Следует отметить, что именно с деятельностью III отделения связано развитие агентурной работы в России – одного из наиболее эффективных видов содействия населения органам, осуществляющим сыск.
До XVIII в. активная агентурная работа фактически не велась, ее отсутствие компенсировал институт доносительства, всячески поощряемый со стороны государства и нашедший закрепление в ряде нормативных актов. Сыскная деятельность осуществлялась, как правило, путем наблюдения либо использования лазутчиков, которые занимались главным образом подслушиванием.
Изменившаяся в первой четверти XVIII в. обстановка, а именно – создание различных тайных обществ, представлявших угрозу самодержавию, потребовала активизации политического сыска, придания ему наступательного, упреждающего характера. Это обстоятельство, на наш взгляд, и обусловило появление тайных полицейских агентов.
В то же время, как отмечается в литературе, впервые предприняло попытки вербовки тайных агентов армейское командование для слежки за офицерами в связи с появлением в армейских подразделениях тайных обществ[127].
Однако развитие это направление работы получило в деятельности III отделения, важнейшей функцией которого стала охрана государственной безопасности. Сотрудниками отделения в целях ее обеспечения организуется сбор информации о противоправительственных организациях и тайных обществах.
Именно в деятельности жандармских органов можно проследить, как от личного сыска был осуществлен переход к использованию тайных осведомителей и формированию агентурной сети из платных агентов и добровольных доносителей, для которой вторая четверть XIX в. стала периодом организационного оформления.
Однако создать широко разветвленную агентурную сеть в указанный период жандармским органам не удалось, агентурная деятельность строилась на примитивном уровне, без «правил» и «руководств», агенты действовали бесконтрольно и представляли сведения нерегулярно, а сами представляемые сведения в основном не выходили за рамки «слухов и толков». В силу этих причин результаты агентурной деятельности III отделения были незначительны[128].
Необходимость повышения эффективности деятельности жандармских органов приводила к их структурным изменениям. Так, в 1867 г. вместо жандармских округов были созданы жандармские управления[129], но это не привело к качественно новому уровню сыскной, в том числе – агентурной, работы.
Агентурная работа, т. е. работа агентов и работа с агентами, в жандармских органах трактовалась довольно широко. Агентура включала в себя агентов наружного наблюдения – «филеров», фактически являющихся кадровыми сотрудниками, и агентов внутреннего наблюдения – секретных сотрудников (осведомителей), часть из которых состояла непосредственно на службе в III отделении, а часть исполняла свои обязанности «по совместительству», получая ежемесячное жалованье или разовое денежное вознаграждение в зависимости от важности сообщаемых ими сведений. В число последних входили «штучники», которые не были постоянными осведомителями и выполняли лишь отдельные конкретные задания политической полиции. Особую категорию составляли агенты, впоследствии названные «провокаторами», т. е. те, кто не только в качестве рядовых осведомителей проникали в антиправительственные организации, но и принимали активное участие в их деятельности[130].
Агентурные методы указанного периода работы описаны в литературе. Так, например, осведомители использовались в 1861–1862 гг. для работы по Н. Г. Чернышевскому. Удалось подкупить швейцара, который передавал для предварительного просмотра всю корреспонденцию, адресованную Чернышевским, а жена швейцара, работавшая у Чернышевских в качестве кухарки, передавала документы, получаемые ею от Чернышевского для сожжения[131].
Имеются данные и об использовании «парной агентуры» В одном из отчетов указывалось, что «самая верная система секретной агентуры парная, т. е. когда в одном кружке есть два агента, не знающих о службе друг друга, тогда всегда можно легко проверять достоверность их сведений»[132].
Кроме того, создавались специальные позиции, при которых использование агентов могло быть наиболее эффективным. Например, приобретение агентов среди хозяев меблированных комнат, сдававшихся студентам, для выявления преступных настроений среди молодежи[133].
В то же время, по воспоминаниям современников и сохранившимся документам, способности и нравственный облик имевшихся агентов оставляли желать лучшего и имелась объективная потребность в создании качественно нового агентурного аппарата.
