Дело начинается с украшения невесты: прислужница подает ей ларец (?), из которого та выбирает лазуритовые бусы, свисающие на грудь, яйцевидные бусы, надеваемые вокруг лба и вокруг бедер, лазуритовое украшение в виде растения (?) в волосы (или в парик?),[633] золотые ленты, золотые серьги (и еще одни бронзовые),[634] косметику (?) для лица, украшение в ноздрю, белый камень на пупок и еще какие-то украшения для лона (это, надо думать, навешивалось на традиционный двойной поясок, надетый вокруг талии, который развязывали в брачную ночь), сандалии на ноги и, наконец, ветку ивы вместо «фигового листка». Пока никакой одежды — может быть, она и нужна была для земной невесты, но не для богини. Затем невеста (Инана) посылает сообщить отцу, что примет жениха в своем «Гипаре». Между тем жених приносит к ее двери угощение.[635] Тогда смущенная невеста обращается к матери, и та уговаривает ее впустить жениха. Начинается вторая часть приготовления к брачному обряду: невеста по совету матери совершает омовение (казалось бы, это следовало сделать раньше, до того как она надела украшения, — но, может быть, песнопение не так уж точно передает порядок происходившего?). Затем невеста умащает тело маслом, надевает царский плащ,[636] приводит в порядок бусы и в качестве богини и царицы сжимает в руке свою печать. Жених тогда открывает дверь в брачный покой. Правда, на изображении из «Архаического Ура» украшение невесты происходит как будто уже в присутствии жениха, но, возможно, это надо отнести за счет «сгущения событий», весьма характерного для древнего изобразительного искусства, особенно глиптического, где художник имел мало места для гравировки. На этом изображении прислужницы Нингаль наряжают «невесту» телицей — мотив, отсутствующий в свадебном обряде Инаны.
Однако — и это как раз соответствует изображению — жених тут не остается один на один с невестой. В обряде священного брака урского царя с лукур подружки прославляют входящего жениха пением:[637]
— Ты господин наш, ты господин наш,
Серебро и камень лазурный, ты господин наш,
Наш землепашец, дающий встать хлебам высоко, ты господин наш!
Затем поет ему похвалу сама лукур.
Песнопения об Инане и Думузи — правда, в очень метафоризированной форме — излагают от лица богини и то, что происходит дальше, но так как в случае Нанны и Нингали перед нами маски быка и телицы, то это изложение к их обряду уже не подходит; нам приходится исходить из прямых данных времени «Архаического Ура» и косвенных данных хозяйственных документов III династии Ура.
Покидают ли прислужницы и музыкантши (а также упоминаемые хозяйственными документами жрецы-gudá) брачный покой — неясно: то обстоятельство, что свита изображена вместе с «быком» и «телицей» на печати, по перечисленным соображениям недоказательно. Вполне вероятно, что они покидали брачный покой и запирали его. Но столь же возможно, что этот обряд, столь важный для всей общины, происходил при избранной группе посвященных — хотя бы стоявших в отдалении (ср. выше русскую святочную игру с «быком»).
Если мы правильно определили значение документов, упоминающих dNanna mu-ri-a-na ba-ak, то в культе Нанны и Нингаль подобный обряд должен был происходить ежемесячно, вероятно в связи с фазой Луны (возможно, новолунием: поскольку месяц ne-sag=nisānu[m] знаменовал начало лунного года, то вероятно, что жертва ne-sag знаменовала вообще начало всякого месяца, когда «рога» Нанны впервые появлялись на небе):[638] до нас дошли документы такого рода от трех различных (хотя и последовательных) месяцев. Соответственно, ежемесячное исчезновение Луны могло сопровождаться убиением быка, на что, может быть, указывают различные обряды «плача»,[639] особенно «Плача о жребии Нанны». Конечно, ручаться за то, что обряд совершался ежемесячно, невозможно — ведь и само существование обряда нами только реконструировано.
Во всяком случае, это, несомненно, был не единственный обряд, совершавшийся в храмах Нанны и Нингали. Вероятно, — как мы это знаем относительно ассирийских храмов II тысячелетия до н. э. — происходили ежедневные действа, имитировавшие «жизнь» божеств. Помимо этого совершались многолюдные торжественные славословия, соответствовавшие тому или иному времени дня, месяца или года. Верующие, вероятно, могли и в любое время зайти помолиться могущественному божеству — в случае Нингали в Энун (agrun); в «Гипар», гинекей жрицы, видимо, далеко не все были вхожи.
