Мы привели эту длинную цитату потому, что в ней отчетливо сформулирована мысль о единстве информации и регулирования, если они рассматриваются как механизмы адаптации, и одновременно еще раз подчеркнуто характерное для всего нейрокибернетического направления отвлечение от параметра осознания (пешеход остается «познающей» системой по отношению к красному сигналу на уровне своей моторики и в том случае, когда осознание мотивов этой реакции у него отсутствует).
Приобретенная информация может быть использована в целях регулирования, очевидно, только в том случае, если на ее основе вносится какая-то упорядоченность в действия, т.е. вызывается антиэнтропический эффект. Создание же такой упорядоченности не может быть достигнуто без того, чтобы существовала определенная система «правил», определяющих значимость поступившей информации, определенных «критериев предпочтения», на основе которых происходит решение определенных тенденций реагирования», достаточно гибких, чтобы изменяться при изменении ситуации или задачи и одновременно достаточно инертных, чтобы продолжать оказывать направляющее влияние вопреки множеству потенциально возможных мешающих воздействий.
Эта, казалось бы, очевидная и не столь сложная идея неразрывного единства трехчленной структуры (информация — критерии предпочтения — антиэнтропический эффект) родилась, однако, явно под несчастливой звездой: так труден был путь ее проникновения в науку. Осознание адекватности этой идеи в психологии и ее оформление в виде представлений об «установке», как о факторе, который опосредует связь между информацией и регуляцией поведения, произошло уже давно, однако до сих пор далеко не ясно, как следует понимать физиологическую природу и психологический смысл подобных установок. В нейрофизиологии долгое время происходило досадное смешение представления об «установке» с представлением о «динамическом стереотипе», отражающем не менее важный, но качественно иной принцип организации реакций[46].
Подчинение нейрофизиологических процессов принципу установки с предположительным выделением мозговых систем, преимущественно ответственных за формирование и работу установок, было намечено у нас впервые в работах грузинской психологической школы Д. Н. Узнадзе [20; 96, стр. 569—581], за рубежом — в работах Pribram [167, стр. 1323—1344; 222]; Fraisse [195, стр. 33—52], Paillard [195, стр. 7—31] и др. Что касается нейрокибернетических моделей, то только сторонники упоминавшегося нами ранее эвристического направления в полной мере оценили значение принципа установки как фактора регулирования поведения системы, что нашло свое характерное выражение во включении в созданный Newell, Shaw и Simon «вычислитель для решения задач общего типа» специальных механизмов селективного отбора [241, стр. 211]. В электронно-вычислительных же машинах обычного типа роль регулирующих установок выполняется в значительной степени иерархически построенной системой программ.
§78 Связь неосознаваемых форм высшей нервной деятельности с формированием и использованием установок
Какую же роль играет понятие об установке в обосновании представления о «бессознательном»? Здесь нам хотелось бы подчеркнуть несколько положений, важных для последующего анализа.
Как мы пытались показать выше, представляется весьма вероятным, что одной из наиболее важных функций неосознаваемой высшей нервной деятельности является ее участие в процессах переработки информации. Это участие, однако, также немыслимо без организующей роли установок (эквивалентом которых в кибернетических моделях являются системы программ), как невозможно без установок и регулирование реакций, происходящее на основе поступившей информации. Информация приобретает значение регулирующего фактора только после какого-то ее соотнесения с предсуществующей совокупностью «правил», «тенденций», «критериев» или, выражаясь более обобщенно, установок, придающих «вес» тем или другим ее элементам. И это важное положение теории регулирования сохраняет свое значение независимо от характера регулируемой системы, т.е. независимо от того, чем является эта система: электронно-вычислительной машиной, управляемой энергетической конструкцией, физиологическим органом, выполняющим вегетативные функции, или мозгом. Само собой разумеется, что материальное воплощение и функциональное выражение установок будет во всех этих случаях различным, однако как логический компонент процесса регулирования установка так же неотъемлема, как неотъемлемы компоненты «сличения» и «корригирования», происходящего на основе обратной связи.
