как «догоняющая нация», создал современное национальное государство. Национальный нарратив – это собственность национального государства. В конструкции национальной памяти ментальные образы становятся иконами, а нарративы – мифами, важнейшая особенность которых заключается в их эмоциональной мобилизующей силе. Такие мифы вырывают исторический опыт из контекстов и преобразуют во вневременной нарратив, который поддерживает стереотип нации, передаваясь от поколения к поколению. Действенность этих нарративов зависит не от того, истинны они или ложны (они всегда и неизменно избирательны), а от того, есть ли в них необходимость, то есть поддерживают ли они политические цели группы. Только когда в них отпадает надобность, их могут трансформировать и заменить более диалогичными и самокритичными нарративами.
Война 1948 года тесно связана еще с двумя событиями, одно из которых, Холокост, произошло тремя-шестью годами ранее в Европе, а другое, Накба, служит другим названием той же войны 1948 года [365]. Холокост, убийство европейских евреев, сделал сионистский проект, поиск территории и создание нового государства, в котором евреи могли бы жить свободно и безопасно, насущнейшей задачей, имеющей экзистенциальное значение. Поэтому у войны 1948 года два лица: для евреев и израильтян – это освободительная и триумфальная война, для палестинцев она означает опыт поражения и изгнания, материальные лишения и неизбывную травму. Война 1948 года не просто еще одна война, рождающая победителей и побежденных, это насилие, вместившее в себе две травмы. У нее есть предыстория, Холокост, не признаваемый палестинцами, и постистория, Накба, палестинская «катастрофа», не признаваемая израильтянами. Нелегко распутать события, которые сплелись в гордиев узел. Для того чтобы понять этот комплекс, недостаточно сравнить Холокост и Накбу. Их нужно развести, развернуть и расширить во времени телескопически, чтобы охватить взглядом все три компонента этого комплекса и их взаимосвязь.
Государство Израиль основано на двух учредительных мифах. Один из них – героический нарратив о триумфе, в центре которого война за независимость и рождение нового государства; второй – это нарратив травмы, связанной с Холокостом и шестью миллионами убитых евреев, жертв немецкой политики уничтожения. После судебного процесса над Эйхманом нарратив травмы сместился в центр коллективного самовосприятия израильской нации. Реконструкция коллективного опыта жертвы в Яд-Вашем создала универсальное «место памяти» о страданиях евреев, которое призвано информировать мир о Холокосте как вызове цивилизации со стороны национал-социализма. Это преступление против человечности осуществлено в столь шокирующих масштабах отчасти и потому, что остальной мир либо отводил от него глаза, либо в большей или меньшей мере пассивно наблюдал. Формирование этой мощной национальной мемориальной культуры непосредственно влияло на взаимоотношения Израиля с его соседями. Израильтянам стало вдвойне трудно говорить о страданиях палестинцев и тем более признавать их, потому что, во-первых, нельзя было приглушать раскаянием героический учредительный нарратив 1948 года, во-вторых, собственная травма служила заградительным щитом от травмы другого.
Израильская топография насыщена библейскими реалиями, но следов преступлений Холокоста предоставить не может. Этот европейский мемориальный ландшафт был символически воссоздан лишь в последние десятилетия; он привлек тысячи израильских туристов, а также евреев и неевреев со всего мира в Аушвиц и другие бывшие нацистские лагеря смерти, в том числе мемориалы в Польше и Восточной Европе. Если исторические следы травмы, нанесенной Холокостом, находятся за пределами Государства Израиль, то исторические следы травмы, нанесенной Накбой, находятся внутри территориальных границ Израиля, где их игнорируют, скрывают, стирают и отрицают. Это привело к трагичной асимметрии из-за противоположных точек зрения на одни и те же исторические события. Более глубокую пропасть между обоими коллективными переживаниями, нарративами, толкованиями этой запутанной истории насилия трудно представить.
Алон Конфино с помощью понятий «Холокост» и «Накба» провел параллели и различия между ними. Он утверждает, что оба понятия обозначают два учредительных травматических события, которые знаменуют собой важнейший поворот в истории двух народов и определяют их идентичность как жертвы. Но если Холокост для евреев – это законченная глава истории, то события и последствия Накбы продолжаются и влияют на настоящее. Палестинцы не несут ответственности за историческую травму евреев, но израильская армия и длящаяся оккупационная политика ответственны за травму, причиненную депортациями с последующим разрушением и захватом палестинской собственности. Признание трагедии палестинцев, включение ее в национальную память израильтян обошлось бы им дорого, ибо повлекло бы за собой далеко идущие перемены, по существу означавшие бы изменение политического курса и прекращение репрессий. Это объясняет, почему израильтяне предпочли забвение. Но это проще сказать, чем сделать. Конфино описывает парадоксальность попыток забыть и вытеснить. Ведь чтобы вытеснить Накбу из сознания израильтян, ее нужно снова и снова туда возвращать: «Накба – это часть их истории, причем важная часть; израильтяне помнят о Накбе независимо от того, отрицают они ее или рассказывают о ней в стихах и прозе. Простая попытка вытеснить Накбу из памяти требует колоссальной мобилизации политических, экономических и культурных усилий. Стирание памяти требует необычайно живого восприятия. В определенном смысле евреи обречены помнить о палестинцах, потерявших свои дома и родину, и по-разному рассказывать их историю, поскольку она неразрывно связана с тем, как сами евреи обрели свои дома и свою родину».
Израильская нация героически освободилась от британской империи, но она несет в себе родовую травму – изгнание 700 тысяч палестинских арабов. Поэтому 1948 год связан с двумя противоречивыми нарративами, которые по-прежнему бросают друг другу вызов: триумфальным нарративом об основании Государства Израиль и травматическим нарративом об утрате родины, культуры, основ существования и идентичности палестинцев. Холокост имел двоякие последствия: войну за независимость, закончившую страдания евреев, и Накбу, начавшую страдания палестинцев. Эти исторически переплетенные события – тема двух национальных нарративов, каждый из которых выносит за скобки решающую фазу сложного конфликта: палестинцы пренебрегают или отрицают предысторию конфликта (Холокост), а израильтяне отрицают непрекращающиеся последствия конфликта (Накба и оккупация) или пренебрегают ими. Обе этнические группы живут на одной и той же земле, но слепые пятна мешают им воспринимать историю друг друга.
На короткое время появилось было окно возможностей, когда казалось, что эта проблема наконец разрешится и израильтяне и палестинцы сблизятся. Это произошло в 1998-м, в год двойной годовщины. Через пятьдесят лет после Накбы и создания Государства Израиль палестинскому руководству впервые удалось включить Накбу в повестку дня высокой политики. 14 июня 1998 года после марша памяти в Рамаллахе Махмуд Дарвиш [366] зачитал воззвание палестинской нации к народам мира. Он требовал права на историю и суверенитет в светском, плюралистическом и демократическом палестинском государстве, увязывая надежду на мир и свободу с призывом к взаимному признанию двух исторических травм: «Мы готовы с сочувствием признать невыразимые страдания евреев от ужасов Шоа, но мы не можем согласиться
