class="title6">
1224
Kittler F. Discourse Networks 1800–1900. P. 3–24. О российской версии дискурсивной инфраструктуры аналогичного периода см. в разделе «Натуральная школа как неправильный перевод с немецкого» в ЛП.
Редактором-издателем первого периодического печатного издания стал в 1605 году страсбургский типограф Иоганн Каролус, ранее занимавшийся составлением рукописных газет (1609 годом датируется первая сохранившаяся до наших дней немецкая газета Aviso). С 1631 года во Франции дворянин Теофраст Ренодо издает La Gazette, которая счастливо объединяет королевские эдикты Людовика XIII и платную рекламу. Оба названия указывают на генетическую связь формата с венецианским avvisi и la gazeta dele novità.
В русский язык «журналистика» как калька с французского будет введена Николаем Полевым, автором физиологических очерков, редактором и издателем в начале XIX века.
Бэкон Ф. Новый органон / Пер. с англ. С. Красильщикова. Л.: Соцэкгиз, 1935.
Подробнее о конструкции эмпирического факта и практике терапии языка мы говорим в главке «Краткая история фактов: от терапии языка к медиаанализу» в: Арсеньев П. Литература факта высказывания. С. 170–171.
Бойль был не только представителем экспериментальной науки, противостоявшей натурфилософии в XVII веке (в лице Гоббса), но и героем классической работы (Shapin S., Schaffer S. Leviathan and the Air-pump: Hobbes, Boyle, and the Experimental Life. Princeton: Princeton UP, 1985), в которой исследуются методы производства знания в их связи с социотехнологическими практиками и материальной культурой.
Джон Уилкинс, в свою очередь, не только основатель естественной теологии, совместимой с европейской наукой того времени, но и герой рассказа Борхеса «Аналитический язык Джона Уилкинса», а также отдельной главы в книге: Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре / Пер. с итал. А. Миролюбовой. СПб.: Alexandria, 2007.
«Авторы, относящиеся к магической натурфилософии XVI века, пока еще давали гетерологии явлений возможность беспрепятственно идти своим чередом и в то же время настаивали на тождественности вещей с их обозначениями. Универсалисты XVII века пытались свести вещи в форме чисел и их отношений к обобщаемым законам, а для этого они нуждались в выведении того единичного, что им предстояло формулировать, за рамки природы» (Цилински З. Археология медиа. С. 247). Так, одни авторы, как Кирхер, выводили универсальную гармонию сугубо силой воображения, другие, как Кеплер, разрабатывали учение о мировой гармонии посредством аналитического проникновения в реальное движение планет, таким образом демонстрируя разную степень эмпирического основания своих универсалистских доктрин, однако в обоих случаях, по мнению Фуко, «такое переплетение языка и вещей в общем для них пространстве предполагает полное превосходство письменности» (Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. С. 74).
Жалобы на избыток информации/коммуникации можно регистрировать начиная с Ренессанса (как это предлагается в: Blair A. Too Much to Know. Managing Scholarly Information Before the Modern Age. New Haven: Yale UP, 2010) или, по крайней мере, с середины XVIII века, когда многим авторам начинает казаться, что они находятся в потоке дискурса, избыточном (количественно), никак не регламентированном и потому лишенном всяких истинностных оснований (качественно). Однако в ситуации не столько технологических прорывов, сколько институциональных ограничений это чувство чаще всего приходится переживать тем, кто наделен правом авторитетного высказывания и кто переживает его оспаривание «голосами с мест», то есть сталкивается с «взятием слова, как была взята Бастилия» (Серто М. де. Взятие речи / Пер. с франц. П. Арсеньева, А. Гринбаума // Транслит. 2013. № 13. С. 118). Наконец, как показывает Киттлер, необратимый процесс демократизации доступа к означающему начинается с алфавитизации в рамках дискурсивной инфраструктуры 1800 и еще раз усиливается с совершенствованием медиатехнических средств записи и трансляции в дискурсивной инфраструктуре 1900 (Kittler F. Discourse Networks 1800–1900).
Страсть к де/кодированию текстов – неотъемлемая часть схоластического подхода к миру, определявшегося доминированием букв и тривиумом «царских» наук – грамматики, риторики и диалектики. Здесь мы, с одной стороны, соприкасаемся с историей филологических наук (Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре), с другой – остаемся на территории медиаархеологии, которая не сводится к расшифровке символов, но интересуется и материальным субстратом их передачи. См. подробнее о связи искусственных языков с физикой передачи сообщений: Цилински З. Археология медиа.
См. подробнее: Конт О. Дух позитивной философии (Слово о положительном мышлении); а также посвященное ему эссе «Конт и Бальзак: эстетика позитивизма vs sciences sociales» в ЛП.
См. подробнее о физиологическом очерке, лежавшем в основании литературного позитивизма, как «дагерротипном жанре» в эссе «Гоголь и дагерротип: Технологическое бессознательное очерка».
См. об этом эссе «Инструментальные метафоры натуральной школы: от глаза к руке» в ЛП.
Ср.: «Факт исцеления лихорадки хиной не будет фактом эмпирическим и одиночным, но сделается фактом научным <…> Таким-то образом мы создаем практическую социологию и наша работа помогает политическим и экономическим наукам, <…> реш<аем> наконец все задачи социализма» (Золя Э. Парижские письма. LII. Экспериментальный роман. С. 419–420), а также эссе «Трансфер экспериментального метода от Бернара к Золя» в ЛП.
См. подробнее об этой стадии эволюции фактов эссе «Заумь как реакция на кризис позитивизма» в ЛП.
См. подробнее о двух главных аппаратах социалистической трансляции в главах «„Язык нашей газеты“: лингвистический Октябрь и механизация грамматики» и «Радиооратор, расширенный и дополненный».
Демократизации средств массовой коммуникации посвящено заключение главы «Эпос и медиаанализ: техника и поэтика настоящего времени».
В год начала выхода «Нового ЛЕФа» Кракауэр пускает в оборот свой знаменитый парадокс «Never before has an age been so informed about itself… [And] never before has a period known so little about itself» (Kracauer S. Photography [1927] // Idem. The Past’s Threshold. Essays on Photography / Ed. by P. Despoix, M. Zinfert; trans. by C. Joyce. Zurich; Berlin: Diaphanes, 2014. P. 27–46).
Исследователь модернистского искусства Свен Спикер предлагает его в принципе рассматривать как реакцию на кризис средств хранения экспоненциально растущего объема информации ((ср.: «view early-twentieth-century modernism as a reaction formation to the storage crisis <…>, a giant paper jam based on the exponential increase in stored data»; Spieker S. The Big Archive: Art from Bureaucracy.