Для представления о «бессознательном» эти общие положения теории регулирования имеют особое значение потому, что они обращают внимание на необходимость сделать второй шаг, коль скоро сделан первый. Допустив связь неосознаваемых форм высшей нервной деятельности с переработкой информации, мы тем самым принимаем связь этой деятельности с формированием установок. Именно это мы и подразумевали выше, говоря об основных аспектах, в которых нейрокибернетическое направление углубило теорию «бессознательного», — об аспекте неосознаваемой переработки информации и об аспекте неосознаваемых установок, — как о двух сторонах процесса регулирования любых проявлений приспособительной активности организма.
§79 Установка как выражение «непереживаемой эмоции»
Представление о том, что функцией неосознаваемой высшей нервной деятельности является не только переработка информации, но также формирование установок, имеет совершенно особое значение в плане дискуссии с традиционным психоаналитическим толкованием функций «бессознательного».
Согласно психоаналитической трактовке, основным содержанием «бессознательного» (или «подсознательного») являются различного рода эмоции и аффекты, регулирующее воздействие которых на поведение оказалось нарушенным из-за их «вытеснения». Не оперируя такими представлениями, как «информация» и «установка», проникшими в психологию и неврологию лишь в значительно более позднем периоде, психоаналитическая концепция тем не менее отразила (пусть на языке скорее XIX, чем XX века) факт регулирующих воздействий, оказываемых «бессознательным» на поведение. Не располагая системой адекватных понятий, которая позволила бы вскрыть очень своеобразный механизм, лежащий в основе подобных воздействий, психоаналитическая концепция, как и другие примыкающие к ней направления, использовала по необходимости упрощенный прием, представляющийся нам теперь даже несколько наивным. Она стала трактовать «бессознательное» антропоморфно, полностью уподобив его отношение к регуляции поведения тому, которое характерно для нормального сознания. Именно отсюда вытекает специфическое для психоанализа понимание «бессознательного» как системы мотивов, противостоящей сознанию, как чего- то наделенного почти всеми основными аттрибутами человеческой психики: способностью желать, накапливать интенсивность аффекта, стремиться к определенной цели, искать обходные пути для удовлетворения потребности удовлетворяться или не удовлетворяться достигнутым и т. д. Над вопросами же, как понять парадокс «неосознаваемого аффекта», к чему сводится психологически и физиологически подобный неосознаваемый аффект, не превращается ли он при достаточной «выключенности» осознания всего лишь в зафиксировавшуюся систему тенденций регуляции, т. е. по существу в систему установок — над всеми этими вопросами психоаналитическое направление никогда особенно не задумывалось.
Для того чтобы разобраться в этих сложных вопросах, следует прежде всего уточнить связь между понятиями установки и эмоции.
Мы не будем сейчас касаться представлений о физиологических основах эмоций, разрабатывавшихся многими авторами после создания известной теории Джемса—Ланге [Cannon (124), Bard (107), Papez (218), Lindsley (199), MacLean (167, стр. 1723—1744), Gellhorn и Loofbourrow (163) и др.]. Важность этих представлений, особенно тех из них, которые раскрывают связь эмоциональных состояний с определенными мозговыми системами (например, с системой гиппокамп — мамиллярные тела гипоталамуса — переднее ядро таламуса — поясная извилина «висцерального мозга»), с уровнями активности симпатического и парасимпатического отделов гипоталамуса и т.п., очевидна. Этот анализ лежит, однако, не в том логическом аспекте, который нас сейчас интересует. Более близка к этому аспекту «биологическая теория эмоций», разработанная П. К. Анохиным [2; 4, стр. 339—357], по которой эмоциональное состояние является функцией «обратной информации от результатов совершенного действия», выполняющей тормозящую или, наоборот, активирующую роль (в зависимости от совпадения или, наоборот, от несовпадения «достигнутого» с «параметрами акцептора действия»). Основной момент, который в интересующем нас плане следует подчеркнуть, мы предпочли бы выразить так.