Так, например, в 1874 г. заведующей третьей экспедицией К. Ф. Филиппеус писал начальнику III отделения и шефу жандармов П. А. Шувалову: «Живо помню мое удивление, когда 1 апреля 1869 г. мне впервые были вручены суммы и вслед за тем представились мне господа агенты, а именно один убогий писака, которого обязанность заключалась в ежедневном сообщении городских происшествий и сплетен. Первые он зауряд выписывал из газет, а последние сам выдумывал; кроме того, ко мне явились: один граф, идиот и безграмотный; один сапожник с Выборгской стороны, – писать он не умел вовсе, а что говорил, того никто не понимал и с его слов записать не мог; двое пьяниц, из коих один обыкновенно пропадал первую половину каждого месяца, а другого я не видел без фонарей под глазами или царапин на физиономии; одна замужняя женщина, не столько агентша сама по себе, сколько любовница и сподручница одного из агентов; одна вдовствовавшая, хронически беременная полковница из Кронштадта и только два действительно юрких агента. Вот состав агентуры, который я принял при вступлении в управление третьей экспедицией. Полагаю, что мне не были переданы те лица, которые сами не пожелали сделаться известными новому начальнику агентуры»[134].
Тем не менее в деле приобретения агентуры были и несомненные успехи. Примером тому может быть успешная деятельность Л. Серебряковой, начавшей сотрудничать с охранкой еще в начале 1880-х гг.[135]
Можно привести немало примеров, когда информаторы позволяли добиться реальных успехов в борьбе с революционным движением. Так, по делу декабристов были доносы Шервуда[136] (получившего за это к фамилии приставку «Верный»), Майбороды и Бошняка. По оренбургскому делу 1827 г. – Ипполита Завалишина, брата декабриста. В результате предательства было раскрыто в 1847 г. «Кирилло-Мефодиевское братство» в Киеве (дело Костомарова, Шевченко и др.). Известна роль конкретных осведомителей: Антонелли П. Д. – в деле «петрашевцев» (1849); Всеволода Костомарова (1852) – в деле Н. Г. Чернышевского; Андрущенко – создавшего процесс Молосова, Шатилова и др. (1865); Моткова О. М. и Иванова Д. Л. по делу «каракозовцев» (1866); Гориновича, Низовкина, Рабиновича – в деле «193-х»; Баломеза и Курицина – в деле казненных в Одессе в 1879 г. Лизогуба, Виттенберга, Логовенко и Чубарова; по делу «16 нородовольцев» в 1880 г. – Окладского и Дриго, и т. д.[137]
Отсутствие качественной агентуры III отделение стремилось компенсировать ее количеством и расширением масштабов слежки, установлением наблюдения за широким кругом лиц. Наблюдение велось за студентами и профессорами, литераторами и учителями, крестьянами и рабочими, чиновниками, включая губернаторов и министров, и даже за родственниками императора и членами его семьи. Так, в делопроизводстве III отделения сохранилось множество агентурных донесений о том, как проводили время наследник и другие члены царской семьи. В течение многих лет состоял под наблюдением военный министр Д. А. Милютин, курьер которого был «по совместительству» тайным агентом III отделения. Шеф жандармов постоянно докладывал государю о частной жизни министров и других высокопоставленных лиц[138].
Однако уже требовался новый уровень агентурной работы. Для освещения деятельности нелегальных организаций – непроницаемой тьмы подполья нужна была внутренняя агентура, так как проникнуть в тесный кружок злоумышленников мог только свой брат – «нелегальный»[139].
III отделение как орган политической полиции просуществовало до августа 1880 г.
Перед упразднением III отделение насчитывало 72 человека, а исполнительный орган отделения – корпус жандармов – 5,5 тыс. человек. При этом основная агентурная работа велась в Петербурге и Москве, а агентурная сеть местных жандармских органов была невелика. Так, если в 1880 г. на секретную агентуру в Петербурге было выделено 90 тыс. рублей, то на всю агентуру в губернских жандармских управлениях и пограничных пунктах за первое полугодие 1880 г. было израсходовано всего лишь 50 481 руб.[140]
