После того как в августе 1880 г. было упразднено III отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии[157] и создан Департамент государственной полиции[158] в составе Министерства внутренних дел, начал активно формироваться качественно новый подход к деятельности органов политического сыска, приоритет в которой стал безусловно отдаваться агентурной работе. Произошли изменения и в системе органов, наделенных правом осуществления этого вида деятельности, сопровождавшиеся поиском новых методов агентурной работы, в том числе за границей.
Так, в 1981 г. создается заграничная агентура Департамента полиции с центром в Париже, целью которой было «наружное» и «внутреннее» наблюдение за эмигрантами-революционерами[159].
Контроль за деятельностью внутренней и заграничной агентуры возлагается на 3-е (секретное) делопроизводство Департамента полиции[160].
Предпринимаются меры и по созданию новых органов политического сыска. На основе опыта работы действовавших охранных отделений – с 1866 г. при канцелярии петербургского градоначальника Отделения по охранению порядка и спокойствия в столице и с 1880 г. – Секретно-розыскного отделения при канцелярии Московского обер-полицмейстера, разрабатывается и 3 декабря 1882 г. утверждается Положение об устройстве секретной полиции в империи[161], которым предусматривалось создание сети охранных отделений по всей стране, а 29 января 1883 г. утверждается Инструкция инспектору секретной полиции, определявшая полномочия инспекторов секретной полиции в вопросах получения сведений об организации, личном составе и состоянии агентур, а также непосредственном заведовании агентурами[162]. Однако поставленный во главе секретной полиции подполковник Судейкин 16 декабря 1883 г. был убит своим агентом, завербованным им членом Военного Центра «Народной Воли» Дегаевым, и попытка создания независимой от жандармов секретной полиции провалилась[163]. Очередное охранное отделение было образовано лишь в 1900 г. в Варшаве.
О том, какие принципы, связанные с использованием негласного содействия привлекаемых секретной полицией к сотрудничеству отдельных лиц, были положены в основу деятельности этого ведомства, можно судить по написанному Судейкиным циркуряру:
«1) Возбуждать ссоры и распри между различными революционными группами;
2) распространять ложные слухи, удручающие и терроризирующие революционную среду;
3) передавать через тех же агентов, а иногда с помощью приглашений в полицию и кратковременных арестов, обвинения наиболее опасных революционеров в шпионстве; вместе с тем дискредитировать революционные прокламации и разные органы печати, придавая им значение агентурной провокационной работы»[164].
Параллельно шел процесс создания и специализированных подразделений полиции, занимающихся исключительно борьбой с уголовной преступностью с использованием специальных методов и средств.
Получил правовую регламентацию и негласный надзор. Согласно Положению о негласном полицейском надзоре[165] негласный полицейский надзор, именуемый также секретным, являлся одной из мер предупреждения государственных преступлений посредством наблюдения за лицами сомнительной благонадежности[166]. При этом секретный надзор, как меру негласную, предписывалось осуществлять способами, которые должны были исключать возможность лицу поднадзорному знать о существовании установленного за ним наблюдения, а потому лицо это не может подвергаться каким-либо стеснениям в свободе передвижения, образе жизни и т. п.
Секретный надзор за лицами политически неблагонадежными входил в круг обязанностей как общей полиции, так и чинов Корпуса жандармов. При этом способ осуществления негласного надзора определялся в каждом отдельном случае соответственно местным условиям и предусматривал возможность его осуществления через секретных агентов.
Следует отметить, что в официальных документах термин «агент» стал использоваться применительно к лицам, привлекаемым полицейскими и жандармскими органами к сотрудничеству, во второй половине XIX в.
Например, в Представлении министра юстиции от 7 сентября 1880 г. министру внутренних дел М. Т. Лорис-Меликову по делу об убийстве агента III отделения Н. В. Ренштайна[167] и Справке от 11 февраля 1881 г. по делу об этом преступлении убитый – слесарь мастерских Николаевского вокзала в Петербурге – именуется тайным агентом III отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии[168].
