Приводит Жуков и более позднюю речь Гитлера аналогичного характера: «17 августа 1934 года, выступая в Гамбурге, Гитлер заявил: «Я приложу все свои усилия, чтобы оградить права двух наших крупнейших религий, защитить их от всех нападок и установить гармонию между ними и существующим государством».[447]
(Как добавляет Пленков, «17 августа 1934 г. в «гамбургской речи» Гитлер подчеркнул значение христианства как фундамента морали и нравственности в Германии».[448])
Чем было вызвано это дословное повторение? Вспомним, что это было за время.
Как отметил российский историк вермахта Александр Ермаков: «В период укрепления нового политического режима, когда Гитлер был зависим от консервативных партнеров по коалиции и доверия президента Гинденбурга и не располагал неограниченной властью, он стремился сохранить благосклонность армии»,[449] подчинявшейся не ему, а игравшему роль «эрзац-монарха»[450] фельдмаршалу Гинденбургу. Фюрер НСДАП был нужен им как «младший партнер», обеспечивавший массовую поддержку власти «снизу», однако над ним постоянно висела угроза военного переворота. Ликвидировать эту угрозу и подчинить себе армию удалось лишь после смерти Гинденбурга. 1 августа 1934 г., когда президент Германии уже умирал, издается закон «О государственном главе германского Рейха», по которому должности президента и рейхсканцлера объединялись, теперь армия должна была присягнуть на верность лично Гитлеру. Подчинение армии и, тем самым, всей Германии нацистам, пишет Ермаков, прошло не сразу: «По некоторым сведениям, протест против новой формулировки выразил [главнокомандующий сухопутными войсками] Фрич, что задержало принятие соответствующего закона до 20 августа».[451] Более того, как известно из работ других историков, «нацисты 19 августа 1934 г. поставили вопрос об объединении должностей президента и канцлера на «всенародное голосование».[452]
Недоверие к нацистам сохранялось, поэтому приходилось делать разные заявления для поднятия популярности. «Стремясь поднять «авторитет» Гитлера среди мелкобуржуазных обывателей, фашистская печать за три дня до референдума с большим шумом опубликовала так называемое «завещание Гинденбурга»[453] (которое было нацистами сфальсифицировано — престарелый маршал, наоборот, в письме Гитлеру писал о желаемом им восстановлении монархии[454]). А за два дня до столь важного для него голосования выступает сам Гитлер и, как и сразу после вступления во власть, заверяет консервативные круги в своей благожелательности к христианству, что «приложит все усилия, чтобы защитить от всех нападок и установить гармонию»…
А признавал ли сам Гитлер христианство за основу морали? Вот свидетельство одного из самых близких к нему лиц — Йозефа Геббельса, запись из его личного дневника за 11 декабря 1940 г: «Фюрер всецело под впечатлением своей речи». «Мы заговорили о проблемах руководства массами». «Христианство морализовало все наши представления об эротике. Разлагольствовать о морали — это сегодня наибольшее лицемерие».[455]
Кстати, про Геббельса… Жуков, уверяющий в христианских симпатиях Гитлера, пишет о его безоговорочной поддержке Геббельсом.[456] Только по записям в его же собственном дневнике (о существовании которого, давно уже опубликованного на Западе и частично переведенного у нас, Жуков, видимо, не подозревает) следует, с чем именно соглашался в неоднократных непубличных разговорах с фюрером Геббельс:
«Фюрер мощно обрушился на церковь. Он прав! Они испортили нашу мораль и обычаи. Прежде всего обратили смерть в отвратительный ужас. В античности этого не было».[457]
«Фюрер — один из приверженцев античности. Он ненавидит христианство, искалечившее все знатные слои. Христианство и сифилис, по Шопенгауэру, лишили человечество счастья и свободы. Какие различия между благосклонным и мудрым Зевсом и искаженным страданием ликом распятого Христа».[458]
После этого очень интересно читать рассказы Жукова о том, что «министр пропаганды Геббельс, будучи католиком, старался противостоять чинимым Борманом притеснениям духовенства и не скрывал от партийных функционеров своей веры (всех своих детей он крестил в церкви)».[459]
