Мы видим, таким образом, насколько сложно на современном этапе обсуждение проблемы «бессознательного». К этому можно уверенно добавить: обсуждение этой темы в той форме, в какой оно велось на протяжении последних десятилетий, т.е. в полном отрыве от общего учения о мозге, в настоящее время принципиально неадекватно. Проблема «бессознательного» и сегодня остается, конечно, одной из фундаментальных проблем прежде всего психологии.
Однако в условиях столь характерного для современности сближения психологии с рядом смежных дисциплин, в первую очередь с учением о высшей нервной деятельности, теорией биологического регулирования, психиатрией и неврологией, проблема «бессознательного» перестает быть предметом только психологии[98].
Рассчитывать на какое-то дальнейшее продвижение в ее разработке можно только в том случае, если окрепнет стремление связать эту разработку с более широким кругом представлений, к которому тяготеют в настоящее время и многие другие психологические вопросы. Но это значит, что при анализе проблемы «бессознательного» должен быть учтен глубокий пересмотр понимания закономерностей и механизмов мозговой деятельности, который характерен для современной нейрофизиологии и который в значительной степени связан с проникновением в последнюю идей, зародившихся первоначально в области кибернетики.
Сказанного достаточно, чтобы объяснить, почему мы, анализируя проблему «бессознательного», уделили внимание рассмотрению некоторых общих положений современной теории биологического регулирования, разработанных в Советском Союзе еще в 30-х годах Н. А. Бернштейном и глубоко и разносторонне развитых в дальнейшем, независимо от работы Н. А. Бернштейна, Wiener, Shannon, von Neumann, А. Колмогоровым, П. К. Анохиным, Д. Н. Узнадзе, И. М. Гельфандом и их многочисленными учениками. Это рассмотрение позволило нам напомнить одну из наиболее характерных тенденций, выступивших за последние годы в учении о мозге, а именно тенденцию нейрокибернетики объяснять детерминацию «разумного», целесообразно ориентированного поведения материальной системы (возникновение реакций адекватного выбора, элективного избегания и т. п.) на основе физических, биофизических и физиологических категорий, полностью при этом отвлекаясь от соображений о той специфической работе мозга, которая лежит в основе регулирующей роли сознания.
Именно в стремлении реализовать эту тенденцию заключается скрытый пафос многих работ, затрагивающих возможности образования понятий автоматами, теорию самоорганизующихся систем, проблему процессов, происходящих в логических «нейронных» сетях, вопросы «гистономических» поисков и другие темы сходного типа.
В современном учении о мозге сложилась поэтому своеобразная и для многих неожиданная ситуация. Если на протяжении предшествующих десятилетий немало чернил было пролито с целью разобраться, реальны ли как фактор поведения неосознаваемые формы психики, причем находились исследователи, отвечавшие на этот вопрос отрицательно, то сейчас, как это ни парадоксально, аналогичный вопрос ставится уже в отношении сознания: является ли оно фактором, специфически участвующим в регулировании нервных процессов или же его правильнее рассматривать лишь как эпифеномен мозговой активности, который при обсуждении механизмов последней вообще принимать в расчет не следует.
Вряд ли нужно пояснять, насколько важна эта ситуация для представлений о «бессознательном». С одной стороны, благодаря ей создается впечатление, что многое из выявленного в последние годы в отношении организации и механизмов мозговой активности относится гораздо скорее к теории неосознаваемых форм высшей нервной деятельности, чем к теории сознания. С другой же стороны, эта ситуация остро ставит методологический вопрос: следует ли принять подсказываемое многими из современных яейрокибернетиков эпифеноменалистическое решение проблемы сознания или же, с благодарностью принимая вклад нейрокибернетики в учение о мозге, необходимо тем не менее указать на известную упрощенность подхода, допускаемую некоторыми из представителей этого направления при рассмотрении коренных вопросов теории организации мозговой деятельности.
