В соответствии с последним обстоятельством задача венецианцев на Востоке была теперь двойственной: с одной стороны, надо было как-то воздействовать на непокладистого нового владыку ромеев, а с другой — закрепить свое положение в Сирии. Обширность приготовлений — готовилось 200 кораблей — находит себе в этом достаточное основание. Арсенал, начатый постройкой еще при Орделафо Фальери[1120], был теперь как нельзя более кстати.
Подготовка экспедиции длилась, по-видимому, около двух лет. Только в 1122 г. венецианские корабли покинули свою стоянку в лагунах и направились, как обычно, к берегам Далмации.[1121] Здесь дож получил некоторое подкрепление судами и людьми и двинулся далее к югу. Первоначально план дожа заключался, по-видимому, в нападении на владения греков с тем, чтобы побудить нового императора Калоиоанна к подтверждению грамоты императора Алексея, и с этой целью поход начался с осады Корфу.[1122] Однако все более и более мрачные известия с Востока заставили изменить этот план и, оставив осаду Корфу, направиться к берегам Сирии.
В первой половине 1123 г. венецианский флот оказался в водах восточного Средиземноморья, где в это время, пользуясь долговременным отсутствием значительных морских сил Запада, господствовал египетский флот. Вследствие этого само собою понятно, что военные операции должны были начаться с морской битвы, которая должна была решить вопрос о господстве на море, очистить его от неприятельских кораблей и тем самым сделать плавание у сирийских берегов для торговых венецианских кораблей безопасным. Это была своя, особо важная для венецианцев, задача, которую они должны были разрешить в первую очередь.
Получив известие, что неприятельский флот блокирует Яффу, Доменико Микьеле — дож лично руководил экспедицией — направился к этому порту. Здесь, по свидетельству венецианских источников, и произошла знаменитая морская битва 1123 г.[1123] Вильгельм Тирский уточняет события, сообщая, что при приближении венецианского флота, египетский флот отступил к Аскалону, на широте которого и произошла морская битва, решившая вопрос о господстве на море.[1124] Вильгельм Тирский, являющийся основным источником по истории этого венецианского похода, сообщает ряд подробностей относительно этой битвы. Доменико Микьеле построил свои боевые силы таким образом, что впереди шли обыкновенные корабли, за ними выступали специально для морских битв приспособленные галеры, а в третьей линии — по-видимому, новинка тогдашнего военного морского судостроения — гатты, суда, превосходившие своими размерами и вооружением обычный тип судов того времени. Эти суда, — сообщает Вильгельм Тирский, — приводились в движение сотней весел, из которых каждое требовало сил не менее чем двух гребцов. Военным операциям венецианского флота благоприятствовали и ветер, и освещение, и море. Армада дожа обрушилась на египетский флот и довольно быстро привела его в расстройство. Неприятель обратился в бегство, но венецианские суда настигали его корабли, истребляли их, избивали команды и вооруженных людей на них. С обычным для средневековых описателей битв преувеличением Вильгельм Тирский говорит, что море окрасилось кровью врагов, а берега покрылись трупами их, куда они были выброшены морем.[1125]
Разгромив неприятельский флот, Доменико Микьеле предпринял крейсерскую операцию в направлении египетского побережья. Здесь ему удалось захватить десять торговых вражеских судов, нагруженных пряностями и шелковыми тканями.[1126] Разумеется, корабли были захвачены, а груз конфискован. Таким образом, завоеванное преобладание на море было символизировано захватом богатого приза. Роли переменились: не венецианские купцы, а мусульмане должны были трепетать теперь, отправляя свои корабли за море. Для венецианцев в сущности основная задача тем самым была решена, в крайнем случае они могли бы ограничиться этим успехом, тем более, что им предстояло разрешать еще одну военную задачу: но иерусалимские власти усиленно хлопотали о поддержке «дела христиан» также и в сухопутных операциях, а то обстоятельство, что Аскалон и Тир оставались в руках сарацин, делало результаты морской победы недостаточно полными и решительными: наличие морских баз неприятеля, расположенных в центре торговых путей, ведших в Сирию с Запада, давало ему возможность, избегая крупных морских битв, вести мелкую каперскую войну. Это соображение, а не благочестие дожа заставило венецианцев внимательно отнестись к просьбам иерусалимского правительства, которое возглавлялось тогда патриархом Варнундом.
Политики св. Марка умели, однако, и необходимые для них самих операции проводить таким образом, чтобы хотя часть издержек за это несли другие. Такой тактики они держались неизменно в отношении Византии, ее применили они и в данном случае. Прежде чем предпринять сухопутные операции, они решили добиться от Иерусалимского королевства значительных уступок. В сущности это не были новые требования, которые они предъявили теперь, а только расширенные и уточненные условия договора 1100 г., но, по-видимому, Венеция, занятая венгерскими, норманскими и иными западными делами, почувствовала, что авторитет ее на Востоке поколебался и требовал восстановления.
