Расово-гигиеническая идея о хороших качествах потомства настолько господствовала в древности, что вопрос о количестве детей уже само собой отходил на второй план; но с другой стороны у древних проявлялись еще также настоящие мальтузианские стремление из страха перенаселения, которое для маленьких греческих государств-городов действительно должно было быть нежелательным. Опасность эта уже рано принималась во внимание на практике законодателями, например, Феидоном в Коринфе. Особенно должен был этого опасаться господствующий класс, получавший свои доходы из земельных владений. Этим объясняется, почему различные формы практического мальтузианства нашли в то время отклик и одобрение. Мы встречаем здесь добровольную бездетность, что рекомендовали, например, философы Демокрит (см. выше) и Фалес, из которых Фалес остался холостым, потому что «он слишком любил детей» (Диог. Лаэрт. I, 4; Плут., Солон 6). Или же в браке применялось, так называемое, «moral restraint»; или же, чтобы воспрепятствовать рождению детей, предавались гомосексуальным сношениям. Весьма распространено было также изгнание плода (abactio partus, abortion), относительно допустимости которого мнения, впрочем, расходились уже в древности, хотя они далеко не были так строги, как в настоящее время. Взгляды врачей на этот вопрос Соран резюмировал в следующих словах.
«Мнение относительно употребление абортивных средств расходятся. Некоторые отвергают их, ссылаясь при этом на слова Гиппократа, «я никогда не буду назначать phthorion (абортивное средство)», далее они доказывают, что задача врачебного искусства заключается в том, чтобы охранять и спасать произведение природы. Другие разрешают пользоваться ими с выбором: никогда – в тех случаях, в которых желают сделать аборт, чтобы скрыть нарушение супружеской верности или заботясь о своей красоте; и всегда, напротив, в тех случаях, когда роды грозят опасностью, потому ли, что матка слишком мала и не может завершить роды, потому ли, что в маточном зеве существуют новообразование и разрывы или же потому, что существует какое-нибудь другое препятствие для родов. Тем же требованиям удовлетворяют и их взгляды на применение средств для предупреждения зачатия. Соглашаясь с этими последними, я также считаю более правильным препятствовать зачатию, чем убивать плод».
В противоположность приведенному, весьма любопытно, что такой человек, как Платон, не считал изгнание плода непозволительным (Республ. V, 461 с.) и что Аристотель прямо рекомендовал его, в смысле мальтузианском, как средство для ограничение слишком большой плодовитости и чтобы воспрепятствовать рождению детей, которые должны были бы родиться после установленного его законом периода деторождения. (Полит. VII [14], 16, 10). Римские стоики, напротив, отвергали изгнание плода по мотивам морального характера.
Законодательство отнюдь не относилось равнодушно к изгнанию плода. Это доказывает уже судебная жалоба на производство искусственного выкидыша. В Милете при особенных обстоятельствах даже был произнесен в таком случае смертный приговор. Так как не рожденный еще ребенок не считался в Риме ни «homo», ни «infans» (.Dig. XXXV. 2, 9, § 1; Сенека cons. ad. Heiv. 16), то римляне рассматривали искусственный выкидыш не как убийство, а только как безнравственный поступок. Если изгнание плода производили незамужние женщины, то никто не обращал на это внимания; супругов же наказывали, именно отца ребенка, причем наказание налагал цензор. Впоследствии применение абортивных средств было строго запрещено и около 200 г. после Р. X. abactio partus всеми рассматривалось вообще как «crimen extraordinarium» (Dig. XL VII, 11, 4; XL VIII, 8, 8, 3, § 1 и 2; XLIII, 19, 38, § 5), которое наказывалось изгнанием и каторжными работами в рудниках (Just. Nov. XXII, 16).
Что касается распространенности и частоты изгнание плода, то кульминационной точки они достигли в эллинскую эпоху и во время империи. Положение вещей в эллинскую эпоху описал Полибий (37, 9, 7 и далее). Тогда появилась система рождение одного или двух детей (Ein-Zweikindersystem), которая ревностно проводилась на практике. Вся Греция, по словам Полибия, страдала бездетностью и вообще недостатком людей; люди предавались роскошной жизни и страсти к удовольствиям и не хотели вступать в брак или же соглашались иметь только одного или двух детей. В одной сатире Варрона сказано: Когда то благословение детьми было гордостью женщины, теперь же, если муж ее желает иметь детей, она отвечает: разве ты не знаешь, что говорит Энний – я скорее согласна три раза рискнуть жизнью на поле битвы, чем один раз рожать!.. Мы видим, следовательно, что и в Риме страх перед детьми появился относительно довольно рано. Обширное применение изгнание плода среди галантных женщин августовской эпохи, довольно часто со смертельным исходом, описывает Овидий, возлюбленная которого, Коринна, также повинна в этом грехе (Amor. II, 13, 1 и след.). В 14 элегии его «Amores» мы читаем:
Но объясните, какой вас Персей иль Язон раздражает?
