Для выяснения политики «натиска на Восток», которая на берегах Сирии дала такие замечательные результаты, имеют значение взаимоотношения Венеции с князьями Малой Армении, возникшей и окрепшей в период крестоносного движения. Как известно, это княжество, превратившееся потом в королевство, имело основным своим территориальным ядром Киликию. Малая Армения важна была для венецианских купцов и сама по себе со своими оживленными центрами, Тарсом, Мамистрой, но кроме того она имела еще и транзитное значение, как это видно и из жалованной грамоты от 1202 г., которая и является интересующим нас здесь документом.[1144] Несомненно, задолго до даты этого документа венецианские купцы уже имели на территории Киликии известные торговые интересы, — это видно, между прочим, из жалованной грамоты Алексея Комнина от 1082 г., где права венецианских купцов оговорены также и на территории этой провинции[1145], хотя она в то время и не принадлежала Византии.
Грамота армянского короля Льва II, которую мы здесь имеем в виду, дарована им по ходатайству знаменитого Энрико Дандоло, который направил в Малую Армению в период подготовки четвертого крестового похода специальное посольство с Якопо Бодоарио во главе.
Лев II (1198–1219) гарантирует своей грамотой венецианским купцам полную свободу торговли в пределах его владений, равно как и транзит в соседние, даже мусульманские страны, разумеется, если его королевство не находится с этими странами в состоянии войны. Король гарантирует венецианцам не только свободу от «берегового права», не только за ними сохраняется право наследования по венецианским законам, но и предоставляется свобода вести торговлю беспошлинно[1146], за исключением тех из них, которые постоянно проживают «по сю сторону моря», т. е. в Сирии или Малой Азии, равно как во всех случаях подлежит обложению и привоз драгоценных металлов в византийской монете. В городе Мамистре венецианские купцы получают в свое распоряжение церковь, фондако для размещения товаров и место для постройки жилого дома, без которых не обходилась в средние века регулярно поставленная торговля с чужими странами. Несомненно венецианцы добивались также и права экстерриториальности для своих граждан на территории Малой Армении, но добиться этого им пока не удалось: они принуждены были удовлетвориться в этом отношении полууспехом, — венецианцы подлежали королевскому суду, но судить их должно было по венецианским законам и обычаям.[1147]
Все эти данные показывают, что после военных успехов первых двух десятилетий XII в. на Востоке Венеция развивает известную дипломатическую деятельность для укрепления своих экономических позиций там, где ее военные заслуги перед Иерусалимским королевством не обеспечивали торговые привилегии ее купцов. Военные успехи Венеции были больше не нужны и потому она не приняла ни малейшего участия в том очередном всплеске колонизационной волны, который известен под наименованием второго крестового похода. Венеция осталась совершенно безучастной к той пропаганде, которая была развернута на Западе вокруг этого предприятия. Разумеется, это не исключало участия в этом движении венецианских купцов и арматоров в качестве таковых, но у Венецианского государства не было мотивов для непосредственного вмешательства в эту плохо организованную и еще хуже проведенную авантюру.
Несколько иначе дело обстоит с третьим крестовым походом. В восьмидесятых годах обстановка на Востоке сделалась еще более мрачной. На этот раз дело шло не о далекой Эдессе, а о районах, где непосредственно затрагивались интересы Венеции: в 1187 г. была взята Акра. Венецианцы потеряли одну треть этого города и его окрестностей и один из своих лучших портов в Сирии. Развитие успехов мусульман, объединенных теперь Саладином, грозило бедствиями, размеры которых трудно было предвидеть. В таких условиях венецианская купеческая знать не могла оставаться спокойной.
