числу членов оппозиционная партия и самая гонимая при Франко, коммунистическая, все еще нет.
Две главные проблемы Суареса — коммунисты и баскские националисты. Уступки им могут спровоцировать выступление силовиков, для которых легализация тех и других равносильна капитуляции перед врагами. Но радикальные баскские националисты и сами не рвутся на выборы и вообще в парламентскую политику. Летом 1976 г. ЭТА объявляет перемирие, но уже осенью от него отказывается. У Суареса нет готового решения баскской проблемы, он осторожно пытается вовлечь сепаратистов и местных националистов в политический процесс, остальное — дело армии и гражданской гвардии. Вся политическая реформа проходит под выстрелы и взрывы баскских экстремистов и ответный огонь полиции.
Другое дело — коммунисты под руководством Сантьяго Каррильо. Они отказались не только от революционной борьбы и политического насилия, но даже от мирной революции. Они перестали проповедовать преимущества диктатуры трудящихся перед буржуазной демократией. И они рвутся на выборы. Каррильо уверен, что возглавляет самую многочисленную, самую ненавидимую режимом и самую авторитетную оппозиционную партию, поэтому он может стать триумфатором выборов, во всяком случае одним из них — тем, в чьих руках окажется будущее государство. И он знает, что, как лидер самой гонимой при диктатуре оппозиционной партии, он обладает ресурсом легитимности, что без его одобрения и участия многие не признают настоящий переход к демократии состоявшимся.
Тем не менее даже сторонники демократии расколоты вопросом о компартии. Одни боятся реакции армии, другие по-прежнему опасаются коммунистов, которые испортят возрожденную испанскую демократию, омрачат ее тенями прошлой войны двух Испаний, раны которой только-только с трудом удается залечить. Но Каррильо уверен: как в старинных мифах только копье может исцелить нанесенную им рану, так уврачевать раскол двух Испаний могут только те, кто ее расколол. Поэтому у него, главного коммуниста, сейчас ключ от национального примирения, а другой ключ — у главного по должности фалангиста, хотя и не участника той войны, Адольфо Суареса.
Каррильо, как и Суарес, стопроцентный партийный функционер, профессиональный политик, человек, лишенный иной профессии, кроме политической. Подобно Суаресу, он, перейдя в юности от социалистов к коммунистам, прошел в своей партии все ступени до самого верха, но подъем его был стремительным: в 23 года он уже был членом политбюро — коллективного руководящего органа своей партии. Но еще раньше он отвечал за общественный порядок в осажденном Мадриде.
Помня об этом эпизоде в биографии Каррильо, противники легализации коммунистов предлагают устроить над ними судебный процесс, используя понятие преступлений против человечности без срока давности, чтобы отложить вопрос о регистрации компартии. Осенью 1936 г., всего через три месяца после начала путча, войска Франко подошли к Мадриду. Правительство республики бежало в Валенсию, откуда еще три года управляло республиканской территорией, а Мадрид возглавила хунта (она же «Союз обороны»).
Большинство старших товарищей покинули осажденную столицу, и 20-летний Каррильо занял в хунте, этой чрезвычайной мэрии военного времени, пост ответственного за безопасность. А буквально на следующий день заключенных мадридских тюрем разделили на три категории, и самым опасным, самым подозрительным из них, тем, кто мог влиться в ряды армии Франко, то есть попросту противникам республики из числа прежде всего военных, а также правым политикам, классовым врагам и просто случайным, оклеветанным, попавшим под подозрение людям объявили о переводе в тюрьму в Валенсии. Вместо этого их несколько ночей вывозили к деревне Паракуэльос под Мадридом, заставляли рыть себе общие могилы и убивали. Длительность процесса и заранее подготовленные рвы свидетельствовали о том, что уничтожение было спланированным.
Противники легализации компартии предлагают начать следствие по этому чудовищному эпизоду гражданской войны, а то и вовсе устроить показательный процесс над Каррильо. Следствие и процесс сделают невозможной легализацию коммунистов до выборов. Каррильо по-прежнему нечего сказать по существу о бесчеловечной казни узников, состоявшейся 40 лет назад. Он лишь повторяет, что ему тогда был всего 21 год и в силу своего возраста он не мог командовать такой операцией: старшие товарищи ему бы ее не доверили. К тому же он отвечал за безопасность именно Мадрида и просто организовывал выезд заключенных, а расстрел происходил в 30 км от столицы на республиканской территории вне сферы его ответственности.
Похоже, что дело было примерно так. После долгого заседания республиканских военных и политиков, где была сформирована «Хунта обороны Мадрида», прошло еще одно, куда старшие, более опытные и жестокие коммунисты и анархисты Каррильо не позвали. И уже на этом заседании было решено, что никакого перевода в Валенсию не будет, а заключенные будут уничтожены. Убийство шло несколько дней, и Каррильо не мог не знать о нем, но невозможно представить себе вчерашнего комсомольца (до внезапного назначения в хунту Каррильо руководил объединенной коммунистической и социалистической молодежью Мадрида), который в условиях войны перечит старшим или отменяет их решение. И даже в этом случае Каррильо как минимум был соучастником самой массовой бессудной казни в республиканской зоне.
Часто говорят, что плавный переход к демократии обеспечил безнаказанность функционерам диктаторского режима. Однако то, что назовут пактом забвения, когда стороны прошлой войны отказались сводить старые счеты, действовало и в обратном направлении, как видно на примере Сантьяго Каррильо. Отказ 60-летнего Каррильо от насильственного протеста, его движение навстречу отступившемуся от диктатуры фалангисту Суаресу, его поддержка идеи примирения в ущерб справедливому возмездию основаны на переосмыслении того, что он видел и в чем участвовал, когда был 20-летним.
Коммунисты подают заявку на регистрацию партии на выборы почти одновременно с социалистами — в феврале. В пакете документов — устав партии. В нем не упоминается революция и диктатура пролетариата, зато в качестве целей указаны примирение всех испанцев и строительство подлинной представительной демократии. Упоминаний марксизма в уставе коммунистов меньше, чем у только что легализованных социалистов. Правительство пытается избежать уведомительной регистрации компартии и сразу передает их документы на рассмотрение в Верховный суд.
Теперь, когда открыта прямая дорога к первым за 40 лет всеобщим выборам, Суаресу удается расколоть оппозицию. В сентябре 1976 г. лидер социалистов Фелипе Гонсалес твердо отстаивает легализацию коммунистов, а в ноябре уже сомневается, что это требование реалистично. На изматывающем заседании оппозиционного «Комитета девяти» он говорит, что не намерен бойкотировать выборы, даже если коммунистов к ним не допустят. Другие партии тоже опасаются упустить свой шанс, защищая коммунистов.
У Каррильо после того, как он лишился единодушной поддержки оппозиции, остается один путь: вступить в прямые переговоры с Суаресом и убедить его легализовать компартию. Суарес, как ни странно, хотел бы того же. Он не желает оставлять самую большую и хорошо организованную оппозиционную партию в подполье, откуда она
