Следующий рисунок характеризует сексуальные переживания Джей. Он изображает детскую игрушку удлиненной формы, которая может быть использована для сексуальной стимуляции. Идея использования игрушки с такой целью развеселила Джей. Ей также показалось, что данный образ служит «профанации» традиционной материнской роли. Она сказала, что материнство вознесено на пьедестал, что привело женщин к утрате способности в достаточной степени удовлетворять свои физические и сексуальные потребности. Кроме того, она отметила, что материнство и сексуальность оказались искусственно разделены в обществе. Ей показалось, что ее рисунок бросает вызов традиционной сакрализации материнского начала.
Создание следующего рисунка было сопряжено для Джей с переживаниями особого рода. Она пояснила, что этот рисунок связан с материнством и сексуальностью. На нем изображена женщина, лежащая на земном шаре. Она раздвинула ноги и держит над собой рожок, собираясь использовать его с целью сексуальной стимуляции.
Джей сказала, что ее сексуальные переживания и восприятие самой себя в сексе заметно изменились после родов. Она была поражена глубиной этих изменений и отметила противоречия между сексуальностью и материнством. С одной стороны, беременность и последующее материнство тесно связаны с сексуальностью, однако, с другой стороны, Джей отметила, что после родов ее стали воспринимать как человека, не нуждающегося в физической близости. Она сказала, что это отчасти связано с переутомлением. В то же время она была поражена, насколько ярким в чувственном отношении стал для нее контакт с ребенком. Этот контакт был достаточно тесным, поскольку она кормила Бруно грудью. Она описала, что ей доставляет огромное удовольствие, когда он во время кормления засыпает у нее на руках, и она ощущает прикосновение его руки к своей груди. Джей вспоминала о том, что она прочла у Жермен Гриер, и согласилась с тем, что общение с ребенком дает ей в сексуальном и чувственном отношении больше, чем близость с партнером, поскольку с ребенком этот контакт регулярнее и продолжительнее. Она отметила, что во время половой близости испытывает неприятные ощущения, хотя рубцы после перинеотомии уже зажили, и характеризовала эту операцию как «порчу» и «своего рода изнасилование».
На следующей неделе (пятнадцатой по счету) Джей изобразила гостиную с находящейся в ней «совершенной кушеткой» (символизирующей способность Джей создать для себя комфортные условия).
Свет лампы символизировал при этом фокусировку и осуществление чего-то очень важного. Полки обозначали множественность выбора. На каждой из них находились различные предметы, символизирующие определенные качества (так, на одной из полок были нарисованы разные виды одежды, связанные с различными типами сексуальности). На другой полке располагались разные типы домов и символы разных стран (то есть где и как Джей хотела бы жить), разные книги (то есть то, какого рода интеллектуальную информацию она хотела бы получать). На верхней полке располагались разные чашки и сосуды. Рисуя разные предметы, Джей сразу же определяла, какой предмет ей больше всего подходит; тем самым она обозначала свою новую идентичность. Она также нарисовала парящий в воздухе символ вечности, обозначающий жизнь и смерть одновременно.
Тотемная кукла (или чудовище), нарисованная на шестнадцатой неделе арт-терапевтической работы, зажата в слишком маленьком для нее пространстве. Заштрихованное пространство слева напоминает матку. Реакции Джей на этот образ в группе и после групповой сессии были различными. Закончив рисовать, она сказала, что это мертвый ребенок – скорее всего Эрик в гробу. Она также предположила, что это может быть изображение Лео, получающего удар молотком по голове (придя на сессию, Джей испытывала сильную злость, поскольку Лео не пришел домой в назначенное время, чтобы остаться с ребенком и дать Джей машину для поездки на сессию). Однако после сессии она сказала, что кукла – это она сама и что рисунок отражает произошедшие изменения в ее восприятии личного пространства.
Джей считала, что кукла отражает то, что она должна уступить свое личное пространство для того, чтобы ухаживать за Бруно. Подобное восприятие личного пространства, по ее мнению, возникло после родов. Она отметила, что ощущает свое тело увеличенным в размере и ставшим «доступнее» для окружающих и, в первую очередь, для Бруно. Для нее это было связано с чрезмерными затратами энергии. В связи с необходимостью ухода за ребенком ей было трудно расслабиться. Иногда у нее даже возникал страх замкнутого пространства и потребность сменить обстановку, когда неприятные физические ощущения становились особенно тягостными. В то же время Джей с удивлением обнаружила, насколько тесно она идентифицируется на телесном уровне с Бруно. Она считала независимость важнейшей характеристикой своего «Я» и одновременно воспринимала себя как часть Бруно. Это заставляло ее по-новому взглянуть на то, кем она является на самом деле и что значит быть независимой. Джей чувствовала, что ее опыт материнства и те ощущения, которые связаны с отказом от прежнего образа «Я», игнорируются окружающими ее людьми и культурой в целом.