Что заставляет терзать вас утробу своею рукой?
В мрачных ущельях Армении тигры не столько жестоки,
И не бывает, чтоб львица пыталась вырвать свой плод,
Нежные девушки только на это могли покуситься;
И в наказание за то порой ожидает их смерть.
(Amores, книга II, 14-ая элегия, стр. 94, пер. Я. Б.)
На профессиональное изгнание плода женщинами указывает Ювенал (VI, 595 и след.):
Так искусства и так лекарства вон той всемогущи,
Что бесплодными делает и за деньги в утробе
Умерщвляет людей.
(Перев. Фета).
Среди женщин, продававших абортивные средства или производивших выкидыш, главным образом называют повивальных бабок и проституток (Плин. nat. hist. 28. 70). Клиентки их обращались к ним по различным мотивам. Если не считать стремление ограничить число детей, то наиболее частыми мотивами были страх перед опасностью родоразрешение (Ювен, VI, 592–594), страх, чтобы не обнаружилось нарушение супружеской верности, если ребенок был зачат вне брака (Ювен. II, 32–33; VI, 597 и дал.) и, наконец, страх потерять свою красоту (Сенека concol ad Helv. 16, 3; Геллй noct. att. XII, 1, 8). Частности об отношении проституции к абортивным средствам мы уже изложили выше (стр. 283).
Несомненно чаще, чем изгнание плода, практиковалось искусственное предупреждение зачатие при помощи различных специальных средств (Соран I, 19). Соран дает нам обзор этих средств, тем более интересный, что мы там находим предписание врачей и узнаем, как часто врачам приходилось назначать эти средства.
«В тех случаях», говорит Соран (I, 19), «когда полезнее воспрепятствовать зачатию, не нужно производить coitus в такое время, когда зачатие наступает всего легче, т. е. непосредственно до и после менструации». Далее он рекомендует механическое удаление семени при помощи известных движений и промывание водой; рекомендует также замыкание маточного зева вяжущими средствами (квасцы, свинцовые белила, меккский бальзам, гальбан, гранатка, чернильные орешки) и вкладывание пессария во время сношение и указывает даже на изменяющее (химическое) действие известных средств на сперму («Ибо если такие средства действуют вяжущим и охлаждающим образом, то они замыкают маточный зев в момент перед сношением и препятствуют вступлению спермы в полость матки; если они к тому еще действуют раздражающим образом, то они не только препятствуют тому, чтобы сперма осталась в полости матки, но еще извлекают даже из маточной полости другую жидкость»), к внутренним средствам, противодействующим зачатию и «способствующим менструации», которых он перечисляет целый ряд, Соран относится неодобрительно («по нашему мнению, исходящий от них вред все же довольно значителен, потому что они расстраивают желудок и возбуждают рвоту, а также вызывают тяжесть головы, распространяя на нее болезненное состояние»); еще меньше значение он признает за применявшимися часто против зачатия амулетами.
Последний и чрезвычайно распространенный у греков способ, при помощи которого старались противодействовать нежелательному приросту детей, заключался в подкидывании новорожденных (о чем уже была речь выше, стр. 197); наряду с продажей детей оно составляло весьма обычный мотив новейшей комедии. Законодательство, в общем, относилось к этим жестоким мерам совершенно равнодушно.
Вопрос об алкоголизме считается в настоящее время существенной составной частью полового вопроса, и мы находим нужным с ним бороться, в особенности с целью уменьшение венерических болезней. Но в древности он привлекал к себе относительно мало внимания, хотя тесная связь его с развратом и проституцией, о которой мы говорили подробнее выше (стр. 131–136, 217, 232, 280), безусловно, была уже в то время известна. К удивлению, в древности женщины в большей степени пользовались репутацией пьяниц, чем мужчины (Pollux VI, 25; Anthol. Pal. XI, 298; Ари– стоф. Thesmoph. 393 и др.).
