Штрассман, член Берлинской городской думы. Вы жалуетесь на «еврейскую прессу», но сознайтесь, что вы этим обозначаете либеральную печать вообще. Правительство преследует социал-демократов, выступающих только против имущих классов, и покровительствует социал-христианам, проповедующим вражду к целой расе. Я отлично знаю, что в этом деле замешаны руки и голова германского канцлера; друзья Бисмарка, Трейчке и Буш, участвуют в антисемитском движении. Недаром петиция обращена к князю Бисмарку. Петиционеры уверены, что если соберется миллион подписей, то Бисмарк возьмется за дело. Для выяснения этого мы и внесли запрос, ибо желаем, чтобы было подавлено реакционное движение, позорящее нашу страну».
После громовых речей оппозиции все ждали объяснения Штеккера, одного из тайных вдохновителей петиции. Он выступил с длинной речью, в которой сквозь маску смиренного пастора проступали черты хитрого, изворотливого политика. Штеккер уверял, что единственное его желание — «водворить социальный мир, нарушенный евреями». «Еврейский вопрос для меня не вопрос религии или расы, а вопрос социально-нравственный. Он заключается в том, что полмиллиона наших сограждан-евреев принадлежат к другому племени, другой религии, имеют другой строй понятий, чувств и стремлений, отличающих их от нас, и в том, что они начинают занимать в нашей нации положение, не соответствующее их численности. Мы живем в государстве, где 80 процентов населения (верующие) христиане, и мы вправе требовать, чтобы на это государство смотрели, как на христианское общежитие, управляемое христианскою властью и христианским законодательством». Не замечая противоречия между последними словами и вступительным заявлением, что еврейский вопрос не религиозный и не расовый, Штеккер в дальнейшем запутался в сети собственных измышлений и был публично изобличен во лжи. Когда ему крикнули слева: «Подписали ли вы петицию?», он сначала ответил: «Нет», — но когда ему указали, что его подпись имеется там, он признался, что впоследствии присоединил ее к прочим. Прения в ландтаге кончились без принятия определенной резолюции. Из самого обмена мнений достаточно выяснились отношения разных партий к еврейскому вопросу и характер «нейтралитета» правительства в этом деле. Ввиду официального ответа министерства, оставалось только ждать результата петиции после подачи ее канцлеру.
В марте 1881 г. антисемитская петиция, под которой имелось около четверти миллиона подписей, была подана Бисмарку, но ответа на нее не последовало. Эта тактика молчания была, вероятно, заранее установлена между канцлером и организаторами петиции. И в самом деле, что мог ответить Бисмарк? Что их главные требования уже проводятся на практике «в порядке управления» и впредь будут проводиться? Но эту правду неудобно было сказать, ибо это послужило бы поводом к неприятным парламентским запросам по поводу нарушения конституции. Правительству удобнее было поменьше говорить и больше делать. Авгуры антисемитизма в обществе и правительстве отлично поняли друг друга. Труд был разделен: власть делала в административном порядке все возможное для стеснения евреев, а неофициальные антисемиты свободно вели свою преступную пропаганду. Официозы Бисмарка (газета «Norddeutsche Allgemeine Zeitung» и журнал «Grenzboten») не скрывали своих симпатий к антисемитизму. После запроса в ландтаге в газете канцлера говорилось, что в антисемитизме, очевидно, есть нечто хорошее, если против него выступают прогрессисты. Против этого цинизма протестовала партия социал-демократов, жертва бисмарковской реакции. 11 января 1881 г. десятки тысяч рабочих в Берлине приняли резкую резолюцию протеста против антисемитизма и всяких исключительных законов.
Между тем проповедь национальной вражды привела к обычному результату. Депутат Евгений Рихтер в вышеупомянутой речи пророчески говорил: «Остерегайтесь вызвать дикие страсти в разнузданной массе народа! Не будите зверя в человеке: он потом ни перед чем не остановится». Зажигательные речи антисемитов в собраниях, крикливые клеветнические статьи в газетах, агитация во время выборов в рейхстаг вызвали в низах народа потребность перейти от слов к делу. Погромное движение началось в глухих городах Бранденбурга и Померании, в колыбели пруссачества. В городе Нейштетине, где находилась небольшая еврейская община, сгорела дотла вновь отстроенная синагога (18 февраля 1881 г.). Выяснилось, что за несколько дней перед тем в Нейштетин приезжал упомянутый агитатор Генрици, уволенный за скандалы от учительской должности в Берлине, и произносил там речи, подстрекавшие к насилиям против евреев. Возникло поэтому подозрение, что синагогу поджег кто-нибудь из толпы, возбужденный проповедью агитатора. Через несколько месяцев в том же Нейштетине произошел открытый погром. Поводом послужило уличное столкновение между евреем-редактором местной газеты и адвокатом-антисемитом, задетым разоблачениями его темных дел в газете. Поколотив редактора и получив от него такой же ответ, адвокат позвал на помощь уличную толпу. Сбежавшаяся толпа христиан стала бить стекла в еврейских домах и магазинах, разбивала мебель, а местами грабила имущество (19 июля). Была разгромлена и редакция ненавистной «еврейской», т. е. прогрессивной, газеты. Когда на другой день беспорядки возобновились, явился усиленный наряд полиции и войска и прекратил их. Вскоре такие же погромы, тайно подготовленные разветвленной организацией, повторились и в других местах поморской Пруссии (Гаммерштейн, Кониц, Бублиц, Ястров). Власти наконец спохватились и приняли энергичные меры для подавления беспорядков. Из Берлина был дан приказ арестовать и предать суду зачинщиков и подстрекателей, не разрешать антисемитских сходок и не допускать эксцессов. Погромная эпидемия была таким образом локализована: она заглохла в гнезде своем — прусской провинции с наиболее отсталым населением, на которое, может быть, имели влияние слухи о тогдашних погромах в России. События в России могли показать Бисмарку и германским консерваторам, до каких пределов варварства может дойти антиеврейское движение масс, вовремя не остановленное, а спуститься до уровня своей восточной соседки культурная Германия все-таки не хотела.
Все это происходило в разгар избирательной кампании. Во время выборов в рейхстаг (лето и осень 1881 г.) шла отчаянная борьба между консерваторами и либералами. Сначала антисемиты соединились с консерваторами под общим лозунгом: долой либералов и прогрессистов! Не избирайте еврея! Но скандальное поведение антисемитских кандидатов, вроде Генрици, на избирательных собраниях, их демагогические приемы и заигрывание с рабочими оттолкнули от них консерваторов, а эксцессы в провинции испугали аграриев и юнкеров, опасавшихся, что волна буйства перекинется из городов в имения богатых дворян. Вследствие этого и спора из-за кандидатур избирательный блок между консерваторами и антисемитами расстроился. Обе партии потерпели на выборах поражение. Консерваторы потеряли в рейхстаге много мест, доставшихся либералам и прогрессистам, среди которых было 8 еврейских депутатов (Ласкер, Бамбергер, редактор «Frankfurter Zeitung» Зоннеман, экономист Макс Гирш и др.). Из антисемитских кандидатов прошел в рейхстаг только Штеккер. Бисмарк был крайне удручен исходом выборов и убедился, что антисемитская опора еще слишком слаба для борьбы с либералами и социалистами. Антисемиты были предоставлены самим себе. Отныне все их усилия были направлены к тому, чтобы укрепиться вне парламента, пустить корни в обществе и