Морская победа венецианского флота обеспечивала дожу радостную и торжественную встречу со стороны Иерусалимского патриарха и других высоких баронов Иерусалимского королевства. Дож и его приближенные были приглашены в Иерусалим, где они и встретили рождество 1123 г., — «окруженные великим почетом»[1127], в то время как флот бросил якорь в Акре, где и проводил зиму. Тогда же начались и переговоры. Они завершились в начале 1124 г., приняв форму трактата, являющегося важнейшим документом, определявшим положение венецианских владений в Сирии в течение всего времени, пока Западная Европа имела там свои владения, т. е. в течение XII и XIII вв.
Грамота сначала была составлена от имени Иерусалимского патриарха Варнунда, причем, в ней же объяснена и причина этого: король Балдуин II в это время находился в плену у султана Алеппо. Позднее, после своего возвращения из плена, Балдуин подтвердил ее, воспроизведя ее первоначальную форму текстуально.[1128]
Грамота начинается с указания на военные заслуги Венеции, которые должны мотивировать указанные ниже привилегии венецианских купцов. Далее идет перечисление этих привилегий. Венецианцы прежде всего имеют право во всех городах Иерусалимского королевства на квартал, пользующийся правами экстерриториальности. В состав этого квартала должны входить: церковь, торговая площадь, баня, печь для изготовления хлеба и, разумеется, жилища. Все операции, которые здесь совершаются, свободны от всякого обложения, как если бы это были предприятия самого короля. Венецианская колония судится по своим законам; претензии подданных короля к венецианцам разрешаются венецианским судом; но претензии венецианцев, предъявленные подданным короля, разрешаются королевской курией. Имущество венецианцев, умерших без завещания, составляет собственность Венеции. Венецианцы пользуются при продаже иностранцам своими собственными мерами и весом, но употребляют королевские измерители при покупке товаров у иноземных купцов.
Все эти привилегии венецианцы получают во всех городах королевства, в Акре в частности; но в городах, которые предстояло взять, т. е. в Тире и Аскалоне, венецианцы, после того, как ими удалось бы овладеть, должны получить третью часть этих городов и принадлежащих им территорий. По отношению ко всем, проживающим в экстерриториальных венецианских кварталах или частях городов, венецианские власти пользуются теми же правами, что и король по отношению к своим подданным. Защита поделенных таким образом городов осуществляется королем и венецианцами пропорционально находящимся в их распоряжении частям. Само собою разумеется, что «береговое право» к венецианским купцам и венецианским кораблям применяться не может.[1129] Таковы условия, которые выговорили себе венецианцы, прежде чем начать военные операции против все еще находившихся в руках неверных сирийских городов. Совершенно очевидно, что на территории Иерусалимского королевства возникало разбросанное колониальное государство, не признававшее даже ленной зависимости от главы этого королевства.
В феврале 1124 г. решено было приступить к военным операциям. После некоторого колебания объектом нападения был избран Тир. Попытку овладеть этим городом делал еще Балдуин I в 1111–1112 г., но она окончилась тогда неудачей.[1130] Не сразу успешно пошла осада сильно укрепленного города и на этот раз. Венецианский флот покинул Акру и блокировал город. Крестоносцы осаждали его с суши. Дело, однако, подвигалось вперед крайне медленно. Между союзниками начались, по обыкновению, взаимные препирательства, и венецианцев, может быть не без основания, обвиняли в слабом усердии к общему делу, так как первоначально они выполняли только морские операции. Крестоносцы сильно опасались, что осада затянется, и осажденные сумеют, наконец, получить помощь извне. Опасность эту признавал, очевидно, и Доменико Микьеле, так как он принял решение участвовать и в осадных операциях с суши. Венецианцы высадились на берег, вытащив на него и свои корабли, и осада энергично продолжалась. Источники позднейшего происхождения украсили события под Тиром разнообразными легендами, Канале превратил их в настоящий роман.[1131] В действительности события протекали своим естественным порядком: попытки, предпринятые турками для освобождения Тира с суши из Дамаска и с моря — из Египта, были отражены, и город, доведенный голодом до крайности, в июне 1124 г. был вынужден сдаться после четырехмесячного сопротивления.[1132] Роль венецианцев во взятии города была несомненно весьма значительна, — без их флота его вообще, вероятно, не удалось бы взять; но венецианские источники готовы эту победу целиком отнести к заслугам своих соотечественников.[1133]
