июне 1385 года соглашение между императором и представителями более чем двадцати швабских городов, согласно которому за плату 4000 гульденов участвовавшие в этом соглашении города становились полными распорядителями всех сумм, задолженных жившим в них евреям. Четвертая часть долга при этом прощалась совершенно, остальной долг переводился на данный город, становившийся в лице своих руководителей вместе с этим и владельцем всего заложенного евреям имущества с правом продать его в случае неуплаты задолженной суммы к определенному сроку. В царствование того же Венцеля, спустя всего пять лет, было вновь проведено сложение еврейских долгов, распространившееся на этот раз на всю Баварию, Вюрцбург и на многие отдельные города вне этих территорий.
Принцип непосредственного подчинения евреев королевской власти, так широко применявшийся в государствах средней и северной Европы, признавался и в Испании. Так, например, согласно закону, изданному в правление арагонского короля Иакова I, евреи объявлялись состоящими под специальным «покровительством» короля. «Все евреи, — говорится в этом законе, — живущие в наших владениях, принадлежат королю и состоят со всем своим имуществом под нашим особым попечением. Всякий, кто поставит себя под покровительство какого-нибудь дворянина, лишается жизни, а имущество его конфискуется в пользу короля». Подчиненность евреев королевской короне, таким образом, и в Испании, в принципе, была выражена с достаточной определенностью. Однако эксплуатация евреев никогда, кажется, не достигала здесь таких размеров и не производилась с такой бесцеремонностью, как в других европейских государствах. Здесь короли довольствовались получением с евреев различных более или менее значительных прямых сборов, не предъявляя притязания на участие в их ссудных операциях, и такую умеренность испанских королей мы, разумеется, должны приписать не каким-либо их особым добродетелям, но прежде всего меньшей степени развития операций чисто денежного характера среди испанских евреев.
После того как мы выяснили причины и условия перемены, происшедшей в положении евреев приблизительно в половине средневекового периода, и определили с приблизительной точностью хронологические рамки и границы этого процесса в отдельных странах, мы можем считать нашу задачу, по крайней мере, в отношении собственно экономических условий жизни средневековых евреев выполненной. В дальнейшем экономические судьбы западноевропейских евреев не заключали уже в себе столь значительных изменений и поворотов и потому не возбуждают каких-либо спорных вопросов и сомнений. В течение всей остальной половины средневековья, вплоть до времени изгнания евреев из отдельных стран и местностей, ссудо-залоговые и кредитные операции и рядом с ними мелкое ростовщичество остаются преимущественным и наиболее типичным, если, быть может, и не исключительным родом их экономической деятельности [201]. Нам остается коснуться лишь вопроса о том, в какой мере и во вторую половину средневековья евреи продолжали принимать участие в собственно торговых операциях, а также вопроса об их взаимоотношениях с окружающим христианским миром, вопроса, который, как мы видим, в последнее время решается исследователями не совсем согласно.
Еще недавно, как мы уже указывали, Кулишер пытался доказать, что евреи продолжали принимать значительное участие в торговле и во вторую половину средневековья. На этой попытке мы и считаем необходимым остановиться ввиду того, что она противоречит как господствующему на этот счет среди исследователей мнению, так, в частности, до известной степени и тем выводам, к каким пришли мы в предшествовавшем изложении. Кулишер исходит прежде всего из двух положений: во-первых, что купеческие гильдии пользовались монополией относительно отдельных товаров, главным образом, относительно торговли сукном, и что, следовательно, торговля всеми остальными товарами оставалась свободной, в том числе и для евреев, и, во-вторых, из того, что законы в средние века исполнялись менее, чем когда-либо, в том числе и законы, воспрещавшие евреям торговлю теми или иными продуктами. Что касается прежде всего первого из этих утверждений, то оно мало что может доказать. Если бы мы даже и согласились с Кулишером, признав, что для евреев была закрыта только торговля сукном, то и одного этого факта исключения евреев из наиболее важной и обширной области средневековой торговли достаточно было бы для доказательства того положения, что евреи, во всяком случае, не играли сколько-нибудь значительной роли в торговле второй половины средних веков. Но дело в том, что и, помимо этого, купеческие гильдии, особенно в первое время после своего учреждения, когда именно и происходило наиболее усиленное вытеснение евреев из области торговли, далеко не ограничивались установлением монополии на тот или иной отдельный род товаров. В грамотах, устанавливающих привилегированное и монопольное положение гильдий, как во французских, так и в английских, говорится о монопольных правах членов гильдии на продажу не тех или иных отдельных, но всех вообще товаров (aliquam mercaturam) [202]. Однако и в тех случаях, когда находили нужным специально обозначить известные виды товаров, этим специально обозначаемым видом товаров далеко не всегда было сукно, а например, в грамоте парижским купцам, как мы видели, вино. То же самое и в Англии. И здесь предметы торговли, о которых чаще всего упоминается в бумагах, оставшихся после гильдий, — шкуры, шерсть, зерно и т.п., и только «в некоторых городах производство сукна достигло столь значительных размеров, что купеческая гильдия находила нужным испросить у короля право на монопольную розничную продажу крашеного сукна, употреблявшегося высшими классами, а иногда даже всех сортов сукна», что, конечно, не исключало принадлежавших, очевидно, до того гильдии монопольных прав на другие виды товаров. Но не будем приводить более примеров. Сошлемся на слова самого Кулишера, который в другом месте, касающемся характера средневековых гильдий, выражается далеко не с той же категоричностью. «Гильдии, — говорит он в своих «Лекциях по истории экономического быта Западной Европы», — для вступления в которые необходимо удовлетворять известным требованиям (полная аналогия с ремесленными цехами. — А.Т.)... пользуются исключительным правом торговли в розницу привозными товарами (следовательно, не одним сукном. — А.Т.) в данной местности... Главную их привилегию составляет продажа иноземного сукна в розницу, хотя часто они торгуют и другими товарами, в особенности привозным вином». Тот же Кулишер отмечает решительную монополистическую тенденцию в среде купечества городов, входивших в немецкую ганзу. От монополистических стремлений местных гильдий эта тенденция отличалась только тем, что ганзейские купцы стремились обеспечить за собою монопольное положение как у себя в своей местности, так и в чужих странах. А вот как он же определяет предметы торговли, отличавшейся столь решительными монополистическими тенденциями и характером ганзы. «Объекты ганзейской торговли составляли громоздкие массовые продукты; на первом плане стоял хлеб, далее шерсть, кожа и меха, металлы, строевой лес, наконец, пиво, вино, рыба, соль и другие менее важные предметы сырья».
Монополизация торговли в руках местных торговых товариществ оказывалась, таким образом, гораздо
