с отрицанием или умалением страданий нашей нации» [367]. За два месяца до этого группа палестинских и израильских историков выступила с требованием признать право палестинской нации на существование, суверенитет и независимость. В пятом пункте говорилось о необходимости взаимного признания исторической травмы обеих групп: «Антисемитизм в Европе, преследование евреев и нацистские лагеря уничтожения стали самыми ужасными преступлениями и наихудшей формой варварства в истории человечества. Однако мира не будет, пока стирается коллективная память палестинцев. Израиль должен признать свои преступления против палестинского народа в 1948 году: резню, депортации, разрушение деревень и переименование существующих городов и селений» [368]. Обе стороны начали многообещающий диалог с «новыми историками», принадлежавшими к новому поколению, которое дистанцировалось от поколения войны, своих отцов, и было готово нарушить молчание и самокритично переосмыслить национальные мифы. Тем не менее очень скоро окно возможностей снова закрылось, и теперь ставни наглухо заперты.
Зохрот – мемориальная работа посредством экскурсий
Наряду с археологическими раскопками, активным сносом и пассивным вандализмом израильское государство использовало четвертую стратегию для уничтожения недавнего прошлого. Речь идет о сельском и лесном хозяйстве. После Шестидневной войны 1967 года Еврейский национальный фонд [369] начал насаждать по всей стране новые национальные парки. Илан Паппе поясняет: «В этих лесах отрицание Накбы настолько тотально и достигает максимального эффекта, что они стали главной ареной борьбы для палестинских беженцев, тоскующих по деревням, похороненным среди этих лесов» [370]. Зеленые лесопарки со своими густыми тенистыми кронами – это зеленые легкие страны и любимые места отдыха. То, что преподносится как гордость государства и израильского туризма, скрывает значимые исторические места. Например, «самый большой рукотворный лесной массив в Израиле и вместе с тем очень популярный район» – лес Бирия [371]. Сайт этой туристической достопримечательности обращает внимание на чудеса природы и неотразимость места, где под корнями деревьев погребены деревни Дишон, Алма, Каддита, Амка, Эйн аль-Зейтун и Бирия. В таких местах история превращена в природу. Скажем, деревня Эйн аль-Зейтун, место резни в 1948 году [372], разрекламирована как «самое привлекательное место в рекреационной зоне ‹…› поскольку здесь имеются большие столы для пикников и достаточно парковочных мест для инвалидов».
Эйтан Бронштейн Апарисио работал экскурсоводом в одном из таких лесопарков. Но вместо того чтобы уйти с головой в природу, он начал внимательно присматриваться к пространству места и к истории, которая стиралась из этих мест. Будучи гидом, он стал разыскивать исторические следы, чтобы напомнить о том, что здесь скрыто и забыто. «Я критически смотрю на Канадский парк и показываю, как он создает для израильтян ландшафт, стирающий и заставляющий замолчать историю палестинцев. ‹…› В Израиле есть сотни мест, где можно установить вывески не только с 1967 годом [373], но и 1948-м» [374].
В 2002 году Бронштейн создал неправительственную организацию «Зохрот». Его группа ставила перед собой задачу обратить внимание израильтян на палестинскую Накбу. Они придумали особую стратегию для того, чтобы выявить исторические следы и палимпсестную структуру израильских ландшафтов. Один из лидеров и соучредителей «Зохрот», Норма Мусих, объяснила нам еврейское название организации: «„Зохрот“ означает акт воспоминания в женской форме множественного числа: мы вспоминаем. В иврите этот глагол может иметь мужской или женский род и нужно выбирать. Большинство выбирает мужской род – „Захор“. Но мы предпочли женскую форму, поскольку хотели поддержать другую память. Не только память о войне и ее героях. Но и память о местах, рассказывающих другие истории. Например, историю Накбы» [375]. Логотип организации – дверной замок – в высшей степени символичен. Этот образ дополняет главный символ палестинцев, которые сделали ключи от своих разрушенных домов реликвией и иконой собственной памяти.
Расширяя борьбу Бронштейна против забвения в израильском обществе, его группа регулярно предлагает экскурсии в Иерусалим и другие города. Тем самым с годами сформировалась новая мемориальная практика. Эти памятные экскурсии задуманы не как политические демонстрации, а как перформанс [376]. Йифат Гутман подчеркивает их артистический характер [377]. Смысл экскурсий и туристических прогулок в том, чтобы восстановить память о населенных пунктах, стертых и удаленных с официальных карт. Посетив то или иное место, группа устанавливает рядом с новым топонимом на иврите указатель с прежним арабским названием. Таким способом активисты памяти надеются привлечь внимание к стертой палестинской предыстории современных израильских городов и деревень. Эти прогулки памяти обращены прежде всего к чувствам и эмоциям. Они включают в себя воспоминания о палестинских изгнанниках и посредством песен, рассказов и манерой чтения побуждают думать об уничтоженной истории страны. Эти прогулки меняют восприятие и тем самым закладывают основы для общего будущего в общем географическом пространстве [378].
В экскурсиях принимают участие до ста человек. В них встречаются палестинцы и израильские евреи. Так в довольно сегрегированном обществе между ними возникают личные контакты и распространяется знание о Накбе. Это замечательные шаги, но возникает вопрос, как эту работу памяти перевести в более крупный политический проект, чтобы начать интеллектуальные, социальные и политические перемены. К сожалению, в настоящее время нет признаков того, что дальнейшие шаги этого мирного проекта будут реализованы. События развиваются, скорее, в противоположном направлении. В марте 2011 года Кнессет принял «закон о Накбе», который укрепил национальный миф Израиля и криминализировал память об изгнании палестинцев. Закон о национальном государстве, принятый в 2018 году, также ясно указывает на то, что политическая идентичность государства не допускает пересмотра учредительного мифа. В результате о преступлениях, таких как резня в Дейр-Ясине на северо-западе Иерусалима, в Галилее или деревне Тантура, нельзя говорить публично. Запрещены и научные исследования; нельзя употреблять такие слова и выражения, как Накба, «палестинские беженцы», «еврейские поселения» [379]. Так избавляются от фактов и вопросов, которым нет места в национальном дискурсе.
Но есть и свидетельства того, что молодое поколение задается новыми вопросами. Тому пример – документальный фильм Mirror Image («Зеркальное отражение») Даниелле Шварц [380], получивший несколько премий на международных кинофестивалях. Фильм рассказывает о тайнах и молчании трех поколений одной израильской семьи. Режиссер сняла разговор со своими бабушкой и дедушкой, в котором попытается разгадать тайну происхождения огромного зеркала, явно выделяющегося среди мебели в их квартире. Ясно лишь одно: зеркало не фамильная ценность. Дедушка и бабушка, которые детьми были вынуждены бежать из Европы и добрались до Палестины в начале 1930-х, никак не могли привезти с собой крупногабаритную мебель. Отвечая на «инквизиторский» вопрос внучки, дед, не вдаваясь в подробности, рассказывает о находке этого зеркала в палестинской деревне Зарнуга, куда он попал в 1948 году. Однако мы узнаём, что
