать» свои предложения. Убежденный в правильности своих предложений, Рокоссовский не изменил мнения и в конце концов вышел победителем в споре[17]. Все генералы теперь были куда более уверены в себе.
С того момента, как гитлеровской Германии пришлось обороняться и на Востоке и на Западе, вся европейская ситуация изменилась. На одном из заседаний того же периода Сталин объяснил своим сотрудникам, что разгром немцев уже не вызывает сомнений. Вопрос, который отныне решался на полях сражений, заключался в другом: как скоро будет завершена война и в особенности «с какими военно-политическими результатами»[18]. На советскую стратегию, следовательно, начиная с этого времени все большее влияние будут оказывать уже не одни оперативные соображения. Между тем летняя кампания 1944 г. была спланирована еще преимущественно на основе целесообразностей чисто военного свойства.
После крупного наступления на Украине Восточный фронт выгнулся в виде латинской буквы S, причем в руках немцев оставался обширный выступ, позволявший им удерживать большую часть Белоруссии. Уже в первой половине апреля в Москве было решено, что центр тяжести наступления будет перемещен именно на это направление, которое, кстати, было и направлением кратчайшего пути через Польшу в Берлин. Германское командование совершило ошибку, продолжая ждать главного удара южнее, на Западную Украину или даже на Балканы. Советское командование со своей стороны сумело скрытно осуществить переброску войск. К своему несомненному перевесу в войсках и технике оно добавило еще элемент неожиданности[19].
Летняя кампания, как и зимняя, началась на северном фланге фронта; на этот раз, правда, к северу, а не к югу от Ленинграда, и не против немцев, а против финнов. Наступление началось 10 июня атакой на превосходно укрепленные вражеские позиции на Карельском перешейке. Ошибка 1939 г. не была повторена: соединенными усилиями флота, авиации, наземной артиллерии опорные точки финской обороны были подавлены мощным огневым ударом. 20 июня был освобожден Выборг. Более медленно и напряженно, несмотря на первоначальный успех, развивалось наступление между Ладожским и Онежским озерами: с большим трудом оно было продолжено до второй половины августа. Как бы то ни было, результатом этих двух операций стал выход Финляндии из войны.
Сразу же после третьей годовщины германской агрессии, 23 июня, началась «Операция Багратион» — колоссальное наступление в Белоруссии. В нем принимали участие четыре фронта, которыми командовали соответственно Баграмян, Черняховский, Захаров и Рокоссовский. /180/ Снова действия двух фронтов (тех, что наступали севернее) координировал Василевский, а двух других — Жуков. С учетом размаха партизанского движения в этих районах сражение за Белоруссию проводилось при самом массовом и деятельном участии партизан. В самый канун наступления они осуществили одновременно тысячи диверсионных актов на железных дорогах, сумев тем самым парализовать движение вражеских составов. Они и в дальнейшем синхронизировали свои вылазки с наступлением регулярной армии[20]. Начало было положено двумя ударами по флангам немецкой группировки: в районе Витебска (Баграмян) и Бобруйска (Рокоссовский). Быстрым прорывом в глубь вражеской обороны советские моторизованные части изолировали с тыла основные узлы сопротивления противника. Битва разворачивалась как раз в тех местах, где в начале войны произошла трагедия Западного фронта. Но роли теперь переменились. Армии Баграмяна и Рокоссовского наступали на Минск, сжимая вокруг него клещи окружения. Столица Белоруссии была освобождена 3 июля. Соединение двух клиньев позволило замкнуть в кольце к востоку от города крупные силы немцев. С помощью партизан и авиации они были постепенно ликвидированы. Несколько дней спустя по улицам Москвы прошли под конвоем 65 тыс. пленных немцев. Они шли по живому коридору, образованному молчаливой толпой, со стороны которой, кстати говоря, не было сделано ни одной попытки мести, расправы.