Значение этой альтернативы для теории «бессознательного» очевидно. Если склониться к первому из упомянутых выше вариантов решения, то вся проблема взаимосвязи активности «бессознательного» и сознания, весь вопрос о взаимоотношениях, существующих между осознаваемыми и неосознаваемыми формами психики и высшей нервной деятельности, утратил бы актуальность. Если же предпочесть второй вариант, то возникает нелегкая задача показать, во-первых, в чем именно заключается специфическая функция сознания как фактора, влияющего на динамику психических феноменов и физиологических процессов, и, во-вторых, каким образом эта функция «вписывается» в общую картину организации мозговой деятельности, создаваемую современной нейрокибернетикой. Совершенно очевидно, что, не уточнив этих представлений о функциях сознания, мы лишены возможности понять сколько-нибудь глубоко и соответствующие функции «бессознательного».
* * *
Такова краткая характеристика исходных положений, которые следует учитывать при рассмотрении проблемы «бессознательного». Именно эти положения определили конкретные задачи и направления нашего анализа.
Прежде всего мы попытались проследить первые этапы научного подхода к вопросу о «бессознательном» и рассеять довольно распространенное, но неправильное представление, по которому пионером такого подхода был Freud. Литературные источники начала века, в частности материалы Бостонской (США) дискуссии 1910 г., показывают, что экспансия идей психоанализа явилась, в определенных отношениях скорее даже шагом назад в постепенном формировании представлений о механизмах и роли «бессознательного», происходившем на протяжении последних десятилетий девятнадцатого века[99]. Многие из направлений, существовавших в психологии и психопатологии того периода, довольно сплоченно противостояли психоаналитической концепции. Расхождения между этими направлениями были менее значительными, чем то, что их отличало от фрейдизма. Их общей целью было отстоять (и в этом отражался их прогрессивный характер) право на существование идеи неосознаваемого регулирования психических явлений и физиологических процессов, которое латентно способствует работе сознания и без учета которого мы ни саму эту работу, ни ее клинические расстройства понять не можем. Никакими функциями, изначально антагонистическими сознанию, «бессознательное» при этом не наделялось. Фрейдизм же выразил возникновение принципиально иного подхода к этой проблеме.
Изучение материалов Бостонской дискуссии показывает также, как мало продвинулись мы за полвека существования идей психоанализа в понимании природы «бессознательного» и даже в обосновании соображений, из которых вытекает только сам факт реальности неосознаваемых форм психики. Ё этом отношении демонстративным является сопоставление материалов Бостонского совещания по проблеме «бессознательного» с материалами состоявшегося на 56 лет позже Московского симпозиума по проблеме сознания (1966 г.). Скептические высказывания некоторых из участников Московского симпозиума (А. Т. Бочоришвили и др.)» стремившихся доказать внутренне противоречивый характер (и, следовательно, нереальность) представления об активности, которая, являясь «психической», в то же время является «неосознаваемой», иногда почти в деталях воспроизводили ход мысли тех, кто на дискуссии в Бостоне отрицал возможность существования неосознаваемых форм психики (Brentano, Munsterberg, Ribot и др.).
Широкое распространение идей психоанализа в последующие десятилетия сопровождалось почти полным вытеснением подавляющего большинства других конкурировавших с этими идеями трактовок проблемы «бессознательного». Отступление этих непсихоаналитических подходов было неизбежным, так как в те далекие годы еще полностью отсутствовали теоретические и методические предпосылки, на которые могла бы опереться их дальнейшая разработка. Обоснование непсихоаналитического представления о неосознаваемых формах психики было в такой же мере невозможным без опоры на разработанную психологическую теорию сознания, в какой представление о неосознаваемых формах нервной деятельности оставалось беспредметным при отсутствии понимания, хотя бы в самых общих чертах, механизмов этой деятельности, ее функций и основных способов ее проявления. Необходимые предпосылки такого анализа (методологически адекватная психологическая теория сознания, теория структуры материальных систем, способных к сложным формам переработки информации, и психологическая теория «установок») были созданы, как известно, только десятилетия спустя.
