Нельзя не отметить полезности данного начинания, называемого в литературе «новым явлением»[364], которое, однако, как уже отмечалось, так и не было претворено в жизнь. Нас здесь больше интересует содержательный аспект. Несмотря на то, что смирительный дом не являлся местом заключения преступников, совершивших серьезные преступления, его вполне можно расценивать как учреждение для исполнения разновидности лишения свободы; в этом смысле положение об условиях содержания и режимных требованиях, выраженных хотя и очень кратко, представляется шагом вперед в деле правового регулирования лишения свободы в целом (в литературе указывается также, что, судя по подготовительным материалам, обобщающим зарубежную практику, первоначально смирительные дома предназначались для более широкого круга преступников, с соответствующим различением режима заключения[365]).
Шагом вперед можно считать и предписываемую Учреждениями обязанность губернатором периодически проверять состояние тюрем, а также прокурорам всех уровней еженедельно посещать тюрьмы, «дабы посмотреть состояние в тюрьме содержащихся, и доходит ли до них все то, что им определено, и содержат ли их сходственно их состоянию и человеколюбиво» (курсив наш. – И. У.) (п. 13 ст. 405)[366]. В литературе описывается факт, когда в результате посещения тюрьмы в Санкт-Петербурге Военным губернатором в самом конце XVIII в., который имел беседы с арестантами, была существенно изменена мера наказания осужденным «по делу об утрате из Государственного банка»[367]. Мы можем констатировать, таким образом, о принимаемых мерах по укреплению законности в сфере исполнения лишения свободы. Согласно Указу 1781 г. предписывалось заключать в «работные» дома учинивших кражу в четвертый раз (за первые три полагались телесные наказания), если кража наносила ущерб менее 20 руб.[368] Осужденные должны были находиться там до тех пор, пока не заплатят всю сумму ущерба плюс начисления на содержание работного дома. Обратим внимание на то обстоятельство, что вор должен был лично отрабатывать вчиненный ему иск, какая-либо оплата со стороны не допускалась. В литературе справедливо указывается на прогрессивность этой нормы, объективно способствующей исправлению преступника[369]. Здесь же следует добавить, что в работные дома нарушители определялись полицией, деятельность которой была упорядочена изданием Устава Благочиния или Полицейского 1782 г.[370]
Отметим то обстоятельство, что с 1760 г. основными местами отбывания каторжных работ становятся Екатеринбургская каторга (просуществовала до 1800 г.) и знаменитая Нерчинская каторга, а еще позже появится и Сахалинская каторга. Постепенно менялся и характер каторжных работ: акцент со строительных работ смещался к работам в рудниках, заводах и фабриках (в пятой главе будет показано, что в ХХ в. труд заключенных в СССР претерпит такую же метаморфозу – от строительства крупных народнохозяйственных объектов в 20–50-е гг. до привлечения к работам на собственных предприятиях ИТУ).
Указом о суде и наказаниях за воровство разных родов 1781 г. во всех губернских городах предписано озаботиться заведением для осужденных преступников рабочих домов с назначением в «оных работ, для общей пользы потребных»[371] (в дополнение к смирительным домам, которые находились в ведомстве приказов общественного призрения). Но и это намерение осталось невыполненным, и опять же по причине нехватки средств. С 1787 г. лиц, осужденных за воровство, и которых должны были содержать в рабочих домах, запрещалось оставлять в столицах и губернских городах, их предписывалось отсылать по уездным городам, записывать там в «рабочие люди» и употреблять в казенных работах[372].
Некоторым образом изменилось и исполнение ссылки. Как уже отмечалось, при императрице Елизавете Петровне смертная казнь заменялась вечной ссылкой (с лишением прав состояния и обязательными работами, при этом ссылка на каторгу сопровождалась сечением кнутом, вырезанием ноздрей и клеймением «в чело»[373]), которая все более сближалась по условиям отбывания с вечной каторгой[374]. Происходит также разделение ссылки на 1) ссылку как уголовное наказание (в каторжные работы, на поселение) и 2) ссылку как меру административную (на житье). Ссылка на поселение рассматривается нами как вид лишения свободы, сходный с современным институтом колоний-поселений, который, собственно, и имеет прообразом ссылку на поселение XVIII в. Здесь же следует заметить, что при Елизавете Петровне предпринимались некоторые попытки улучшить положение содержащихся в местах лишения свободы[375], однако это осуществлялось бессистемно, от случая к случаю.