На семнадцатой неделе Джей создала несколько набросков, говорящих о том, что ее захлестывают сильные эмоции. На одном рисунке она изобразила себя в «воронке» горя; на другом нарисовала, как ее раздавливает какой-то предмет. После этого она изобразила состояние, в котором ей хотелось бы находиться: она нарисовала себя в матке; при этом ей в вену вводится чай из чашки и содержимое какого-то иного сосуда. Ощущая беспокойство и собственную незащищенность, Джей попыталась изобразить себя получающей поддержку и питание.
На последней неделе (восемнадцатой по счету) члены группы делали рисунки в подарок друг другу. Джей получила рисунок, изображающий ее в танцевальных туфлях и обритой наголо (на самом деле у нее были длинные волосы). Она восприняла этот рисунок как пожелание достичь гармонии с собой и станцевать свой танец.
Завершив работу в арт-терапевтической группе, Джей стала посещать группу поддержки для женщин. Она считала, что больше не нуждается в психотерапии, и дала согласие на публикацию связанных с ней материалов.
Farsides C. Autonomy, Responsibility and Midwifery // The healing bond: the patient-practitioner relationship and therapeutic responsibility / Eds. Budd S. and Sharma U. London: Routledge, 1994.
Lupton D. Medicine as culture: illness, disease and the body in western societies. London: Sage, 1994.
Rakusen J. Our bodies ourselves: a health book by and for women. Harmondsworth: Penguin, 1971.
Rakusen J. and Davidson N. Out of our hands: what technology does to pregnancy. London: Pan, 1982.
Riley D. War in the nursery: theories of the child and the mother. London: Virago, 1982.
Sulieman S. (Ed.). The female body in western culture. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1986.
Ussher M. and Nicolson P. (Eds.). Gender issues in clinical psychology. London: Routledge, 1992.
Обретение силы. Арт-терапевтическая работа с женщиной, пострадавшей в детстве от сексуального насилия
П. Макги
Работа с клиентами, которые перенесли в детстве сексуальное насилие, нередко вызывает у специалистов чувство растерянности и подавленности и часто оценивается как малоэффективная. У психотерапевтов возникают эмоциональные реакции, весьма напоминающие реакции клиентов. Выступая в процессе взаимодействия с такими клиентами в роли «свидетеля» (Bannister, 2003; Learmonth, 1994; Pearlman, Saakvitne, 1995), психотерапевты не только выслушивают обескураживающие признания людей, пострадавших от насилия, но и посвящаются в подробности ужасных преступлений, совершенных против детей.
Когда я закончила программу последипломной переподготовки по арт-терапии на базе Университета Сант-Элбанс в Хартфордшире (Англия) в 1987 г., ни физически, ни психологически я не была готова к работе с жертвами насилия. Психодинамически ориентированная, тяготеющая к классическому психоанализу профессиональная подготовка оказалась неадекватной тем случаям, с которыми мне пришлось столкнуться. Отказавшись признать существование сексуального насилия над детьми, Фрейд фактически проигнорировал факты, которые представлены в историях жизни многих клиентов (Hall, Lloyd, 1989). Современные данные о жертвах насилия и характерном для них копинг-поведении позволяют радикально пересмотреть многие положения психоанализа. По выражению С. Уорнера (Warner, 2000, p. 99), «мы должны радикально поменять всю систему анализа жизнеописаний клиентов, поскольку старая система не соответствует реальности».
Очевидно, что жизненный опыт влияет на выбор профессии и профессиональные позиции специалиста. Хотя работа с людьми, которые перенесли в детстве сексуальное насилие, не является моим собственным выбором, факты насилия над женщинами и детьми вызывают у меня сильные эмоциональные реакции. Феминизм существенно повлиял на мое профессиональное мышление и поведение и позволил мне увидеть связь клинической практики с социальным и политическим контекстом.
