О христианской секте мессалийцев или евхетов, живших главным образом в Антиохии, Епифаний (Haeres. 80) сообщает, что часть из них поклоняется сатане и потому они называются также сатаниапцами. От византийца Михаилла Иселлоса мы узнаем, что сатанианцы эти существовали еще в XI веке, почитали «Сатанаеля», а Сына Божьяго проклинали во время своих оргий, причем к ним являлись и демоны и тогда они совершали будто бы отвратительнейшие садические и мазохические акты (половое смешение без всякого различия, в темноте, вместе с копрофагией и умерщвлением детей), чтобы изгнать из души ее божественные составные части и таким образом превратиться в добычу демонов.
Гностико-манихейские секты средних веков, носившие различные названия, как кафары, павликиане или паулициане, болгары (по-французски «Bolgres» или «Bougres») подвергались аналогичным обвинениям, так же, как и вальденсы, штедингенцы и тамплиеры. Все эти обвинения, собранные в отдельности между прочим Солданом и Дюлором, по существу, одни и те же и сводятся к обвинениям в диких половых, гетеро– и гомосексуальных оргиях, в садически-мазохической форме, связанных с празднованием «сатанинской мессы» или «черной мессы» и «шабаша ведьм».
Описание сатанинской мессы, составленные такими авторами, как Солдан, Иоганн Шерр, Карл Вейнхольд, Роланд Бреванн, Жюль Мишле, и другие, в своих частностях, правда, очень наглядны и верны, но они недостаточно ясно подчеркивают центральный пункт черной мессы, половой элемент, в особенности садизм и мазохизм, и полную разнузданность диких дионисьевских инстинктов. Это сделал раньше других Иозеф фон Геррес, который в своей «христианской мистике» посвятил очень обстоятельное описание вере в ведьм и в колдовство с католической точки зрение. Он показывает, что при шабаше ведьм дело идет о дьявольской пародии на христианскую мессу, что «дьявол пристроил свою ризницу к церковному собору» и в ней справляет свой «обезьяний культ», причем святой водой служит его моча, которой окропляют всю общину, и вся эта развратная сцена освещается черными свечами, а черные гостии употребляются в грязном виде. Дьявол выступает обыкновенно в видекозла и, прежде всего, требует присяги на верность: все присутствующие мужчины и женщины должны целовать ему при этом anteriora и posteriora. Гёррес справедливо находит, что такая форма поклонение, безусловно, характерна для половой фантазии, имеющей ясно выраженный копролагничесхий характер для формы полового самоуничижение и смирения, «погружение в глубину царства ночи» и «вечного рабства под абсолютизмом зла». Что касается форм половой деятельности во время сатанинской мессы, то по воскресеньям справлялись оргии противоестественных страстей, по четвергам и субботам – оргии скотоложства и греха Содома, по средам и пятницам – богохульство и акты удовлетворение чувства мести, по понедельникам и субботам – шабаш обыкновенных страстей. При этом ясно обнаруживалась бисексуальность злого духа (и вероятно также его последователей). Все товарищество, принимающее участие в шабаше, как мужчины, так и женщины, равно служат его похоти, его фавориты становятся «королями» и «королевами» данной оргии. Дикий характер такой сатанинской оргии Гёррес описывает следующим образом: «Все, что развратнейшее безумие может придумать в сфере похоти; что жгучая чувственность может вытолкнуть из глубины своей на по верхность; куда могут заблудиться разнузданные страсти; все злое, перед чем пугается даже сама природа – все это совершалось и практиковалось там, как служение новому богу… Как проявляют свою любовь тигры и леопарды, так разрывают друг друга в мрачном сладострастии взбесившиеся, и только кровь разве потушит это пламя… Ненависть священников, посещающих шабаш, заставляет их иногда читать мессу над большими гостиями, вырезывать затем их середину, обклеивать изготовленным таким же образом пергаментом и затем позорным образом употреблять их для своей похоти… Во время мессы совершается тысяча бесчинств: одни высовывают язык, другие ругаются, третьи обнажают свое тело и т. д. Делом милосердие считается: не давать еды, питья и одежды бедным, не принимать чужестранцев, оставлять на произвол судьбы слабого и заключенного, выкапывать для шабаша погребенных детей, придерживаться лжеучений и ереси, умножать сомнение и беспокойство, впавших в грех заставлять пасть еще глубже. Вседобродетели считаются пороками. Разврат заменяет скромность, кутеж – умеренность, зависть – любовь к ближним и т. д.». Для объяснение садических ужасов черной мессы Гиррес говорит также о «половом инстинкте и жажде крови, как точках соприкосновение чтобы завязать демонические сношения». Демоническая жажда крови является для него «оборотной стороной сладострастия», причем он для доказательства ссылается на Бренвилье, Жилль де Лаваль де Ре и на других.