В связи с изложенным необходимо заметить, что в литературе последних лет высказывалось мнение о том, что колонию-поселение как одно из пенитенциарных учреждений современной России нецелесообразно считать учреждением для исполнения лишения свободы, поскольку условия содержания в них значительно отличаются от колоний полузакрытого типа (общего, строгого и особого режимов). Кроме того, по УК РФ 1996 г. введенное наказание в виде ограничения свободы также конкурирует с наказанием в виде лишения свободы в колониях-поселениях (как и в недалеком прошлом мало чем отличались по условиям содержания колонии-поселения и так называемые спецкомендатуры, где содержались условно освобожденные из мест лишения свободы). Тем не менее мы придерживаемся версии Уголовного кодекса России и полагаем поэтому считать ссылку на поселение в качестве разновидности лишения свободы и соответственно включаем ее в предмет нашего исследования. Несмотря на указанное выше разделение, в ссылку на житье по Указу 1775 г. направлялись также и лица, осужденные за преступления небольшой тяжести. Сосланные же на вечное поселение поступали в распоряжение казенного управления и до 1798 г. трудоспособные из них назначались в работы на строительство, на предприятия или хлебопашество, а неспособные содержались в тюрьмах или приселялись к деревням[376]. Однако в целом различие между ссылкой на вечное поселение и ссылкой на житье еще не было четким[377].
По-прежнему наказание в виде ссылки в каторгу и на поселение активно использовалось государством для извлечения прагматических целей политико-экономического характера, т. е. для обеспечения дешевой рабочей силой на строительстве государственных объектов, в работах на предприятиях, а также для колонизации отдаленных районов. Как замечает Н. Г. Фельдштейн, правительству «в изобилии нужны были рабочие руки, и подневольный труд поглощал собою другие составные части этого наказания»[378]. А Д. Дриль писал, что «нравственные условия каторги того времени были поистине ужасными»[379]. Вот какие, в частности, картины он рисовал: «На приисках и заводах, после тяжких дневных работ, предоставленные сами себе, арестанты в казармах жили пьяно, распутно, часто затевали кровавые драки и страшно воровали. Окружавшие заводы слободки… представляли собой в полном смысле слова вертепы и притоны пьянства, разгула, разврата и преступления. В них сходилось самое испорченное отребье общества, формировались преступные сообщества и шайки, задумывались и подготовлялись преступления, и люди утрачивали последние остатки совести… Свободные селения из бывших каторжан также не удавались, окончившие сроки работ арестанты спешили продавать свои дома и уходить в волости, к которым они были приписаны, и превращались там в беспризорных ссыльно-поселенцев»[380].
В 1773 г. был издан Указ, который в значительной мере запутал организацию ссылки: этим нормативным актом приписывалось вообще отменить ссылку. Однако ссылка, уже развитая в огромных масштабах, фактически, конечно же, продолжала действовать, поскольку освобождение ранее осужденных к этому наказанию не предусматривалось. А появление указа было связано с конкретным фактом: в Казани скопилось около пяти тысяч ссыльных, которым была определена ссылка в Сибирь, Оренбург и которые находились там без движения ввиду неорганизованности местных властей. В связи с этим повелевалось впредь до специального указа ни в Сибирь, ни в Оренбург в ссылку не направлять[381]. Исполняя это решение, Сенат предписал часть скопившихся ссыльных вернуть в прежние места, а часть определить в крепостные работы, направляя их туда на канатах (в связках) небольшими партиями с воинскими командами, а при отсутствии таковых – с командами уездных жителей. Ссылка в Сибирь и Оренбург была восстановлена в 1775 г. по докладу Сената[382]. С 1798 г. ссыльных на поселение и житье перестают посылать на работы с каторжными, «дабы тем не сравнять с преступниками за тяжкие преступления»[383]. В итоге к рубежу XVIII–XIX вв. практика ссылки достигает своего расцвета.
