Я разглядывал таблички, прикрепленные к дверям кабинетов. Оперативник заметил это и спросил:
– Что, Даня, изучаешь дислокацию и названия должностей?
Я опустил голову:
– Нет, просто любопытно.
– Ну, вот мы и на месте, – сказал опер. Мы вошли в просторную комнату с высокими потолками. Но мебель тут была старая, сталинских времен – шкафы со стеклянными створками, простые стулья. В углу кучей лежали какие-то вещи – видеомагнитофоны, диктофоны, приемники. Как я понял, это были вещественные доказательства по каким-то преступлениям. На небольшом столике лежало несколько раций, подключенных к зарядным устройствам. В углу – сейф.
Опер указал мне на стул, который стоял рядом со столом. Затем подошел к черному телефонному аппарату, тоже времен пятидесятых годов, и быстро набрал четыре цифры.
– Мы тут, – сказал он и положил трубку.
Через несколько минут дверь открылась, и в кабинет вошли двое ребят в гражданской одежде. Один, светловолосый, худощавый, был одет в пиджак. Другой – поздоровее – в водолазку, поверх которой был надет специальный ремень с кобурой для пистолета, из которой торчала рукоять «макарова».
– Ну что, Даня, как тебе на наших нарах? – спросил один из вошедших, глядя на меня и улыбаясь.
Я пожал плечами.
– Мы тебя на один интересный разговорчик пригласили, – сказал опер в пиджаке. Я удивленно взглянул на него:
– А что за разговорчик?
– Мы поковырялись в твоем деле, – объяснил он. – Проверили всех твоих родственников. Кстати, выяснили, что брат твоей матери был, оказывается, сотрудником милиции. Почему ты нам об этом не сказал?
Я вспомнил, что, действительно, мой родной дядя был ментом, но очень давно. Он был рядовым – сержантом постовой службы.
– А что, мне на каждом углу об этом кричать? – спокойно ответил я.
– Если бы ты нам об этом сказал, то мы бы к тебе с пониманием отнеслись. Мы тут с ребятами покумекали и пришли к выводу, что ты находишься как бы в двойственном положении. С одной стороны, в банде ты – человек случайный, не по тебе эта бандитская романтика...
«Интересно, – подумал я, – почему они пришли к такому выводу? Но в какой-то степени он прав...»
– С другой стороны, ты слишком близко стоишь к вашему главарю, Мансуру. У нас есть все основания привлечь тебя за соучастие в этом преступлении как второе главное лицо. Тем более сейчас должны коммерсанты подойти, и я думаю, что мы их раскрутим на показания. Но, в-третьих, у тебя есть возможность всего этого избежать и иметь определенную защиту с нашей стороны. – И опер посмотрел, как я отреагирую на его слова.
«Интересно, к чему он клонит?» – подумал я.
– А что означает ваша защита? – спросил я. – Не понимаю, о чем вы говорите.
– Ты хочешь с нами сотрудничать? – уточнил муровец. – Вот тебе листок бумаги, пиши заявление о добровольном сотрудничестве, и все будет хорошо. Мы прикрываем тебя, вытаскиваем из любой ситуации, в общем, жизнь у тебя будет спокойная. А ты, соответственно, даешь нам кое-какую информацию. Естественно, мы делаем так, чтобы по этой информации твоя братва на тебя стрелки перевести никак не могла. Ты нам нужен живым и невредимым, как ценный источник. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я молчал. «Так вот, значит, как людей вербуют, – подумал я, – просто и откровенно...»
– А если я откажусь?
– Тогда ты сделаешь большую глупость. Предположим, сегодня мы тебя выпустим. Но в следующий раз, когда мы тебя задержим, уж извини, оформим по полной программе – сразу тебя в изолятор, в «пресс-хату», – вступил в разговор второй опер, – а там уж... Так что не пожалей потом.
– Нет, ребята, спасибо за доверие, но я не смогу выполнять те поручения, которые вы мне даете.
– Знаешь что, – сказал первый опер, – ты хорошенько подумай. Ведь если мы захотим тебя подставить, то мы подставим – сто процентов! Разговор, который мы с тобой ведем, записывается. А дальше пленочку сделаем, организуем небольшую утечку информации, а при этом прицепим туда пару эпизодов, как будто бы ты их нам сдал, хотя это сделал другой человек. И песенка твоя в этом случае будет спета. Ты же понимаешь, что Мансур измены не простит!
Интересное кино получается! Недавно в изоляторе они меня уверяли, что Мансур сядет на длительный срок, а тут получается, что он скоро выйдет на свободу? Что-то они совсем запутались в своих разработках!
– Конечно, я понимаю, что возможностей у вас много, – усмехнулся я, – но я не могу подписаться на это дело.