От 1188 г. до нас дошел любопытный документ, — циркулярное распоряжение дожа Орио Малипьеро (1178–1192) ко всем венецианцам, где бы они не находились, о возвращении к пасхе 1189 г. в Венецию. В качестве причины этого распоряжения дож указывал на благочестивое решение принять участие в крестовом походе. Разумеется, при этом указывались только идеальные побуждения такого решения: нельзя не принять участия в таком благочестивом деле «нам, — писал дож, — кого благочестие, изобилие мирских благ, великое множество рассудительных мужей сделали достославными среди прочих христиан».[1148]
В этом же 1188 г., по сообщению «Кратких венецианских анналов» венецианцы «с большим флотом — воины и великое множество прочего люда — отправились на помощь св. гробу».[1149] Венецианский флот прибыл под Тир и здесь остановился. В 1189 г. он принял участие при осаде Акры, которая подвигалась крайне медленно, на этот раз вследствие соперничества двух претендентов на королевский трон поставленного под вопрос королевства, Гюи де Луизиньяна и Конрада Монферратского. Венецианцы выполняли свою обычную роль при осаде береговых городов: они блокировали Акру с моря. Один из продолжателей Кафаро сообщает, что и генуэзцы также приняли участие в этой операции.[1150] Участие Лигурийской республики, которой в Акре также принадлежала одна треть, было, однако, незначительным, так как в 1187 г. возобновилась война между нею и Пизой[1151], а внутри ее раздирали политические распри.[1152] Это нисколько не способствовало подъему воинственного настроения сынов республики св. Марка, и они выполняли принятую ими на себя задачу блокады крайне небрежно. Этою небрежностью только можно объяснить, что туркам удалось прорваться в гавань осажденного города и подать ему помощь людьми и припасами. Вследствие всего этого осада безнадежно затягивалась. Казалось бы, венецианцы должны были понимать, что таким образом они могут окончательно потерять город, в котором у них были такие значительные экономические интересы. Они несомненно это и понимали, но они знали также, что к «св. земле» приближались флоты французского и английского королей и потому можно было ожидать, когда Акра, как спелый плод, сама попадет в их руки. Венецианцы не любили затрачивать усилий там, где можно было обойтись без них. С холодною расчетливостью купцов они предоставляли другим делать их дело. «Крестоносные болваны» не всегда понимали и тем менее правильно оценивали эту политику.[1153]
В 1191 г. под Акру явились англичане и французы. Положение осажденного города ухудшилось. Хотя между осаждавшими по-прежнему не было согласия, и к прежним распрям Гюи и Конрада присоединилось соперничество двух королей, а венецианцы по-прежнему держались роли наблюдателей, тем не менее силы осажденных падали. В июне 1191 г. город был, наконец, взят. Венецианцы выдержали всю осаду: они не могли покинуть Акры, не закрепив за собою принадлежащую им часть города и его окрестностей. Как только венецианцы убедились в том, что их права останутся ненарушенными, они почли свою миссию на Востоке законченной и отправились в Венецию.
Венецианцы убедились, что наступательная сила мусульманского мира, если не была сломлена, то во всяком случае серьезно заторможена. Правда, в руках «неверных» оставался Иерусалим… Но какое дело было венецианским купцам до этого, если приморские города Сирии были к их услугам, если товарные потоки, двигавшиеся на Запад караванными путями, не могли миновать их рук. Яффа, Арсур, Цезарея, Кайфа, Акра, Сканделион, Тир, Сарепта, Сидон, Берит, старый Библ, Триполи, Арад, Тортоза, Лаодикея были для них важнее, чем Назарет, Вифлеем, Иерусалим.
Таким образом, без особых усилий, без тяжелых затрат людских сил и материальных рессурсов, политики св. Марка сумели отстоять в Сирии те позиции, которые им удалось занять в первоначальный «героический» период их участия в колонизационном движении Запада. Их первоначально активный «напор на Восток» уступил место в дальнейшем дипломатической деятельности. При помощи ее они пополнили и закрепили сделанные приобретения. Они не останавливались на этом пути даже перед тем, чтобы вступать в переговоры и заручаться привилегиями от таких лиц, которые сами были лишь претендентами. В 1191 г. Конрад Монферратский, избранный королем уже не существовавшего в сущности королевства, подтвердил венецианцам все договора и привилегии, которые они получили от Иерусалимских королей, их прелатов и баронов.[1154]
В результате усилий нескольких десятилетий на сирийском побережье возникла целая сеть венецианских экстерриториальных пунктов, торговых дворов, значительная часть ее будущей колониальной империи. Значение этих приобретений, однако, может быть по настоящему оценено в свете тех успехов, которых правящая венецианская плутократия в это же время добилась на все еще обширных пространствах Византийской империи.
