Но, к счастью, один проход через этот лабиринт все же существует – по крайней мере, если принять во внимание момент времени, в который звучали самые страстные и настойчивые мольбы к Западным союзникам провести бомбардировки лагеря. Если учесть время доставки «Освенцимских протоколов» Западным союзникам, а также решения Хорти о прекращении депортации венгерских евреев в Освенцим, достаточно логичным кажется предположение о том, что бомбардировка ни самого лагеря, ни железнодорожных путей к нему не смогли бы предотвратить гибель венгерских евреев. Дело в том, что подробная информация слишком поздно дошла до союзников (например, депортации из Венгрии официально прекратились 9 июля, а британский министр военно-воздушных сил дал отрицательный ответ Идену на предложение сбросить бомбы на Освенцим 15 июля).
Еще одна грань этого чрезвычайно сложного вопроса, к которой можно подойти почти с той же степенью уверенности, – как могла повлиять бомбардировка на пропускную способность крематориев. В протоколах Освенцима содержатся подробные описания расположения четырех главных крематориев на плане лагеря. Но даже если бы они подверглись дерзкому налету при свете дня, даже если бы бомбы были сброшены с ювелирной точностью, и даже если бы эти машины смерти были уничтожены целиком и полностью, – нацисты все равно смогли бы продолжать убийства в газовых камерах в другом месте на территории Освенцима. Что очень важно: расположение «Белого домика» и «Красного домика» в протоколах Освенцима указано не было, а они обеспечивали всю необходимую пропускную способность лагеря. После окончания операции в Венгрии Освенцим использовал свой убийственный потенциал по уничтожению людей не на полную мощность.
Вместо ежедневного убийства 10 тысяч человек (в условиях максимальной загруженности) крематории перешли на несравнимо меньшее количество – в 1500 человек в день и менее34, и эта цифра сохранялась вплоть до ноября и окончательного закрытия крематориев. Следовательно, можно прийти к такому выводу: бомбардировки лагеря, будь они осуществлены в ответ на многочисленные просьбы летом 1944 года, не только не спасли бы «многих» из «шести миллионов погибших» – они не спасли бы вообще никого. Более того: в связи с сопутствующими разрушениями бараков, расположенных в считанных метрах от крематориев, в результате налета могли погибнуть те самые заключенные, освободить которых и был призван данный налет.
Это, разумеется, доводы рассудка, но никак не эмоции. А поскольку значительная часть споров по данному вопросу ведется именно на эмоциональном уровне, такой вывод окажется совершенно неудовлетворительным для тех, кто предпочитает верить, что Западные союзники могли сделать куда больше для спасения узников. Может, и могли. Возможно, если бы с самолетов, к примеру, сбросили оружие, это послужило бы стимулом к бунту. Хотя последнее кажется слишком уж невероятным в силу того, что изнуренные голодом заключенные вряд ли смогли бы совершенно неожиданно, без какой-либо подготовки организовать восстание против эсэсовцев на вышках, вооруженных пулеметами и находящихся под защитой заборов из колючей проволоки, по которой пропущен электрический ток. Но наверняка мы этого никогда не узнаем: ставя вопрос таким образом, мы снова оказываемся на бесконечной спирали «а что, если», уводящей нас в мир предположений.
Споры о возможной бомбардировке Освенцима носят такой жаркий характер потому, что за ней скрывается более широкий и более глобальный вопрос: разве не следовало предпринять больше усилий для того, чтобы спасти евреев? Британское правительство, например, уже к началу 1943 года совершенно точно знало о существовании нацистской кампании систематического уничтожения евреев – знало даже названия лагерей «Операции Рейнхард», общее количество смертей в каждом из них. Но, несмотря на мольбы членов парламента, таких как Элеонор Рэтбоун, о смягчении ограничений на иммиграцию, что позволило бы большому количеству евреев из Болгарии, Венгрии и Румынии получить право эмигрировать в безопасные страны, британское правительство оставалось неумолимым. В феврале 1943 года Энтони Иден, в ответ на аналогичную мольбу от члена парламента Уильяма Брана, отметил следующее: «Единственный по-настоящему действенный способ помочь измученным евреям (а также, должен добавить, другим страдающим народам Европы) – победа Союзников»35.