«Верующий католик» Геббельс в своем дневнике за много месяцев не упоминает даже одного посещения церкви (а постоянное причастие у католиков является обязательным). Наоборот, посещение церковных служб государственными служащими (в вооруженных силах, где нацистам не удалось это искоренить) вызывало у него сильное раздражение: «Возглавляемый Редером военно-морской флот лишь отчасти справляется с вверенной ему задачей. Под его руководством [военнослужащие] проводят слишком много времени в церкви, но не на воде».[460] Наоборот, он находит время читать работающим с ним людям лекции о «необдуманном алогизме учения Христа»[461] (о нелогичности, т. е. бессмысленности христианства). Если он и позволил жене крестить детей, то преподавание Закона Божьего в государственных школах вызывало у него приступы ярости: «3 урока религии и ни одного истории: вот [плоды] созидательной работы Руста. Курам на смех. Гнать прочь нужно этого дилетанта»[462] (речь идет о рейхсминистре образования). А вот (якобы) «защищающий притесняемое духовенство» посещает древний монастырь Санкт-Флориан в Австрии: «Великолепная постройка в стиле барокко. Мы хотим здесь избавиться от попов и использовать здание для Высшей школы музыки».[463]
Да, Геббельс, как и Гитлер, не выходил из Католической церкви, платил церковную подать. Жуков, торжествующе приводя сведения о том, что Гитлер «посещал праздничные службы и исправно платил церковную подать»,[464] как-то не заглянул в дневник Геббельса, где есть запись о разговоре с Гитлером (от 29 апреля 1941 г.), в которой Гитлер называет причины этого, а Геббельс высказывает свое отношение: «Фюрер ярый противник всего мистического, но он все же запрещает мне выйти из церковной общины. Из тактических соображений. И за весь этот вздор я выплачиваю уже свыше десятилетия свой церковный налог. Это причиняет мне наибольшее страдание».[465]
Действительно, Геббельс перестал быть христианином уже в конце 20-х гг. Почитаем замечание в его дневнике 1928–1929 гг.: «Церкви отжили»,[466] вообще «мне думается, что католицизм и протестантизм одинаково ленивы».[467]
«Из тактических соображений». Действительно, демонстративный выход верхушки нацистской партии из Церкви мог настроить против них немалую часть общества.
Делая успокоительные движения «на публику», в «своем» кругу нацисты уже тогда обдумывали планы действий против христианства. Из дневниковых замечаний Геббельса: «Против церкви. Мы сами станем церковью» (7 августа 1933 г.).[468] «Прокламация фюрера: враги государства — марксисты, клерикалы и реакция. Беспощадная борьба без компромиссов» (13 сентября 1935 г.).[469] «Большой процесс о безнравственности против католических священников. Все — 175 [статья в уголовном кодексе о гомосексуализме]. Фюрер считает это характерным для всей католической церкви» (29 мая 1936 г.).[470] С этим согласен и сам Геббельс: «Католическая церковь — банда педерастов» (11 октября 1936 г.).[471] «Фюрер считает, что христианство созрело для гибели» (5 января 1937 г.).[472]
Как видим, судить о чем-то по официальным заявлениям и жестам нацистских лидеров и пропаганды более чем наивно. Да и в Рейхе люди им не особенно верили — они судили по делам. Вспомним слова самого Христа: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их». «Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (Мф 7: 15, 16, 18).
В вермахте не доверяли заверениям Гитлера по поводу отношения нацистского режима к христианству не напрасно — их лицемерность и лживость убедительно показывают хотя бы приводимые Ермаковым примеры из последующей религиозной политики нацистов:
«В декабре 1934 года командующий артиллерией VII военного округа генерал-майор Франц Гальдер докладывал начальнику округа генерал-лейтенанту Адаму о росте напряженности в отношениях между офицерами и членами гитлеровской партии. Одной из причин этой ситуации, считал Гальдер, является конфликт между обеими христианскими конфессиями и НСДАП».[473]
«Реакцией на притеснения военного духовенства стал рост религиозности военнослужащих во второй половине 1937 года. Офицеры демонстративно нарушали запрет на посещение гражданских богослужений и участие в церковных процессиях в военной форме».[474]
