Лидия Винничук - Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима

Тогда, в 430 г. до н. э., на похоронах павших афинян надгробную речь произнес виднейший из граждан — стратег Перикл. Во вступлении он высказал свое мнение о надгробных речах вообще: дело это почетное, но неблагодарное, ведь трудно оратору найти слова, достойные заслуг героев, павших за родину. Одни слушатели, хорошо знающие о том, как развивались события, или даже участвовавшие в них, сочтут речь оратора слишком слабой, ибо они ясно сознают величие подвига погибших воинов. Другие, непричастные к событиям, напротив, могут подумать, будто заслуги умерших слишком преувеличены. «Ведь люди верят в истинность похвал, воздаваемых другим, лишь до такой степени, в какой они считают и себя способными совершить подобные подвиги. А все, что свыше их возможностей, тотчас же вызывает зависть и недоверие». И все же надгробные речи издавна входят в ритуал погребения, установленный предками, и потому Перикл соглашается сказать похвальное слово павшим героям. При этом он восхваляет дедов и отцов современных ему афинян, затем сам город, его государственное устройство и обычаи («город наш — школа всей Эллады»). Далее он говорит о доблести погибших воинов и утешает их родных и близких (Там же, II, 35–46). Особенно показательно здесь то, что Перикл как истинный сын классической Греции смело высказывает свое суждение об обычаях и обрядах, принятых в обществе, и в то же время ставит закон и традицию выше собственного мнения.

Похоронная процессия

Повсюду в Греции люди в период траура облекались в черные или просто темные одежды, только в Аргосе одевались в белое. В Афинах и в Аргосе траур длился тридцать дней, в других полисах — меньше, а в Спарте — всего лишь двенадцать. Но и после окончания периода траура память умершего продолжали чтить, принося в положенные сроки и в дни поминовения мертвых богатые жертвы богам. Жертвоприношения совершали еще над гробом — на третий день после смерти, а затем после похорон — на девятый день. Кроме того, в годовщины рождения и смерти близкого человека на его могилу клали жертвенный пирог, вино, мед, молоко, фрукты, а в некоторых городах-государствах, к числу которых Афины не относились, приносили и кровавые жертвы, закалывая на могиле жертвенных животных.

Философская мысль греков проникает в Рим только во II в. до н. э., чтобы в следующем столетии заметно обогатить римскую литературу, вдохновляя собой и философскую поэму Лукреция Кара, и трактаты Цицерона. Авторы, писавшие по-латыни, теперь также стали уделять все больше внимания проблемам жизни и смерти. До этого, да во многом и позже отношение к смерти и связанные с этим обычаи определялись местными — латинскими, этрусскими, затем и греческими — традициями и верованиями.

Похоронная процессия

Первоначально, по всей видимости, в Италии, как и в других средиземноморских странах, господствующей формой погребального обряда было захоронение трупов в землю. Но уже в одном из древнейших римских памятников — в «Законах XII таблиц» (середина V в. до н. э.) — упоминается и обычай закапывать тела умерших, и другой обычай — трупосожжение. В дальнейшем практиковались обе формы погребального обряда, но предпочтение римляне отдавали все же сожжению умершего на костре. Ссылаясь на пример греков, Цицерон утверждает, что и в Италии мертвых поначалу хоронили в земле, по-матерински облекавшей их своим покрывалом. «Мне лично кажется, — пишет он, — что самым древним видом погребения был тот, каким у Ксенофонта пользуется Кир: тело возвращают земле, помещают и кладут его, как бы обволакивая покровом матери. По такому же обряду, в могиле, расположенной вблизи алтаря Родника был погребен наш царь Нума, а род Корнелиев, как известно, вплоть до наших дней прибегает к такому виду захоронения». После того как Сулла приказал разорить могилу своего противника Мария, он, боясь, как бы и с его останками этого не случилось, велел сжечь свое тело (О законах, II, 56–57).

