чем-то, что не предписано тебе Аллахом, не смогут они этого сделать» [185]. Через всю книгу проходит обоснование двух тезисов: «неспособность человека перебороть Божественное предопределение»; «всё доброе и злое – только по воле Бога».
Доказываются эти тезисы кораническими аятами, хадисами, сообщениями о сподвижниках Пророка, деяниями древних царей, притчами и т. п. Приведу в качестве примера одну из историй, рассказанную автором «Сокровища владык». Для обоснования тезиса о необходимости для человека (для правителя!) целиком положиться на Божью волю (Ибн-аль-Джавзи называет такое состояниетава́ккуль – упование) приводится следующий вымышленный случай из жизни царей и министров.
О двух визирях – благочестивом и сомневающемся
У одного властелина было два визиря. Был один из них благочестивым, сторонившимся соблазнов, проводившим время в молитвах. Другой был не таков. Они очень редко приходили в согласие, чем крайне утомляли владыку. И он решил отказаться от одного из них. Для того чтобы выбрать наиболее достойного, он устроил им испытание. Визири были заключены в изолированное помещение, и специальный надсмотрщик незаметно подсматривал и подслушивал за ними, донося обо всём властелину. Благочестивый визирь в разговорах со своим напарником объяснял то, что оказался в заключении, судьбой, предопределением (кадар) и заявлял, что спокойно вручает свою душу Всевышнему Устроителю судеб (аль-Ка́дир). Второй же сокрушался, что оказался в тюрьме, видел причину немилости владыки в происках своих недоброжелателей. Когда им приносили целодневную пищу – одну лепёшку на двоих, он отказывался от своей половины, опасаясь отравы, и всё порывался написать владыке письмо с отказом в его пользу от своих богатств ради сохранения жизни. (Ведь он подозревал также, что владыка покушался на его имущество, и этим объяснял свою беду.) Благочестивый же в спокойствии души вкушал свою половину лепёшки. Мало того, каждый раз он в ней находил по яхонту, вкладывавшемуся по велению владыки, чтобы проверить, к кому благоволит Аллах. Когда всё это донесли властелину, он, конечно, понял, кого нужно оставить визирем. Визирем остался благочестивый муж, вручивший себя Богу, ничего не опасавшийся и вознаграждавшийся в качестве избранника судьбы драгоценными каменьями [186].
* * *
К сожалению, автор «Сокровища владык» не продолжает эту интересную историю, и его читателям не суждено узнать, как долго и насколько успешно существовала держава, в которой был такой визирь. Но нужно совсем немного воображения, чтобы это представить, особенно принимая во внимание ту важную роль, которую «зерцала», в полном соответствии с политической реальностью, отводили деятельному министру. Повторяю, в такой трактовке, как у Ибн-аль-Джавзи, исключается целенаправленная деятельность, ибо её результаты выводятся за пределы человеческих воздействий. Со ссылкой на «некоего мудреца» приводится максима: «Остерегайся того, что ты подстраиваешь своему врагу, так же как ты остерегаешься того, что он подстраивает против тебя». Но это не императив, имеющий моральную подоплёку (типа «Не копай яму другому») и показывающий в конечном счёте наказуемость безнравственных деяний («Сам в неё попадёшь»). Здесь иное – несоответствие результатов человеческих действий планам и намерениям по причине реального бессилия человека в мире Божественного всемогущества. Ибн-аль-Джавзи продолжает максиму: «Ведь часто человек гибнет от того, что сам устроил, – падает в колодец, что сам вырыл, ранится мечом, что сам обнажил» [187]. Так сто́ит ли обнажать меч? И зачем копать колодец?
Можно было бы и дальше следовать за рассматриваемым автором, нанизывающим на один стержень аяты, хадисы, притчи, стихотворные бейты и афоризмы. Но ясно и так, в чём пафос его произведения. Хочу подчеркнуть только одно: Ибн-аль-Джавзи не удовлетворяется «упованием» (таваккуль) и призывает к более высокой форме – к тому, что он (впрочем, не только он один) называеттафви́д, т. е. «препоручение себя Богу». Самозабвенная любовь к Аллаху приносит человеку (не будем забывать: владыке, правителю!) радость от всего того, что с ним случается по Божественному предопределению. Ведь принимается же с радостью и удовольствием, как считает рассматриваемый автор, всё, что исходит от любимого или с ним связано. Автор «Сокровища владык» пересказывает по этому случаю ещё одну назидательную историю.
Как от самозабвенной любви можно пальцы потерять
У одного человека была наложница, которую он очень любил. Однажды та занедужила, и он решил приготовить для неё целебное кушанье. Когда он помешивал варево в кастрюле, его любимая застонала, он уронил от неожиданности ложку, но самозабвенно продолжал размешивать кипящее зелье – уже рукой, пока не отвалились пальцы. Он не почувствовал боли, потому что душа его была переполнена любовью. Совет читателю «Сокровища владык» прост: возлюбить Бога до самозабвения, тогда всё назначенное Им человеку, даже страдание, будет в радость [188].
* * *
История, что там говорить, прекрасная. Но о практической ценности подобных историй для властелина я предлагаю судить самому Читателю…
Правильно загрузить перемётные сумы для жизненного перехода
И всё же большинство авторов «поучений» шли в ином направлении и стремились как минимум согласовать веру в Божественное всемогущество с потребностями планируемого, целенаправленного, результативного и успешного человеческого действия.
В «Греческих заветах» Ибн-ад-Даи содержится идея, которой посвящена отдельная главка, – о том, что благосклонность судьбы не должна приводить к пренебрежению делом, «Пусть порядок в твоих заботах и то, что их ход тебе содействует, не толкают тебя на пренебрежение делом, – предупреждает Ахмад Ибн-ад-Дая владыку. – Ведь благосклонность случая, не закреплённая делом, похожа на дождевую воду, которую человек собирает и помещает в те места, в которых он может ею воспользоваться, но без того, чтобы заранее позаботиться и о ремонте водоёма, и об очистке отводных каналов, и о возделке земли, и о посеве зёрен» [189].
Далее автор «Греческих заветов» вводит пару взаимосвязанных понятий – «рок» и «дело». «А ведь рок по отношению к делу – как дух по отношению к телу, ведь без него (духа. – А. И.) нет в нём жизни. Дело – как тело, что превращает рок из общего в частный» [190]. К сожалению, здесь нет дополнительных разъяснений, касающихся «общего» рока и «частного» рока, а то можно было бы эти понятия интерпретировать, скажем, как некую возможность (в первом случае), реализуемую в действительности благодаря человеческой деятельности и конкретизируемую, превращаемую в «частную» (во втором случае).
Тогда представления Ибн-ад-Даи тяготели бы больше не к фатализму, а к здравосмысленному разделению жизненных обстоятельств на объективные и субъективные, зависящие и не зависящие от человека.
Значительно позже Никколо Макиавелли выразил подобную идею через пару терминов – «форту́на» (всё, что складывается помимо воли человека) и «вирту́» (то, что человек может совершить сам). Это сравнение касается и других разбираемых ниже образцов рассуждений. Вообще в ряде «княжьих зерцал», так же как и у Ибн-ад-Даи в
