Советская пресса, освещая конференцию, была, вполне предсказуемо, в экстазе. Майский составил для Молотова черновик конфиденциальной информационной телеграммы, отправленной посольствам, в которой говорилось: «В общем атмосфера на конференции носила дружественный характер, и чувствовалось общее стремление договориться по обсуждаемым вопросам. Мы оцениваем конференцию очень позитивно, особенно в отношении польского и югославского вопросов, а также вопроса о репарациях».
В личном письме Александре Коллонтай, советскому послу в Швеции, Майский писал, что «Крымская конференция была очень интересной. Особенно впечатляющим было то, что наше влияние стало решающим, и то, что Сталин, как личность, проявил себя необычайно великим. Решения конференции были на 75 % нашими решениями… Сотрудничество Большой Тройки сейчас очень тесное, и Германии нечему радоваться ни в ходе войны, ни после неё».
Тем не менее, уже через шесть недель после Ялты настроение Сталина было испорчено отношениями с западными союзниками. На приёме чехословацкой делегации в конце марта 1945 года Сталин снова заговорил о необходимости славянского единства перед лицом немецкой угрозы, но был заметно пессимистичен, когда упомянул о роли Британии и США в этом вопросе:
«Мы являемся новыми славянофилами-ленинцами, славянофилами-большевиками, коммунистами, которые стоят за единство и объединение всех славянских народов. Мы считаем, что невзирая на социальные и этнические различия, все славяне должны объединиться. Все, как один, против общего врага — немцев. История славян учит, что альянс между ними необходим для защиты славянского мира. Возьмите две последних мировых войны. Почему они начались? Из-за славян. Немцы хотели поработить славян. И кто страдал больше всех от этих воин? В первой мировой войне, так же как и во второй, славянские народы пострадали больше: Россия, Украина, Белоруссия, Сербия, словаки, поляки…
Сейчас мы громим немцев, и многие думают, что немцы уже никогда не смогут угрожать нам снова. Это не так. Я ненавижу немцев. Но это не должно влиять на наше суждение о немцах. Немцы — великий народ. Очень хорошие техники и организаторы. Хорошие, храбрые от природы солдаты. Невозможно избавиться от немцев, они останутся. Мы сражаемся с немцами и будем делать это до конца. Но мы должны иметь ввиду, что наши союзники постараются сберечь немцев и пойдут на соглашение с ними. Мы должны быть беспощадны по отношению к немцам, но наши союзники пойдут с ними на сговор. Таким образом мы, славяне, должны готовиться к тому, что немцы снова пойдут против нас.
Именно поэтому мы, новые славянофилы-ленинцы, так настойчиво говорим об объединении славянских народов. Говорят, что мы хотим навязать советскую систему славянским народам. Это пустые разговоры. Мы не хотим этого, так как мы знаем, что советская система не может экспортироваться за границу, как вы того хотите. Для этого необходимо создать условия. Мы не можем установить советскую систему в Болгарии, если они не захотят этого. Но мы и не хотим делать этого. Мы хотим, чтобы в дружественных славянских государствах были установлены подлинно демократические правительства».
Сталинская ссылка на «джентльменское» обхождение своих союзников с немцами отражает его разочарование сопротивлением Черчилля и Рузвельта в Ялте политике расчленения Германии. После Ялты Сталин подверг переоценке собственную позицию, и, в свете западного нерасположения, отбросил идею расчленения. 24 марта Молотов телеграфировал Гусеву, советскому представителю в тройственной комиссии по расчленению в Лондоне, информируя его, что Москва более не считает себя связанной ялтинскими решениями по расчленению Германии. Телеграмма Молотова была отправлена в ответ на доклад Гусева, что британцы предлагают понизить степень расчленения Германии, и остановиться на одном из вариантов из многих возможных.
Гусев совершенно правильно отверг это неудовлетворительное предложение, так как оно в принципе подрывало ялтинское соглашение по расчленению Германии. Возможно, что Молотов проинструктировал Гусева не возражать на британские предложения, объясняя, что Британия и США постараются «подставить» СССР, порицая расчленение впоследствии. Сталин очевидно решил, что если расчленения не произойдёт, то его не станут осуждать за его проталкивание. Следовательно Сталин заявил публично и частным образом, что должна быть единая Германия — разоружённая, демилитаризованная, денацифицированная и демократизированная, но не расчленённая.