Огромное значение имели жертвы. Хотя по своему происхождению они воспринимались как кормление бога, но в целом восприятие факта жертвы в это время было более сложным. Терминология жертв была весьма непростой и нам не до конца ясна. Были жертвы возлияния, рассыпания муки, заклания, сожжения и т. п. Мало того, жертвы приносились не только богу, но даже и неодушевленным предметам в его «доме».
5) Чтобы дать об этом некоторое представление, достаточно привести список второстепенных и только мучных жертв (UET III, 170), приносившихся в храм Нанны и Нингали в момент падения династии Ларсы[640] в течение всего лишь двух месяцев. Б. Левин и У. Халло[641] опубликовали его в форме таблицы, сохранив порядок перечисления, принятый в оригинале, который после каждой группы жертвоприношений указывает обряд или праздник, к которым они относятся, и дает промежуточный итог расходов продовольствия. Мы, напротив, сначала будем указывать праздники и обряды, потом жертвоприношения к ним, а промежуточные итоги будем опускать; чтобы не повторять названия продуктов, будем обозначать их маленькими буквами в скобках: (а) — «гороховая мука», (б) — «толченая (?) мука, толокно (?)», (в) — «тонкая мука-крахмал», (г) — «ячменная крупа», (д) — «подсушенный хлеб»,
Неизвестный месяц
1) Праздник eššešu[m][642] новолуния:
Неизвестному объекту — 15 sìla[643] (а), 16 sìla (б), 1/6 sìla (в); засову Э-кишнугаля (=священного участка бога Нанны у зиккурата) — 10 sìla (а);
засову верхнего двора (вперед двором зиккурата Нанны) — 10 sìla (а);
на «толстые» хлеба — 10 sìla (а);
для освящения (?)[644] при осмотре (?)[645] засовов великого двора (=двора зиккурата) и (священного) покоя — 5 sìla 322 (а) и 1/6 sìla (в).
Обход помещений великого двора и снаружи.[646]
2) Праздник eššešu[m] 7-го дня — то же самое.
3) Праздник eššešu[m] 15-го дня — то же самое.
4) Праздник eššešu[m] 25-го дня:
На лаваш — [количество не сохранилось];
в таз для возлияния масла[647] — [количество не сохранилось];
на жертву рассыпания и засову Э-кишнугаля (главного храма Нанны) — [количество не сохранилось];
засову верхнего двора — [количество не сохранилось];
засову великого двора и снаружи — [количество не сохранилось, но итог по eššešu[m] 25-го дня примерно в 3 раза меньше, чем в предыдущие праздники].
5) [Какой-то праздник в] 27-й [день]:
[Одно небольшое жертвоприношение].
6) Следует какой-то большой праздник, название которого не прочитано. При этом «в вечернюю прохладу» (á-u(d)-te-na) перед богом Энки и его супругой (т. е. перед их статуями) приносятся:
В таз для возлияния масла — 2 sìla (а);
(какой-то рыбе, очевидно посвященной богу вод Энки),—
2 sìla (г) и засовам (неясно каким) — 3 sìla (а).
Перед статуей их сына Асаллухи:[648]
2 sìla (а) на лаваш и 2/3 (б) прибору для возлияния топленого масла (ì-nun);
«Как стемнеет (á-gi(g)-ba)», перед Энки и его супругой:
На лаваш — 40 sìla (а) и 10 sìla (б);
сосуду для возлияния растопленного масла — 2 sìla (б);
зернотерке для пшеницы — 2/3 sìla (в);
засовам 2 sìla (а).
Асаллухи повторно получает то же, что и в «вечернюю прохладу».
«Среди ночи» (ina mušim) Энки и его супруге приносится 2 sìla (а) и 1 sìla (в) на «печение хлеба».
Все это обобщено как «обычная трапеза» (naptān šu-gi-na).
Следует еще одна «обычная трапеза», очевидно в 28-й день месяца (текст не сохранился).
На 29-й день (накануне новолуния) жертва приносится, только как стемнеет. На этот раз приносится 5 sìla «подсушенного хлеба» (д), 2/3 sìla (б) прибору для возлияния масла (на?) подсушенный хлеб и 2 sìla (а) на «плач у наружных ворот»: этим подтверждается, что исчезновение месяца оплакивается как смерть Нанны.
Следующее новолуние справляется иначе, чем предыдущее:
5 sìla (а) и 5 sìla (б) на лаваш; 323
3 sìla (б) лучшему прибору для возлияния масла
(níg-ì-dé-a-sig6-sig6);
5 sìla (а) для обхода помещения в опочивальне