Когда те, кто окружал умирающего, понимали, что конец уже недалек, кто-либо из близких родственников приникал губами ко рту умирающего, как бы принимая в себя его последнее дыхание. Остальные же из присутствовавших начинали громко оплакивать усопшего и причитать над ним, выкликая его имя, дабы, как считалось, удержать отлетавшую душу. Тело укладывали на пол, чтобы умерший соприкоснулся с землей, а Затем гасили огонь в домашнем очаге.

Римская жизнь всегда была, как известно, пронизана духом права, законности: все стороны жизни регулировались нормами права. Когда умирал римлянин, его семья обязана была немедленно оповестить о его смерти соответствующих должностных лиц, располагавшихся при храме Либитины — богини смерти и погребения (со временем ее стали отождествлять с Прозерпиной, женой Плутона, владычицей подземного царства). Заявляя в похоронное ведомство о своей утрате, родственники покойного выплачивали при этом некоторую сумму денег в качестве «подати Либитине». Особый чиновник — либитинарий вносил имя скончавшегося в список умерших граждан и принимал заказ на организацию похорон. Услугами либитинария пользовались только люди состоятельные, способные за них заплатить, а стоили они дорого. Либитинарий присылал в дом покойного полликторов, занимавшихся всем, что полагалось по обряду: они обмывали тело, умащали его благовониями, одевали, украшали голову усопшего венком из цветов. У либитинария можно было нанять также плакальщиц, флейтистов и людей, которые бы несли гроб до места его последнего упокоения — к могиле, вырытой в земле, или к погребальному костру.

Обмытое, одетое в тогу, соответствовавшую социальному статусу покойного, тело укладывали затем на катафалк. При этом не забывали и положить умершему в рот монету, чтобы было чем заплатить Харону. Обычай этот сохранялся в Риме и тогда, когда большая часть общества уже скептически воспринимала старые предания о подземном царстве Плутона-Аида, о реке Стикс, о перевозчике душ Хароне. В Риме II в. н. э. традиционные верования вызывали чаще всего иронические усмешки, и не только у сатирика Ювенала:

Ювенал. Сатиры, III, 149–152

Ложе с телом усопшего или катафалк ставили в атрии дома, изножьем к входной двери. Рядом зажигали масляные лампы или стояли рабы с горящими факелами. Поодаль — родственники, вольноотпущенники, друзья и знакомые. Перед домом помещали ветви деревьев, посвященных подземным богам, — кипариса или сосны, и это служило знаком для прохожих, что они идут мимо дома, где кто-то недавно скончался. Те же, кто хотел войти и прикоснуться к покойному, попрощаться с ним, должны были, как и в Греции, совершить ритуальное очищение.

Доступ к телу продолжался несколько дней, от трех до семи. Погребение могло быть скромным и тихим, самым обычным, но когда хоронили лицо известное или кого-нибудь из богатой семьи, устраивали торжественное «объявленное погребение», на которое глашатай созывал людей, оповещая жителей города о дне погребения. Формула объявления была примерно такой: «Умер римский гражданин такой-то. Тем, кому это угодно, пора уже идти на похороны. Такого-то выносят из дома».

Но помимо «обычного» и «объявленного» был еще третий вид погребения: когда хоронили бедняка. Людей, не имевших денег, отправляли в последний путь без каких-либо церемоний, ночью, сразу же после кончины. Впрочем, до III в. до н. э. выносить тело до восхода солнца, как это делалось и в Греции, были обязаны все римляне без исключения. Если у семьи усопшего не было средств на оплату места для погребения, труп просто бросали в общую яму или сжигали на общем костре вместе с другими. Иллюстрацией к этому может служить одна из эпиграмм Марциала, где описываются злоключения некоего чужеземца из Галлии, оказавшегося в Риме в беспомощном положении:

Марциал. Эпиграммы, VIII, 75