В то же время необходимо учитывать, что агентами в этот и последующий периоды также именовали и кадровых сотрудников различных органов[169]. Так, в 1883 г. была учреждена особая охранная агентура[170], «в целях обеспечения безопасности высочайших Их Императорских Высочеств и Государя Наследника Цесаревича проездов в столице»[171].
Получили регламентацию в указанный период и другие вопросы использования органами полиции содействия населения, в том числе негласного.
Так, в обязанности Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге, учрежденного «для производства негласных и иных розысков и расследований по делам о государственных преступлениях, с целью предупреждения и пресечения последних», кроме того, входило:
а) предупреждение стачек рабочих на фабриках и расследование обстоятельств, сопровождающих стачки;
б) принятие мер к предупреждению и расследованию причин всяких недозволенных законом и полицейскими постановлениями демонстраций, сходок и собраний;
в) наблюдение за приезжающими в столицу на основании особых правил, издаваемых градоначальником;
г) наблюдение в политическом отношении за учебными заведениями столицы, клубами, обществами и тому подобными дозволенными законом учреждениями;
д) принятие негласных мер к предупреждению и расследованию возникающих в учебных заведениях беспорядков, сходок и иных демонстраций.
Для решения перечисленных задач разрешалось использовать секретную агентуру. При этом указывалось, что выбор секретных агентов зависит от начальника отделения, который ведет их особые секретные списки[172].
Инструкцией полицейским надзирателям при Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Москве 1897 г.[173] оговаривалась такая форма содействия населения полицейским надзирателям, как помощь со стороны заведующих мебелированными комнатами, швейцаров, ночных сторожей, дворников, на фабриках – сторожей, хожалых и конторщиков (ведущих книги личного состава). Надзирателям рекомендовалось выявлять среди этих людей наиболее развитых и способных, искренне желающих содействовать полиции.
В то же время требовалась и активизация работы, связанная с проникновением внутрь революционного движения. Об этом, например, еще в 1892 г. заведующий заграничной агентурой в Париже П. И. Рачковский писал в докладной записке директору Департамента полиции П. Н. Дурново в связи с постановкой работы органов сыска: «…прежде всего возникает вопрос о приобретении способных и убежденных внутренних агентов… Внутренних агентов, которые отвечали бы своему назначению, всегда можно навербовать из элементов наиболее враждебных»[174].
Надо отметить, что Рачковский мог обоснованно утверждать это исходя и из личного опыта, как человек, ранее являвшийся агентом III отделения. В 1879 г. в III отделении были получены сведения о близком знакомстве Рачковского с некими Семенскими, которые обвинялись в укрывательстве Мирского после совершения им покушения на жизнь генерал-адъютанта Дрентельна, о том, что Рачковский пользуется в студенческих кружках репутацией выдающегося революционного деятеля. Ввиду этого он был подвергнут обыску, аресту и привлечен в качестве обвиняемого. Дело в том же году было прекращено, так как Рачковский выразил готовность оказывать полиции агентурные услуги. В дальнейшем Рачковский был разоблачен как секретный агент революционным кружком при содействии одного из членов этого кружка – Клеточникова, служившего в III отделении, и вынужден был скрыться на несколько лет в Галицию. В 1883 г. он поступил на службу в Министерство внутренних дел с откомандированием в Департамент полиции[175], где, пройдя различные должности, в 1905 г. был назначен вице-директором Департамента полиции[176].
В своей записке 1892 г. Рачковский ставит вопрос об идеологическом обосновании агентурных отношений, в связи с чем пишет: «Даже в официальных сферах установились закоренелые предрассудки против внутреннего агента, как продажного, безнравственного и предательствующего человека… У нас почти никто не склонен видеть в агенте лицо, исполняющее скромный долг перед родиной вопреки, например, французам, немцам или англичанам, которые в качестве честных людей сами помогают полиции в раскрытии преступлений и публично гордятся каждым представившимся случаем, который дает им возможность исполнить эту патриотическую обязанность. Таким образом, при беседах с новыми внутренними агентами, необходимо больше всего убеждать их, что они отнюдь не презренные шпионы, а лишь сознательные сторонники правительства, которые борются с беспочвенными проходимцами, посягающими на спокойствие, честь и национальное достоинство России»[177].