– Зря, – сказал опер в водолазке, – зря. К нам очередь стоит таких, как ты, с нами сотрудничать хотят, потому что они при этом имеют определенные привилегии. А ты зря так делаешь, Даня! Попомнишь мои слова... Сам потом придешь, попросишься. Но, боюсь, что может быть поздно.
– Ладно, Михалыч, – сказал мент в пиджаке, – не гони лошадей! Просто Даня еще не готов к этому разговору. Он подумает немного, а потом даст согласие, я это чувствую. – И он повернулся ко мне: – Ладно, Даня, давай прощаться. Да, вот еще что: мы в принципе контролируем ситуацию в отношении вашей бригады, поэтому весь наш разговор в отношении нашего дальнейшего сотрудничества пусть останется между нами. Ты никому об этом не болтай. А то, если мы узнаем, извини – можем в другое русло все направить.
– Конечно, понимаю, – кивнул я. – Вы можете сказать, что я сам из изолятора попросился к вам на встречу и предложил свои услуги. А вы мне отказали, так?
Опера засмеялись:
– Да, что-то в этом роде! Правильно мыслишь, паренек! Ну все, давай иди!
Михалыч похлопал меня по плечу и направился к дверям. Но тут мент, сидевший за столом, который, вероятно, был старшим, окликнул его:
– Михалыч, ты пушку сними или хоть пиджак накинь! А то ведь знаешь, что папа наш не любит, когда по коридорам с «плетками» ходят!
«Надо же, – подумал я, – у них терминология такая же, как и у нас! Конечно, специфика такая – они нас ловят, вот и говорим на одном языке...»
Михалыч тут же скрылся в дверях. Я остался стоять посреди кабинета. Вскоре он вернулся в наброшенной сверху спортивной куртке.
– Ну, пошли, – махнул он мне рукой.
Неожиданно в его кармане зашипела рация. Он включил ее и сказал:
– Прием!
– Михалыч, ты еще не ушел далеко? – послышалось из рации.
– Я пока в здании.
– Ты на проходной прими двух коммерсантов с рынка, они уже пришли, пропуска получены. Проведешь их к нам.
– Будет сделано, шеф! – ответил Михалыч и выключил рацию.
Через несколько минут мы уже подходили к стеклянным дверям проходной. Я увидел две знакомые фигуры – Егора и Виталия, того самого, который через меня вышел на Мансура. Я посмотрел на них. Они выглядели растерянными, поникшими, держали в руках паспорта и повестки. «Господи, только бы они ничего такого не сказали», – подумал я. Но предупредить их у меня не было никакой возможности.
Михалыч снова похлопал меня по плечу и сказал:
– Гуляй, Даня!
После этого он подошел к Виталию и Егору, поздоровался с ними.
– Давайте ваши пропуска и документы, – сказал он им. Те протянули ему бумаги. Некоторое время опер просматривал их, потом, показав бумаги дежурному, провел коммерсантов во внутренний дворик.
Я перешел на другую сторону улицы. Денег у меня было мало, на такси не хватало. Я поднял руку и стал ловить частника. Вскоре возле меня остановилась машина. Водителем был какой-то парень небольшого роста.
– Давай в Лефортово, – сказал я.
И вот я уже был дома.
Вечером, когда я собирался лечь спать, раздался телефонный звонок.
– Даня, это Татьяна, – услышал я знакомый голос Тани Любимовой. – Ты можешь сейчас подъехать ко мне домой, поговорить?
«Интересно, как она узнала, что я на свободе?» – подумал я.
– Конечно, подъеду, – ответил я. – Буду через тридцать минут.
Вскоре я был в квартире Сергея. Кроме Татьяны, там были Завадский и Федя Бешеный.
– Здорово, Даня, – они протянули мне руки.
Мне казалось, что они подозревают меня и знают о том разговоре, который состоялся сегодня с операми на Петровке, 38. Но я старался ничем себя не выдать.
– Ну, как дела? Рассказывай, как все произошло, – произнес Завадский.
Я стал подробно рассказывать о конфликте с потерпевшим, о том, как он пришел к нам в офис, как записывал разговор, как нас потом брали, как поместили в изолятор. Об эпизоде, как меня пытались вербовать, я, естественно, упоминать не стал.
Когда я закончил рассказ, Батя стукнул кулаком по столу и сказал:
– Я так и знал, что Серега этим кончит! Зря он так откровенно действует. Надо немножко по-другому все это делать. – И он посмотрел на Федю. Тот отрицательно покачал головой, не соглашаясь со сказанным.
– А я считаю, – сказал Федя, – что он поступил правильно. Ему авторитет, марку перед братвой держать надо! Что он будет вокруг да около ходить? Насчет Сереги ты, Ленчик, зря переживаешь. Он не сломается. Когда я с ним в Бутырке чалился, он правильно держался.