Несколько недель спустя, в марте 1943 года, во время обсуждения ситуации в Вашингтоне глава британского МИДа Иден отметил, что важно «ни в коем случае не торопиться с предложением вывезти всех евреев из страны», и добавил: «если мы их вывезем, то все евреи мира потребуют от нас приложить аналогичные усилия в Польше и Германии. Гитлер вполне может поймать нас на слове, а во всем мире не хватит судов и других транспортных средств, чтобы осуществить это»36. (Странно слышать такое утверждение: ведь за последние три года войны удалось найти достаточно транспортных средств для того, чтобы переправить через Атлантику больше 400 тысяч немецких и итальянских военнопленных)37. В своей речи во время дебатов в Палате общин 19 мая 1943 года Элеонор Рэтбоун жестоко раскритиковала бездействие Союзников: «Если бы кровь тех, кто погиб зазря во время этой войны, потекла по улице Уайтхолл, ее поток поднялся бы так высоко, что затопил бы все мрачные здания, в которых заседают наши правители»38.
И хотя мы не можем знать наверняка, что произошло бы, если бы Западные союзники сняли ограничения иммиграции для евреев, которым грозила смерть, в одном с госпожой Рэтбоун трудно не согласиться: Союзники могли бы приложить гораздо больше усилий, чтобы помочь евреям. Следовательно, вероятно, современные дебаты на эту тему были бы более плодотворными, если бы сосредоточились не столько на бомбардировке Освенцима, сколько на, несомненно, более сложном вопросе – иммиграционной политике Западных союзников времен войны.
Тем временем, окончание депортации венгерских евреев вызвало определенные последствия и в Будапеште, где кипел от злости Эйхман, и в Освенциме, где резервные мощности газовых камер давали возможность осуществить план полной ликвидации населения целой секции Биркенау: цыганского лагеря. Эта особая часть Биркенау с февраля 1943 года использовалась для размещения до 23 тысяч цыган (максимальное количество) – мужчин и женщин. Им позволили жить семьями и носить собственную одежду; кроме того, волосы им не сбривали. Но условия в цыганском лагере скоро стали худшими во всем Освенциме. Перенаселение, в сочетании с нехваткой еды и воды, создавало превосходные условия для распространения болезней, особенно сыпного тифа и кожного заболевания «влажная гангрена», что привело к гибели многих тысяч человек. В целом, из 23 тысяч цыган, отправленных в Освенцим, в лагере умерла 21 тысяча: от болезней, голода или в газовых камерах, когда цыганский лагерь, в конце концов, ликвидировали.
Нацисты считали цыган расово опасными и «асоциальными», хотели избавиться от них, и потому, в процентном отношении, цыгане пострадали сильнее, чем любая другая этническая группа времен Третьего рейха, за исключением евреев. Статистически точных данных о том, сколько именно цыган убили нацисты, нет, но считается, что это количество составляет от четверти миллиона до полумиллиона человек. Однако нацисты были непоследвательными в осуществлении антицыганской политики; в Советском Союзе нацистские расстрельные отряды убивали цыган наряду с евреями; в Румынии не предпринималось целенаправленных мер против цыган как народа (хотя они все равно умирали тысячами в результате плохого обращения). В Польше большинство цыган отправили в концентрационные лагеря; в Словакии политика гонений осуществлялась неравномерно; из самой Германии многих цыган сначала депортировали в польские гетто – 5 тысяч человек отправили в Лодзь, и они оказались в числе первых погибших в душегубках города Хелмно в январе 1942 года.
Нацисты считали одной из самых больших «опасностей» для Германии переход расовых особенностей цыган в «арийское» население через цыган так называемой Mischlinge (смешанной крови), и ничто не иллюстрирует искаженную чувствительность нацистов в этом отношении так же ярко, как история восьмилетней Эльзе Бакер39, очутившейся в цыганском лагере Биркенау летом 1944 года. Еще в начале того года она счастливо жила с семьей в Гамбурге. Хотя жизнь во время войны была тяжелой, девочка находилась в полной безопасности в кругу родных – или, по крайней мере, считала себя в безопасности. Но однажды ночью, в начале 1944 года, в их дверь постучали, и в дом вошли несколько незнакомцев, представившихся работниками гестапо. Они заявили, что прибыли за Эльзе и намерены отвести ее к «настоящей» матери. Прямо на глазах ошеломленных родителей ее выволокли из дома, в темноту, и отвели на склад возле порта, набитый цыганами – по ее воспоминаниям, многие из них были одеты кое-как и не причесаны. Эльзе, которую мать одела в лучшее платье, стояла и рассматривала цыган, постепенно впадая в оцепенение. Только со временем она выяснила, что ее усыновили, и что ее «настоящая» мать была наполовину цыганкой. Мужчина и женщина, которых она всегда считала своими мамой и папой, на самом деле были ее приемными родителями, воспитывавшими ее с тех пор, как ей исполнилось десять месяцев.