Другим случаем проявления сталинского мрачного настроения стала пост-ялтинская язвительность в отношении Польши. В Ялте было решено, что комиссия по Польше, включающая Молотова, Гарримана и Кларка Керра, будет инструментом по поиску решения по реорганизации люблинского правительства, и образованию нового польского временного правительства. Комиссия провела своё первое заседание в Москве 23 февраля в совершенно дружественном тоне, но на последующих совещаниях дискуссия переросла в продолжительные процедурные споры.
С советской точки зрения в Ялте договорились, что так называемое люблинское правительство будет расширено включением других польских лидеров. Советы также настаивали, что только поляки, упомянутые в Ялтинских соглашениях, могут быть включены в новое правительство. Это правило оставляло политиков типа Миколайчика, который отказался поддержать линию Керзона, как советско-польскую границу, вне сферы дальнейших переговоров.
Со своей стороны британцы и американцы выбрали истолкование ялтинской декларации по Польше, означающее, что комплектование нового временного правительства будет основано на прозападных польских политиках, которых они подберут из своих фаворитов. В начале апреля члены комиссии зашли на переговорах в тупик. Рузвельт апеллировал к Сталину, призвав его снести все преграды, но советский лидер на это не пошёл.
Он принял решение, что Польша будет иметь правительство, дружественное Советскому Союзу, и стало совершенно ясно, что впредь только московская интерпретация ялтинского договора должна быть принята британцами, и американцами. Если это будет принято, сказал Сталин Рузвельту, «польский вопрос может быть решён в короткий срок». Другой страной, в которой произошёл правительственный кризис в это время, стала Румыния.
В конце февраля 1945 года заместитель наркома иностранных дел Андрей Вышинский, прибыв в Бухарест, потребовал, чтобы существующее правительство было заменено другим, созданным на базе прокоммунистического Национального демократического фронта. Этот кризис, последний в серии внутренних кризисов в Румынии, произошедший по велению Вышинского, в результате привёл к формированию четвёртого правительства страны с тех пор, как она капитулировала летом 1944 года.
Советы полагали, что они действуют для того, чтобы обуздать и стабилизировать внутреннюю ситуацию в Румынии для безопасного осуществления договора о перемирии, для максимального увеличения вклада страны в продолжающуюся войну с Германией. Следуя этим умеренным курсом, Советы игнорировали как постоянные требования коммунистических союзников в стране о более решительном вмешательстве, так и одновременно интриги румынских политиков, решивших прибегнуть к британской, и американской дипломатической поддержке.
Положение осложнялось британскими и американскими протестами, что вмешательство Вышинского не соответствует декларации по освобождению Европы. В ответ Молотов указал, что румынское правительство не выполняет условия договора о перемирии и не искореняет фашистские, и нацистские элементы в стране. Сталин не стал напрямую впутываться в споры, так как он был хорошо информирован о событиях в Румынии, получая информацию от советской разведки.
Сталинские цели в Восточной Европе
Но каковы были сталинские долгосрочные планы в отношении Польши, Румынии и других восточно-европейских стран, освобождённых, завоёванных, и оккупированных Красной Армией? Снова и снова в ходе войны Сталин отрицал, что его целью была революция, или внедрение коммунизма. Множество личных посланий было направлено им своим коммунистическим союзникам. Например, в апреле 1944 года Сталин и Молотов отправили следующую телеграмму Тито, и югославским коммунистам:
«Мы считаем Югославию союзником Советского Союза, а Болгарию союзником наших врагов. В будущем мы хотели бы видеть Болгарию отошедшей от немцев и присоединившейся к союзникам Советского Союза. В любом случае мы считаем Югославию нашим главным сторонником в Южной Европе. И мы считаем нужным разъяснить, что мы не планируем советизации Югославии, и Болгарии, но наоборот, предпочитаем поддерживать контакты с демократическими Югославией, и Болгарией, которые будут союзниками СССР».