В литературе и в речи сатанизм можно доказать в «кристологическом миме», в котором в насмешку подражали христианским таинствам на сцене; затем также в византийских пародиях на мессу, на пример, в опороченной мессе безбородых» от XIII или XIV века, составляю щей грубую пародию на литургию со всеми гимнами и легендами, и, наконец, в многочисленных сатанинских неприличных выражениях народного и бордельного жаргона, обнаруживающих примитивный характер всего этого круга идей. Доказанная Аве-Лаллеманом связь между церковным и бордельным языком средних веков, которую он объясняет безнравственностью священников и их интимными отношениями с проститутками, вероятно, скорей косвенная, потому что пародия на религиозные вещи в языке проституток проистекает главным образом из примитивных садических инстинктов, как они проявляются в особой форме сатанизма.
Но характерная черта безумной веры в колдовство, в ведьм и в сатану, представляющая для нас особенный интерес, заключается в цен тральной роли в ней женщины и в тесной связи этих явлений с проституцией.
В виду упомянутой нами выше позиции христианства по отношению к женщине, которую оно называет «вратами дьявола», искушение через посредство женщины должно было быть для аскета теолога равнозначаще с искушением через посредство дьявола; женщина приобретала в его глазах дьявольские черты, по существу своему полового характера. От дьявола происходят тайные чары женщины, врожденное сладострастие и чувственность которой обосновываются вполне теологически в «Malleus maleficarum». В этом пользующемся дурной славой произведения завершается систематическое «обострение веры в ведьм, как относящейся исключительно к женскому полу, как заключительной стадии продолжавшегося веками, полного теологических предрассудков развития. Отныне одну только женщину, как вызывающую похоть соблазнительницу и в то же время как объект безграничной похоти, главным образом, следовательно, как проститутку, считают существом, имеющим связь с магией, колдовством и со всякой вообще дьявольщиной и ересью. Представление это, как мы видели, восходит вглубь времен до первобытного христианства. Уже Симон Маг, «первый архиеретик» и «антиапостол», обязан будто бы своими идеями и своим «высшим разумом» связью с проституткой, купленной на рынке в Тире. У Грегора фон Тура упоминается проститутка и пророчица, зарабатывавшая ежедневно своим искусством много золота и серебра, но, как нашел епископ вердюнский, скрывавшая в себе «нечистого духа». И если, как символ этой связи между учением о ведьмах и проституцией, во главе «безумных дев» страсбургского Мюнстера изображается одержимая нечистым демоном ведьма, то связь эта, согласно исследованиям Иоганна Франка, оправдывается и этимологически, потому что слово «Нехе» (ведьма) имеет связь с «hagat», что означает распутная женщина, а история культуры указывает на связь между музыкантшами, актрисами и колдуньями. В самом деле, сводницы и проститутки издавна пользовались славой, что они с особенной ловкостью и утонченностью умеют приготовлять и преподносить различные любовные и антилюбовные средства, волшебные и любовные напитки, а-также применять чары любви путем заговора и колдовства; им приписывалось также искусство превращать честных молодых девушек в жадных к деньгам проституток. Согласно средневековым представлениям, в этих делах всегда принимал участие дьявол. «Дух, с которым связывается менада, должен служить советом и помощью; подобно тому, как он прежде был мастером в приготовлении кушанья, он теперь становится сводником, а сама ведьма является «хитрой, ловкой смелой и опытной посредницей. Связь эта сохранилась и до настоящего времени; проститутка и теперь еще является самой преданной приверженицей всевозможных суеверных и волшебных представлений и в пожилом возрасте часто прибегает к магическим средствам для любовных целей. В Лиссабоне, например, и теперь еще держится в полной силе среди проституток средневековый предрассудок, что бордельные кварталы, так называемые «Juderia» и «Моп resia», представляют настоящие «гнезда ведьм»; их посещают многочисленные женщины и молодые девушки, чтобы там, в узких и грязных улицах, в трущобах, поручать проституткам и сводницам варить для них оказывающие желанное действие любовные напитки. Квартиры этих мегер, совершенно как при черной мессе, украшены скелетами, черепами, жаровнями и другими страшными орудиями колдовства, сами же они применяют все средства средневековых ведьм. Так, в 1901 году некая Козилд а завлекала в свой дом маленьких детей и острым ножом вскрывала у них на руке кровеносные сосуды, чтобы собрать их кровь обладающую, согласно старому поверью, особенно волшебной силой. Аве – Лаллеман говорит о «многочисленных трущобах, в которых в особенности старые сводницы и отставные проститутки эксплуатируют грубое невежество, многовековое суеверие и безумную жажду наслаждений».
